Адамант Луар - Шесть с половиной недель
текст песни
36
0 человек. считает текст песни верным
0 человек считают текст песни неверным
Адамант Луар - Шесть с половиной недель - оригинальный текст песни, перевод, видео
- Текст
- Перевод
Город утром сонно потягивается, наполняются проспекты людьми, играющими в перетягивание каната, наслаждающимися суетой. Я был здесь своим когда-то, теперь абсолютно чужой, и мне не хочется возвращаться обратно к той жизни, от которой ушел сознательно. Я перебираю ворох ненужной бумаги в карманах, нахожу сломанную сигарету, закуриваю. Сворачиваю с Литейного на Пестеля, потом на Моховую, захожу в темный бар, выпить рюмку-другую, выпустить пар. Пить с утра может быть неэтично, но я давно уже забыл о приличиях. Мой пиджак помят и разорван, голос похож на карканье ворона, глаза видят сквозь пустоту мира, в голове бардак. Сотни разных квартир за последние пять лет, отсутствие страха, крах.
Молчаливый бармен укоризненно смотрит, постукивая пальцами по стойке, я достаю клочок мятой бумаги, пишу какие-то строки. В последнее время я так ухожу от реальности, не желая ничего менять кардинально, отдыхая от праведности, иду с ней бок о бок. Даже не замечаю, как наступает полдень, в мысли проникают боги, пытаются направить на истинный путь. Ничего не знаю об истине, обещаю им, когда-нибудь – искренне.
Женский голос справа разрывает мысли. Она говорит о проблемах, а может быть о счастье. Не пытаясь уловить суть, запоминаю только ее имя – Настя. Она пьет водку, выстукивает какой-то ритм – мой разум, убитый ее мотивами, кипит. Она спрашивает о жизни, я отвечаю общими фразами, пару раз назвав меня сволочью, она отворачивается, потом поворачивается снова и замечает, что моя уродливость делает меня не таким как все. Взяв за основу мой внешний вид, она рассказывает мне обо мне. Она говорит-говорит-говорит.
Мы пересаживаемся за столик, легкая закуска, много выпивки. Я спокоен, она довольна. Извлекаю из ее слов немного морали, понимаю, что ей хреново по жизни, она без работы полгода, уже февраль, а ничего нового. За окнами погода – дрянь. Ей осточертело вставать рано, стоять в очередях на бирже труда, ходить по вырезкам из газет, она кажется автослесарь. Я слушаю и курю сигареты. Мне начинает нравиться это темное место. Потом она говорит, что уехала бы давно, но ее байк заложен, и выкупить его пока не представляется возможным. Я вспоминаю старину Майка, даю ей его номер – у него автомастерская и недавно помер Игнат, который работал у него лет десять. Думаю, Майк будет рад обновить свой штат, если она и вправду автослесарь. Потом мы пьем за ее новую работу, посылаем к черту все проблемы, заботы повседневной жизни. Она напевает какую-то песню – то ли на шведском, то ли на немецком языке.
Целый день проведен в кабаке. К счастью, у меня есть кое-какие деньги, их хватит, чтобы оплатить счет. В ходе разговора сумбурные мысли то и дело отправляются в полет. Когда мы выходим из бара, на улице уже темно. Прохожих мало, зажигаются окна, рядом у театра толпится народ. Серый, то ли заснеженный, то ли дождливый город, пересохший от выпивки рот. Идем на Греческий, там она следит за квартирой, заходим по пути в магазин, покупаем вино, потом входим в парадную, в которой несет как в сортире. Поднимаемся на второй этаж, все внутри разрывается от вечерней блажи. Мы пьем до шести утра, говорим, засыпаем, просыпаемся вместе. Чай, сигареты, постель, жизнеутверждающие песни – шесть с половиной недель.
Молчаливый бармен укоризненно смотрит, постукивая пальцами по стойке, я достаю клочок мятой бумаги, пишу какие-то строки. В последнее время я так ухожу от реальности, не желая ничего менять кардинально, отдыхая от праведности, иду с ней бок о бок. Даже не замечаю, как наступает полдень, в мысли проникают боги, пытаются направить на истинный путь. Ничего не знаю об истине, обещаю им, когда-нибудь – искренне.
Женский голос справа разрывает мысли. Она говорит о проблемах, а может быть о счастье. Не пытаясь уловить суть, запоминаю только ее имя – Настя. Она пьет водку, выстукивает какой-то ритм – мой разум, убитый ее мотивами, кипит. Она спрашивает о жизни, я отвечаю общими фразами, пару раз назвав меня сволочью, она отворачивается, потом поворачивается снова и замечает, что моя уродливость делает меня не таким как все. Взяв за основу мой внешний вид, она рассказывает мне обо мне. Она говорит-говорит-говорит.
Мы пересаживаемся за столик, легкая закуска, много выпивки. Я спокоен, она довольна. Извлекаю из ее слов немного морали, понимаю, что ей хреново по жизни, она без работы полгода, уже февраль, а ничего нового. За окнами погода – дрянь. Ей осточертело вставать рано, стоять в очередях на бирже труда, ходить по вырезкам из газет, она кажется автослесарь. Я слушаю и курю сигареты. Мне начинает нравиться это темное место. Потом она говорит, что уехала бы давно, но ее байк заложен, и выкупить его пока не представляется возможным. Я вспоминаю старину Майка, даю ей его номер – у него автомастерская и недавно помер Игнат, который работал у него лет десять. Думаю, Майк будет рад обновить свой штат, если она и вправду автослесарь. Потом мы пьем за ее новую работу, посылаем к черту все проблемы, заботы повседневной жизни. Она напевает какую-то песню – то ли на шведском, то ли на немецком языке.
Целый день проведен в кабаке. К счастью, у меня есть кое-какие деньги, их хватит, чтобы оплатить счет. В ходе разговора сумбурные мысли то и дело отправляются в полет. Когда мы выходим из бара, на улице уже темно. Прохожих мало, зажигаются окна, рядом у театра толпится народ. Серый, то ли заснеженный, то ли дождливый город, пересохший от выпивки рот. Идем на Греческий, там она следит за квартирой, заходим по пути в магазин, покупаем вино, потом входим в парадную, в которой несет как в сортире. Поднимаемся на второй этаж, все внутри разрывается от вечерней блажи. Мы пьем до шести утра, говорим, засыпаем, просыпаемся вместе. Чай, сигареты, постель, жизнеутверждающие песни – шесть с половиной недель.
The city is spent sleepily in the morning, the avenues are filled with people playing in the tug of rope, enjoying bustle. I was here once, now absolutely alien, and I do not want to go back to the life from which I went consciously. I am sorting out a pile of unnecessary paper in my pockets, find a broken cigarette, cigaret it. I turn off the foundry to Pestel, then to Mokhovaya, I go into a dark bar, drink a glass or two, let the steam let out. Drinking in the morning can be unethical, but I have long forgotten about decency. My jacket is dented and torn, my voice looks like a crow's croaking, my eyes see through the emptiness of the world, in the head of the mess. Hundreds of different apartments over the past five years, lack of fear, collapse.
The silent bartender looks reproachfully, tapping his fingers on the rack, I take out a piece of crumpled paper, I write some lines. Recently, I have been leaving reality so, not wanting to change anything dramatically, relaxing from righteousness, I am going sideways with her. I don’t even notice how noon comes, the gods penetrate thoughts, try to direct to the true path. I know nothing about the truth, I promise them, someday-sincerely.
The female voice on the right breaks thoughts. She talks about problems, or maybe happiness. Without trying to catch the essence, I remember only her name - Nastya. She drinks vodka, sticks out some rhythm-my mind, killed by her motives, boils. She asks about life, I respond with general phrases, calling me a bastard a couple of times, she turns away, then turns again and notices that my ugliness makes me not like everyone else. Taking my appearance as a basis, she tells me about me. She says-say, say.
We are transplanted at the table, a light snack, a lot of drink. I am calm, she is satisfied. I extract a little moral from her words, I understand that she is shitty in life, she is without work for six months, already February, and nothing new. Outside the windows the weather is rubbish. She was fooled to get up early, standing in lines on the labor exchange, walking on newspapers clippings, she seems to be a car mechanic. I listen and smoke cigarettes. I begin to like this dark place. Then she says that she would have left for a long time, but her bike is laid, and it is not yet possible to redeem it. I remember the old Mike, I give her his number - he has a car repair shop and recently died Ignat, who worked for him for ten years. I think Mike will be glad to update his staff if she really is a car mechanic. Then we drink for her new work, send to hell all problems, concerns of everyday life. She sings some kind of song-either in Swedish, or in German.
The whole day was spent in a tavern. Fortunately, I have some money, it will be enough to pay the bill. During the conversation, chaotic thoughts every now and then go on flight. When we leave the bar, it is already dark on the street. There are few passers -by, windows are lit, a people crowded near the theater. Gray, either snow -covered, or a rainy city, drying away from a drink. We go to Greek, there she monitors the apartment, go along the way to the store, buy wine, then enter the front line, in which she carries as in the toilet. We rise to the second floor, everything inside is torn from the evening whip. We drink until six in the morning, we say, fall asleep, wake up together. Tea, cigarettes, bed, life -affirming songs - six and a half weeks.
The silent bartender looks reproachfully, tapping his fingers on the rack, I take out a piece of crumpled paper, I write some lines. Recently, I have been leaving reality so, not wanting to change anything dramatically, relaxing from righteousness, I am going sideways with her. I don’t even notice how noon comes, the gods penetrate thoughts, try to direct to the true path. I know nothing about the truth, I promise them, someday-sincerely.
The female voice on the right breaks thoughts. She talks about problems, or maybe happiness. Without trying to catch the essence, I remember only her name - Nastya. She drinks vodka, sticks out some rhythm-my mind, killed by her motives, boils. She asks about life, I respond with general phrases, calling me a bastard a couple of times, she turns away, then turns again and notices that my ugliness makes me not like everyone else. Taking my appearance as a basis, she tells me about me. She says-say, say.
We are transplanted at the table, a light snack, a lot of drink. I am calm, she is satisfied. I extract a little moral from her words, I understand that she is shitty in life, she is without work for six months, already February, and nothing new. Outside the windows the weather is rubbish. She was fooled to get up early, standing in lines on the labor exchange, walking on newspapers clippings, she seems to be a car mechanic. I listen and smoke cigarettes. I begin to like this dark place. Then she says that she would have left for a long time, but her bike is laid, and it is not yet possible to redeem it. I remember the old Mike, I give her his number - he has a car repair shop and recently died Ignat, who worked for him for ten years. I think Mike will be glad to update his staff if she really is a car mechanic. Then we drink for her new work, send to hell all problems, concerns of everyday life. She sings some kind of song-either in Swedish, or in German.
The whole day was spent in a tavern. Fortunately, I have some money, it will be enough to pay the bill. During the conversation, chaotic thoughts every now and then go on flight. When we leave the bar, it is already dark on the street. There are few passers -by, windows are lit, a people crowded near the theater. Gray, either snow -covered, or a rainy city, drying away from a drink. We go to Greek, there she monitors the apartment, go along the way to the store, buy wine, then enter the front line, in which she carries as in the toilet. We rise to the second floor, everything inside is torn from the evening whip. We drink until six in the morning, we say, fall asleep, wake up together. Tea, cigarettes, bed, life -affirming songs - six and a half weeks.
Другие песни исполнителя: