Тэм Гринхилл - Видение
текст песни
27
0 человек. считает текст песни верным
0 человек считают текст песни неверным
Тэм Гринхилл - Видение - оригинальный текст песни, перевод, видео
- Текст
- Перевод
В мою дверь постучался ангел, я впустил его без опаски:
Здесь не ходят лихие люди - слишком холодно и высоко.
Здесь проходят мимо столетья, иногда пробегают сказки.
Странный гость присел у порога, зажимая рану рукой.
Я нарезал чистой холстины, я растер непростые травы,
И по слову защиты жизни в очаге запылал огонь.
Только гость от чаши с лекарством отмахнулся, как от отравы,
В запрещающе жестком жесте провела границу ладонь.
Под растрепанным златом прядей взгляд светился нездешне ясный,
Но гримаса детской обиды искажала святость лица.
Между пальцев из страшной раны свет сочился багряно-красный,
А он тихо шептал молитвы, проклиная волю творца.
Он сказал, что устал сражаться, жить и падать, ломая крылья,
Умирать и рождаться снова в вечной битве добра со злом.
Вдруг поднявшись, он вышел в полночь, проклиная свое бессилье,
И, шагнув через край обрыва, обернулся горным орлом.
Я смотрел вслед ночному гостю, мое сердце терзала жалость.
Запах ладана и полыни уносил промозглый сквозняк.
Словно знак невозможного чуда, на пороге перо осталось,
На котором багряным бликом был начертан неясный знак
Здесь не ходят лихие люди - слишком холодно и высоко.
Здесь проходят мимо столетья, иногда пробегают сказки.
Странный гость присел у порога, зажимая рану рукой.
Я нарезал чистой холстины, я растер непростые травы,
И по слову защиты жизни в очаге запылал огонь.
Только гость от чаши с лекарством отмахнулся, как от отравы,
В запрещающе жестком жесте провела границу ладонь.
Под растрепанным златом прядей взгляд светился нездешне ясный,
Но гримаса детской обиды искажала святость лица.
Между пальцев из страшной раны свет сочился багряно-красный,
А он тихо шептал молитвы, проклиная волю творца.
Он сказал, что устал сражаться, жить и падать, ломая крылья,
Умирать и рождаться снова в вечной битве добра со злом.
Вдруг поднявшись, он вышел в полночь, проклиная свое бессилье,
И, шагнув через край обрыва, обернулся горным орлом.
Я смотрел вслед ночному гостю, мое сердце терзала жалость.
Запах ладана и полыни уносил промозглый сквозняк.
Словно знак невозможного чуда, на пороге перо осталось,
На котором багряным бликом был начертан неясный знак
An angel knocked on my door, I let him in without fear:
There are no dashing people here - too cold and high.
Here they pass by the centuries, sometimes fairy tales run.
The strange guest crouched at the threshold, clamping the wound with his hand.
I cut pure canvas, I am a rash of difficult herbs,
And by the word of protecting life in the hearth, he flashed fire.
Only the guest from the cup of medicine dismissed like poison,
In a prohibitingly hard gesture, she ran a palm.
Under the disheveled gold, the gaze shone unhealthily clear,
But the grimace of children's resentment distorted the holiness of the face.
Between the fingers from a terrible wound, the light oozed the crimson-red,
And he quietly whispered prayers, cursing the will of the Creator.
He said that he was tired of fighting, living and falling, breaking his wings,
To die and be born again in the eternal battle of good with evil.
Suddenly rising, he went out at midnight, cursing his powerlessness,
And, stepping over the edge of the cliff, he turned into a mountain eagle.
I looked after the night guest, my heart tormented pity.
The smell of incense and wormwood carried a dank draft.
As if a sign of an impossible miracle, on the threshold the pen remains,
On which the obscene sign was drawn
There are no dashing people here - too cold and high.
Here they pass by the centuries, sometimes fairy tales run.
The strange guest crouched at the threshold, clamping the wound with his hand.
I cut pure canvas, I am a rash of difficult herbs,
And by the word of protecting life in the hearth, he flashed fire.
Only the guest from the cup of medicine dismissed like poison,
In a prohibitingly hard gesture, she ran a palm.
Under the disheveled gold, the gaze shone unhealthily clear,
But the grimace of children's resentment distorted the holiness of the face.
Between the fingers from a terrible wound, the light oozed the crimson-red,
And he quietly whispered prayers, cursing the will of the Creator.
He said that he was tired of fighting, living and falling, breaking his wings,
To die and be born again in the eternal battle of good with evil.
Suddenly rising, he went out at midnight, cursing his powerlessness,
And, stepping over the edge of the cliff, he turned into a mountain eagle.
I looked after the night guest, my heart tormented pity.
The smell of incense and wormwood carried a dank draft.
As if a sign of an impossible miracle, on the threshold the pen remains,
On which the obscene sign was drawn
Другие песни исполнителя: