А. Маршал - Колыма-мама
текст песни
767
0 человек. считает текст песни верным
0 человек считают текст песни неверным
А. Маршал - Колыма-мама - оригинальный текст песни, перевод, видео
- Текст
- Перевод
На Колыме зима сковала русла рек.
Такой мороз, что даже птицы не летают.
В бараке грязном и холодном старый зек
Лежит на нарах и тихонько умирает.
Прикрыв глаза, не шевелясь и чуть дыша,
Он жизнь свою как книгу страшную листает.
А утомлённая истлевшая душа
Уж рвётся ввысь, но всё никак не улетает.
А вспоминается ему в предсмертном сне
Собачий вой и лязг затворов за спиною.
И как спасаясь от погони по весне,
Бежали с корешем зелёною тайгою.
Потом опять была тюрьма, лесоповал,
Этапы долгие, промёрзшие бараки.
И тот же кореш, что убит был наповал
Заточкой острой, в воровской кровавой драке.
Да как забыть, когда от холода дрожал.
Как от ментовских палок ныли раны,
И как потухшими глазами провожал
В края родные птиц крикливых караваны.
Так бредил он, а ослабевшая рука
В кулак сжималась от тупой, сердечной боли.
И не жалел, что не дотянет до звонка,
Ведь все равно никто не ждёт его на воле.
Опять зима, опять застыли воды рек,
Из строгой зоны, где свобода только снится,
Освободился раньше срока старый зек,
Верней не он, его душа освободилась.
Ругались урки, землю мёрзлую долбя,
С остервенением плевали на мозоли.
Уж ты прими его колымская земля,
Ведь, все равно, никто не ждёт его на воле.
Такой мороз, что даже птицы не летают.
В бараке грязном и холодном старый зек
Лежит на нарах и тихонько умирает.
Прикрыв глаза, не шевелясь и чуть дыша,
Он жизнь свою как книгу страшную листает.
А утомлённая истлевшая душа
Уж рвётся ввысь, но всё никак не улетает.
А вспоминается ему в предсмертном сне
Собачий вой и лязг затворов за спиною.
И как спасаясь от погони по весне,
Бежали с корешем зелёною тайгою.
Потом опять была тюрьма, лесоповал,
Этапы долгие, промёрзшие бараки.
И тот же кореш, что убит был наповал
Заточкой острой, в воровской кровавой драке.
Да как забыть, когда от холода дрожал.
Как от ментовских палок ныли раны,
И как потухшими глазами провожал
В края родные птиц крикливых караваны.
Так бредил он, а ослабевшая рука
В кулак сжималась от тупой, сердечной боли.
И не жалел, что не дотянет до звонка,
Ведь все равно никто не ждёт его на воле.
Опять зима, опять застыли воды рек,
Из строгой зоны, где свобода только снится,
Освободился раньше срока старый зек,
Верней не он, его душа освободилась.
Ругались урки, землю мёрзлую долбя,
С остервенением плевали на мозоли.
Уж ты прими его колымская земля,
Ведь, все равно, никто не ждёт его на воле.
On the Kolyma Winter sought the river bed.
Such a frost that even birds do not fly.
In the barrack dirty and cold old zek
Lies on the horses and quietly dies.
Bias the eye without moving and slightly breathing
He lives his life as a scary leaf.
And a tired exulting soul
It's so rushing, but still does not fly away.
And I remember him in a suicide dream
Dog Howl and Lamb Shutters behind their backs.
And how to flee from the chase in the spring,
Fucked with a gorge-green Taigue.
Then there was a prison again, forestry,
Stages long, stuffing barracks.
And the same koreh that was killed
Sharpening acute, in the thieves bloody fight.
Yes, how to forget when you trembled from the cold.
How from the cops of the wounds;
And how sacrificed eyes
In the edge of native birds of screaming caravans.
He threatened him, but a weakened hand
The fist was compressed from stupid, heart pain.
And did not regret that it would not reach the call,
After all, anyway, no one is waiting for him in the wild.
Again winter, again frozen water rivers,
From a strict zone where freedom only dreams
Freed ahead of the term Old ZKK,
Lovely he is not he, his soul was freed.
Urms swear, the land is a murzlus doubling,
With disterination spoiled on corn.
You accept his Kolyma land,
After all, anyway, no one is waiting for him in the wild.
Such a frost that even birds do not fly.
In the barrack dirty and cold old zek
Lies on the horses and quietly dies.
Bias the eye without moving and slightly breathing
He lives his life as a scary leaf.
And a tired exulting soul
It's so rushing, but still does not fly away.
And I remember him in a suicide dream
Dog Howl and Lamb Shutters behind their backs.
And how to flee from the chase in the spring,
Fucked with a gorge-green Taigue.
Then there was a prison again, forestry,
Stages long, stuffing barracks.
And the same koreh that was killed
Sharpening acute, in the thieves bloody fight.
Yes, how to forget when you trembled from the cold.
How from the cops of the wounds;
And how sacrificed eyes
In the edge of native birds of screaming caravans.
He threatened him, but a weakened hand
The fist was compressed from stupid, heart pain.
And did not regret that it would not reach the call,
After all, anyway, no one is waiting for him in the wild.
Again winter, again frozen water rivers,
From a strict zone where freedom only dreams
Freed ahead of the term Old ZKK,
Lovely he is not he, his soul was freed.
Urms swear, the land is a murzlus doubling,
With disterination spoiled on corn.
You accept his Kolyma land,
After all, anyway, no one is waiting for him in the wild.
Другие песни исполнителя: