есеня - тихая пелена слов
текст песни
12
0 человек. считает текст песни верным
0 человек считают текст песни неверным
есеня - тихая пелена слов - оригинальный текст песни, перевод, видео
- Текст
- Перевод
тихая пелена слов мне на веки
и тонкий свет сквозь шторы на смятые белые простыни.
тупая боль по горячим вискам,в глазах реки.
а он все тот же невыспавшийся,с дурацкими принципами,но стал думать осмысленней.
ты лишь хотела любви и заботы,
но не заметила,как взамен отдала свое невинное сердце и без остатка всю душу.
теперь то они бинтами замотаны,латаны и порядком истрепаны.
потонула,тебе не увидеть вновь сушу.
опять снятся одни и те же кошмары и оранжевым заревом заполняется сон,
а потом, с рассветом черничный чай с привкусом слез.
голоса давно слышно не было,но помнится тембр и тон.
в окраинах и темных аллеях Бунина затерялся твой букет из потерянной искренности и прогнивших с годами грез.
ты в бреду,фантазия.
может ничего и вовсе не было?
продолжаешь жить,но он-твоя эвтаназия,
отражение вдохновения в тоненькой,как и пальцы,папиросе.
жжется в груди Атлантический океан.
доброе утро,Светлый,сотканный из живой паутины мир.
доброе утро, живущий в южной части столицы хулиган.
его душа без огранки, но,клянусь Богом, до боли прекрасный сапфир.
он полюбил все твои милые странности,теплые руки и помешательства.
полюбил твои вены и трещинки на губах,не забывай про спонтанности
и твою неутомимую страсть к писательству.
парадоксально и грубо ворвался,скинул плед и смял простыни.
стал больше,чем жизнью,
и гораздо более горьким,чем смерть.
он вплетал цветы в волосы с отравленными нежными лепестками,
а стебли из каленой стали,знаю,невозможно перегрызть.
ты побледнела,родная,одинокими вечерами бредя.
любишь Москву и пряный имбирный кофе,
кого-то напоминаешь мне,до дикости странную и противоречивую леди.
это неизбежно приведет к катастрофе.
погоди,карандаш скулит и трещит в руке,
мне люди в снежных халатах говорят, что я брежу,бледна и говорю с простынями, обращаясь к лунному свету.
кажется,я проживаю в восточной Москве
и пишу той леди,которой давно не являюсь, с которой встречаю рассветы.
и тонкий свет сквозь шторы на смятые белые простыни.
тупая боль по горячим вискам,в глазах реки.
а он все тот же невыспавшийся,с дурацкими принципами,но стал думать осмысленней.
ты лишь хотела любви и заботы,
но не заметила,как взамен отдала свое невинное сердце и без остатка всю душу.
теперь то они бинтами замотаны,латаны и порядком истрепаны.
потонула,тебе не увидеть вновь сушу.
опять снятся одни и те же кошмары и оранжевым заревом заполняется сон,
а потом, с рассветом черничный чай с привкусом слез.
голоса давно слышно не было,но помнится тембр и тон.
в окраинах и темных аллеях Бунина затерялся твой букет из потерянной искренности и прогнивших с годами грез.
ты в бреду,фантазия.
может ничего и вовсе не было?
продолжаешь жить,но он-твоя эвтаназия,
отражение вдохновения в тоненькой,как и пальцы,папиросе.
жжется в груди Атлантический океан.
доброе утро,Светлый,сотканный из живой паутины мир.
доброе утро, живущий в южной части столицы хулиган.
его душа без огранки, но,клянусь Богом, до боли прекрасный сапфир.
он полюбил все твои милые странности,теплые руки и помешательства.
полюбил твои вены и трещинки на губах,не забывай про спонтанности
и твою неутомимую страсть к писательству.
парадоксально и грубо ворвался,скинул плед и смял простыни.
стал больше,чем жизнью,
и гораздо более горьким,чем смерть.
он вплетал цветы в волосы с отравленными нежными лепестками,
а стебли из каленой стали,знаю,невозможно перегрызть.
ты побледнела,родная,одинокими вечерами бредя.
любишь Москву и пряный имбирный кофе,
кого-то напоминаешь мне,до дикости странную и противоречивую леди.
это неизбежно приведет к катастрофе.
погоди,карандаш скулит и трещит в руке,
мне люди в снежных халатах говорят, что я брежу,бледна и говорю с простынями, обращаясь к лунному свету.
кажется,я проживаю в восточной Москве
и пишу той леди,которой давно не являюсь, с которой встречаю рассветы.
Quiet veil of words for me forever
And thin light through the curtains on crumpled white sheets.
Dumb pain in hot temples, in the eyes of the river.
And he is still the same non -spent, with stupid principles, but began to think more meaningfully.
You just wanted love and care
But she did not notice how in return she gave her innocent heart and without a trace the whole soul.
Now they are wrapped with bandages, Latans and in order to be destroyed.
He drowned, you can’t see the land again.
Again, the same nightmares are dreaming and sleep is filled with orange glow,
And then, with dawn, blueberry tea with a taste of tears.
There was no voice for a long time, but I remember the timbre and tone.
In the outskirts of Bunin’s dark alleys, your bouquet was lost from lost sincerity and rotten by dreams.
You are delirious, fantasy.
Maybe there was nothing at all?
You continue to live, but he is an euthanasia,
Reflection of inspiration in a thin, like fingers, cigarette.
The Atlantic Ocean is burning in the chest.
Good morning, bright, woven from a living web of the world.
Good morning living in the southern part of the capital, a bully.
His soul is without cutting, but, I swear by God, painfully beautiful sapphire.
He fell in love with all your cute oddities, warm hands and insanity.
I fell in love with your veins and cracks on your lips, do not forget about spontaneity
And your indefatigable passion for writing.
Paradoxically and rudely burst, threw off the plaid and crushed the sheets.
has become more than life
And much more bitter than death.
He weaved flowers into the hair with poisoned delicate petals,
And the stems made of red -hot steel, I know, is impossible to gnaw.
You turned pale, dear, lonely evenings are delusional.
You love Moscow and spicy ginger coffee,
You remind someone to me, to wildness, a strange and contradictory lady.
This will inevitably lead to disaster.
wait, the pencil whines and cracks in the hand,
People in snowy robes tell me that I will shave, pale and speak with sheets, turning to the moonlight.
I think I'm living in Eastern Moscow
And I am writing that lady whom I have not been to, with whom I have met dawn.
And thin light through the curtains on crumpled white sheets.
Dumb pain in hot temples, in the eyes of the river.
And he is still the same non -spent, with stupid principles, but began to think more meaningfully.
You just wanted love and care
But she did not notice how in return she gave her innocent heart and without a trace the whole soul.
Now they are wrapped with bandages, Latans and in order to be destroyed.
He drowned, you can’t see the land again.
Again, the same nightmares are dreaming and sleep is filled with orange glow,
And then, with dawn, blueberry tea with a taste of tears.
There was no voice for a long time, but I remember the timbre and tone.
In the outskirts of Bunin’s dark alleys, your bouquet was lost from lost sincerity and rotten by dreams.
You are delirious, fantasy.
Maybe there was nothing at all?
You continue to live, but he is an euthanasia,
Reflection of inspiration in a thin, like fingers, cigarette.
The Atlantic Ocean is burning in the chest.
Good morning, bright, woven from a living web of the world.
Good morning living in the southern part of the capital, a bully.
His soul is without cutting, but, I swear by God, painfully beautiful sapphire.
He fell in love with all your cute oddities, warm hands and insanity.
I fell in love with your veins and cracks on your lips, do not forget about spontaneity
And your indefatigable passion for writing.
Paradoxically and rudely burst, threw off the plaid and crushed the sheets.
has become more than life
And much more bitter than death.
He weaved flowers into the hair with poisoned delicate petals,
And the stems made of red -hot steel, I know, is impossible to gnaw.
You turned pale, dear, lonely evenings are delusional.
You love Moscow and spicy ginger coffee,
You remind someone to me, to wildness, a strange and contradictory lady.
This will inevitably lead to disaster.
wait, the pencil whines and cracks in the hand,
People in snowy robes tell me that I will shave, pale and speak with sheets, turning to the moonlight.
I think I'm living in Eastern Moscow
And I am writing that lady whom I have not been to, with whom I have met dawn.