ОЛЕГ И ОХУЕВШИЕ - Русское поле экспериментов
текст песни
18
0 человек. считает текст песни верным
0 человек считают текст песни неверным
ОЛЕГ И ОХУЕВШИЕ - Русское поле экспериментов - оригинальный текст песни, перевод, видео
- Текст
- Перевод
Через грязные кучи маршрут проложен,
между ними двигаюсь,
как положено пешеходу, ножками,
и немножко брежу.
Мне мерещится
будто бы нечисть низложена
до самого до подножия.
Можем ведь,
хотя бы во сне
истлеет наше ложное сознание,
тупое создание
я в нём по самые вожжи.
Крылышки в бяше чёрной пообсыхают
ими больше не помахаю
в этом двадцать девятом мая
в этом двадцать девятом мае
я, почётный член партии реставраторов,
камнепоклонник,
хранитель пещеры,
нолик в календаре нашей эры.
Щёлкаю клювом, который на месте губ,
чаю очередное начало,
увидеть, как малое разрастается.
Пусть не печатаю пальцами,
но пишу рукою
по синю моря,
до которого посуху
миль не меньше двадцати сотен,
а под боком поле непахано,
держит внутри себя запах земли,
больное.
Держит мою ладонь
в своей холодной.
Поле пахнет землёю и чем-то новым.
Берёт плохо лежащую реальность трансцендентный вор
своей клешнёй огромной,
и нет её,
и нет его. В любую сторону
до горизонта полотно
уже загрунтовано.
Беру кисть и рисую голову античную,
на русском поле взойдёт эпично,
придав объём структуре.
Падают семена культуры,
гниют цивилизации зёрна
на сырой земле.
Порвано ногтем в воздухе на ту сторону
на месте глаз.
Маленький шаг для человека,
и человечество уже дома,
где на подоконниках вазы с живыми цветами,
в углу телевизор,
чтобы лизать его языком.
Угадай, по ком звонит колокол за окном?
По ком?
Меняю шило на мыло с небольшой доплатой.
Этого навалом, того нехватка.
На бал, на бал спешу,
но не с корабля,
а на корабль
современности.
Когда напьюсь у стойки
с какой-нибудь поношенной прелестью
и начну чахнуть –
сбросят за борт.
Сейчас тут наоборот –
я помогаю тому, кого за борт рвёт,
схватив его за ноги,
поднимаю
и отпускаю.
Двигателя лопасти ощутил на лице
с солёной водой
смешал и выпил,
шумно выдохнув,
ступаю в сторону выхода.
Остановите эту посудину, я сойду сам.
Уберите руки, меня тут ждут,
на этом берегу.
Или на том. Не помню.
На лицо положил ладони,
их мою слезами.
Полноте,
между этими грязными кучами мне не найти своей комнаты.
Здесь нет ни одного порога,
только творог под чёрной пылью
и тучи ею опять полны,
или им.
Узнаем, когда увидим какой цвет ляжет
на моё тело обезображенное.
Поглядим, да и отдадим.
Для опытов
на русском поле
сдобном и добром
ко всем нам,
богоподобным.
между ними двигаюсь,
как положено пешеходу, ножками,
и немножко брежу.
Мне мерещится
будто бы нечисть низложена
до самого до подножия.
Можем ведь,
хотя бы во сне
истлеет наше ложное сознание,
тупое создание
я в нём по самые вожжи.
Крылышки в бяше чёрной пообсыхают
ими больше не помахаю
в этом двадцать девятом мая
в этом двадцать девятом мае
я, почётный член партии реставраторов,
камнепоклонник,
хранитель пещеры,
нолик в календаре нашей эры.
Щёлкаю клювом, который на месте губ,
чаю очередное начало,
увидеть, как малое разрастается.
Пусть не печатаю пальцами,
но пишу рукою
по синю моря,
до которого посуху
миль не меньше двадцати сотен,
а под боком поле непахано,
держит внутри себя запах земли,
больное.
Держит мою ладонь
в своей холодной.
Поле пахнет землёю и чем-то новым.
Берёт плохо лежащую реальность трансцендентный вор
своей клешнёй огромной,
и нет её,
и нет его. В любую сторону
до горизонта полотно
уже загрунтовано.
Беру кисть и рисую голову античную,
на русском поле взойдёт эпично,
придав объём структуре.
Падают семена культуры,
гниют цивилизации зёрна
на сырой земле.
Порвано ногтем в воздухе на ту сторону
на месте глаз.
Маленький шаг для человека,
и человечество уже дома,
где на подоконниках вазы с живыми цветами,
в углу телевизор,
чтобы лизать его языком.
Угадай, по ком звонит колокол за окном?
По ком?
Меняю шило на мыло с небольшой доплатой.
Этого навалом, того нехватка.
На бал, на бал спешу,
но не с корабля,
а на корабль
современности.
Когда напьюсь у стойки
с какой-нибудь поношенной прелестью
и начну чахнуть –
сбросят за борт.
Сейчас тут наоборот –
я помогаю тому, кого за борт рвёт,
схватив его за ноги,
поднимаю
и отпускаю.
Двигателя лопасти ощутил на лице
с солёной водой
смешал и выпил,
шумно выдохнув,
ступаю в сторону выхода.
Остановите эту посудину, я сойду сам.
Уберите руки, меня тут ждут,
на этом берегу.
Или на том. Не помню.
На лицо положил ладони,
их мою слезами.
Полноте,
между этими грязными кучами мне не найти своей комнаты.
Здесь нет ни одного порога,
только творог под чёрной пылью
и тучи ею опять полны,
или им.
Узнаем, когда увидим какой цвет ляжет
на моё тело обезображенное.
Поглядим, да и отдадим.
Для опытов
на русском поле
сдобном и добром
ко всем нам,
богоподобным.
Through dirty heaps, the route is laid,
I am moving between them,
as expected to a pedestrian, legs,
And I shave a little.
It seems to me
as if evil spirits
To the very foot.
We can, after all,
At least in a dream
our false consciousness will expire,
Stupid creation
I am in it by the very reins.
Wings in the beach of black
I don't wave them anymore
In this twenty -ninth of May
In this twenty -ninth May
I, an honorary member of a party of restorers,
Stone worshiper,
cave curator,
Noler in the calendar of our era.
I click with a beak, which is on the site of the lips,
The next start of tea,
See how little grows.
Let me not print my fingers
But I write with my hand
On the blue of the sea
to which the dish
Miles at least twenty hundred,
And under the side of the field is unnecessary,
keeps the smell of the earth inside,
Sick.
Holds my palm
In its cold.
The field smells of land and something new.
The transcendental thief takes a poorly lying reality
its claw is huge,
And she is not
And not him. In any direction
To the horizon canvas
Already primed.
I take a brush and draw an antique head,
In the Russian field, epic will grow up,
Giving the volume to the structure.
Culture seeds fall,
The civilizations are rot
on raw land.
Torn with a fingernail in the air on the other side
In the place of the eye.
A little step for a person,
And humanity is already at home
where on the windowsills of the vases with fresh flowers,
In the corner of the TV,
To lick his tongue.
Guess who is calling the bell outside the window?
For whom?
I change the awl for soap with a small surcharge.
This in bulk, that was a lack.
I hurry to the ball, I hurry to the ball
But not from the ship,
And on the ship
modernity.
When I get at the rack
with some well-worn charm
And I'll start to wrestle -
Throw overboard.
Now the opposite is the contrary -
I help the one who tears overboard,
Grabbing his legs
I raise
And let go.
I felt the blade on my face
With salty water
mixed and drank
exhaling noisily
I step towards the exit.
Stop this vessel, I will go away myself.
Remove your hands, they are waiting for me here
On this shore.
Or on that. I do not remember.
Put his palms on his face
their tears.
Fullness,
Between these dirty heaps, I can’t find my room.
There is not a single threshold here
only cottage cheese under black dust
And the clouds are full of it again,
Or them.
We will find out when we see what color will fall
On my body is disfigured.
Let's see, and let's give it back.
For experiments
On the Russian field
Snow and good
To all of us
God -like.
I am moving between them,
as expected to a pedestrian, legs,
And I shave a little.
It seems to me
as if evil spirits
To the very foot.
We can, after all,
At least in a dream
our false consciousness will expire,
Stupid creation
I am in it by the very reins.
Wings in the beach of black
I don't wave them anymore
In this twenty -ninth of May
In this twenty -ninth May
I, an honorary member of a party of restorers,
Stone worshiper,
cave curator,
Noler in the calendar of our era.
I click with a beak, which is on the site of the lips,
The next start of tea,
See how little grows.
Let me not print my fingers
But I write with my hand
On the blue of the sea
to which the dish
Miles at least twenty hundred,
And under the side of the field is unnecessary,
keeps the smell of the earth inside,
Sick.
Holds my palm
In its cold.
The field smells of land and something new.
The transcendental thief takes a poorly lying reality
its claw is huge,
And she is not
And not him. In any direction
To the horizon canvas
Already primed.
I take a brush and draw an antique head,
In the Russian field, epic will grow up,
Giving the volume to the structure.
Culture seeds fall,
The civilizations are rot
on raw land.
Torn with a fingernail in the air on the other side
In the place of the eye.
A little step for a person,
And humanity is already at home
where on the windowsills of the vases with fresh flowers,
In the corner of the TV,
To lick his tongue.
Guess who is calling the bell outside the window?
For whom?
I change the awl for soap with a small surcharge.
This in bulk, that was a lack.
I hurry to the ball, I hurry to the ball
But not from the ship,
And on the ship
modernity.
When I get at the rack
with some well-worn charm
And I'll start to wrestle -
Throw overboard.
Now the opposite is the contrary -
I help the one who tears overboard,
Grabbing his legs
I raise
And let go.
I felt the blade on my face
With salty water
mixed and drank
exhaling noisily
I step towards the exit.
Stop this vessel, I will go away myself.
Remove your hands, they are waiting for me here
On this shore.
Or on that. I do not remember.
Put his palms on his face
their tears.
Fullness,
Between these dirty heaps, I can’t find my room.
There is not a single threshold here
only cottage cheese under black dust
And the clouds are full of it again,
Or them.
We will find out when we see what color will fall
On my body is disfigured.
Let's see, and let's give it back.
For experiments
On the Russian field
Snow and good
To all of us
God -like.