Анатолий Жигулин - Вина
текст песни
28
0 человек. считает текст песни верным
0 человек считают текст песни неверным
Анатолий Жигулин - Вина - оригинальный текст песни, перевод, видео
- Текст
- Перевод
Среди невзгод судьбы тревожной
Уже без боли и тоски
Мне вспоминается таежный
Поселок странный у реки.
Там петухи с зарей не пели,
Но по утрам в любые дни
Ворота громкие скрипели,
На весь поселок тот — одни.
В морозной мгле дымили трубы.
По рельсу били — на развод,
И выходили лесорубы
Нечетким строем из ворот.
Звучало:
«Первая! Вторая!..»
Под строгий счет шеренги шли.
И сосны, ругань повторяя,
В тумане прятались вдали...
Немало судеб самых разных
Соединил печальный строй.
Здесь был мальчишка, мой соклассник,
И Брестской крепости герой.
В худых заплатанных бушлатах,
В сугробах, на краю страны —
Здесь было мало виноватых,
Здесь было больше —
Без вины.
Мне нынче видится иною
Картина горестных потерь:
Здесь были люди
С той виною,
Что стала правдою теперь.
Здесь был колхозник,
Виноватый
В том, что, подняв мякины куль,
В «отца народов» ухнул матом
(Тогда не знали слова «культ»)...
Смотри, читатель:
Вьюга злится.
Над зоной фонари горят.
Тряпьем прикрыв худые лица,
Они идут
За рядом — ряд.
А вот и я.
В фуражке летней.
Под чей-то плач, под чей-то смех
Иду — худой, двадцатилетний —
И кровью харкаю на снег.
Да, это я.
Я помню твердо
И лай собак в рассветный час,
И номер свой пятьсот четвертый,
И как по снегу гнали нас,
Как над тайгой
С оттенком крови
Вставала мутная заря...
Вина!..
Я тоже был виновен.
Я арестован был не зря.
Все, что сегодня с боем взято,
С большой трибуны нам дано,
Я слышал в юности когда-то,
Я смутно знал давным-давно.
Вы что, не верите?
Проверьте —
Есть в деле, спрятанном в архив,
Слова — и тех, кто предан смерти,
И тех, кто ныне, к счастью, жив.
О, дело судеб невеселых!
О нем — особая глава.
Пока скажу,
Что в протоколах
Хранятся и мои слова.
Быть может, трепетно,
Но ясно
Я тоже знал в той дальней мгле,
Что поклоняются напрасно
Живому богу на земле.
Вина!
Она была, конечно.
Мы были той виной сильны.
Нам, виноватым, было легче,
Чем взятым вовсе без вины.
Я не забыл:
В бригаде БУРа
В одном строю со мной шагал
Тот, кто еще из царских тюрем
По этим сопкам убегал.
Он лес пилил со мною вместе,
Железной воли человек,
Сказавший «нет» на громком съезде
И вдруг исчезнувший навек.
Я с ним табак делил, как равный,
Мы рядом шли в метельный свист:
Совсем юнец, студент недавний
И знавший Ленина чекист...
О, люди!
Люди с номерами.
Вы были люди, не рабы.
Вы были выше и упрямей
Своей трагической судьбы.
Я с вами шел в те злые годы,
И с вами был не страшен мне
Жестокий титул «враг народа»
И черный
Номер
На спине.
1962-1963
Уже без боли и тоски
Мне вспоминается таежный
Поселок странный у реки.
Там петухи с зарей не пели,
Но по утрам в любые дни
Ворота громкие скрипели,
На весь поселок тот — одни.
В морозной мгле дымили трубы.
По рельсу били — на развод,
И выходили лесорубы
Нечетким строем из ворот.
Звучало:
«Первая! Вторая!..»
Под строгий счет шеренги шли.
И сосны, ругань повторяя,
В тумане прятались вдали...
Немало судеб самых разных
Соединил печальный строй.
Здесь был мальчишка, мой соклассник,
И Брестской крепости герой.
В худых заплатанных бушлатах,
В сугробах, на краю страны —
Здесь было мало виноватых,
Здесь было больше —
Без вины.
Мне нынче видится иною
Картина горестных потерь:
Здесь были люди
С той виною,
Что стала правдою теперь.
Здесь был колхозник,
Виноватый
В том, что, подняв мякины куль,
В «отца народов» ухнул матом
(Тогда не знали слова «культ»)...
Смотри, читатель:
Вьюга злится.
Над зоной фонари горят.
Тряпьем прикрыв худые лица,
Они идут
За рядом — ряд.
А вот и я.
В фуражке летней.
Под чей-то плач, под чей-то смех
Иду — худой, двадцатилетний —
И кровью харкаю на снег.
Да, это я.
Я помню твердо
И лай собак в рассветный час,
И номер свой пятьсот четвертый,
И как по снегу гнали нас,
Как над тайгой
С оттенком крови
Вставала мутная заря...
Вина!..
Я тоже был виновен.
Я арестован был не зря.
Все, что сегодня с боем взято,
С большой трибуны нам дано,
Я слышал в юности когда-то,
Я смутно знал давным-давно.
Вы что, не верите?
Проверьте —
Есть в деле, спрятанном в архив,
Слова — и тех, кто предан смерти,
И тех, кто ныне, к счастью, жив.
О, дело судеб невеселых!
О нем — особая глава.
Пока скажу,
Что в протоколах
Хранятся и мои слова.
Быть может, трепетно,
Но ясно
Я тоже знал в той дальней мгле,
Что поклоняются напрасно
Живому богу на земле.
Вина!
Она была, конечно.
Мы были той виной сильны.
Нам, виноватым, было легче,
Чем взятым вовсе без вины.
Я не забыл:
В бригаде БУРа
В одном строю со мной шагал
Тот, кто еще из царских тюрем
По этим сопкам убегал.
Он лес пилил со мною вместе,
Железной воли человек,
Сказавший «нет» на громком съезде
И вдруг исчезнувший навек.
Я с ним табак делил, как равный,
Мы рядом шли в метельный свист:
Совсем юнец, студент недавний
И знавший Ленина чекист...
О, люди!
Люди с номерами.
Вы были люди, не рабы.
Вы были выше и упрямей
Своей трагической судьбы.
Я с вами шел в те злые годы,
И с вами был не страшен мне
Жестокий титул «враг народа»
И черный
Номер
На спине.
1962-1963
Among the hardships of the fate of anxious
Already without pain and longing
I recall the taiga
The village is strange by the river.
There roosters did not sing with dawn,
But in the morning on any days
The gates of the loud creaked,
For the whole village, he is alone.
Pipes smoked in frosty darkness.
They beat on the rail - for divorce,
And lumberjacks came out
Fuzzy system from the gate.
Sounded:
“First! Second! .. "
Under a strict score, the lines went.
And pines, swearing, repeating
In the fog they hid in the distance ...
There are a lot of fates of the most diverse
Connected a sad system.
There was a boy here, my second -grader,
And the Brest Fortress Hero.
In thin paid pea jackets,
In snowdrifts, on the edge of the country -
There were few guilty ones here
There was more here -
Without guilt.
I see me now
Picture of woeful losses:
There were people here
With that wine,
What has become the truth now.
There was a collective farmer here
Guilty
The fact that, raising the chaff of Kul,
In the "Father of Peoples" he sank obscenities
(Then they did not know the word "cult") ...
Look, reader:
The blizzard is angry.
The lanterns are burning above the zone.
With a rag covering thin faces,
They are coming
For a row, a row.
Here I am.
In a summer cap.
Under someone's crying, under someone's laughter
I go - thin, twenty -year -old -
And the blood is hacking in the snow.
Yes it's me.
I remember firmly
And barking dogs at dawn
And your number is five hundred and fourth,
And how they drove us in the snow,
Like the taiga
With a shade of blood
The muddy dawn arose ...
Guilt!..
I was also guilty.
I was arrested not in vain.
Everything that is taken with the battle today,
From a large rostrum we are given
I heard in my youth once
I vaguely knew a long time ago.
Don't you believe?
Check -
There is in a case hidden in the archive,
Words - and those who are devoted to death,
And those who are now, fortunately, are alive.
Oh, the matter of the Milny Forest!
About him is a special chapter.
So far I will say
What are the protocols
My words are also stored.
Perhaps reverently
But clear
I also knew in that distant darkness
What worship in vain
Living God on earth.
Guilt!
She was, of course.
We were that fault.
It was easier for us to be guilty
Than taken without guilt at all.
I have not forgotten:
In the brigade of the Boer
In one building with me walked
One of the royal prisons
He ran away from these hills.
He sawed the forest with me,
Iron will man,
Saying "no" at the loud congress
And suddenly disappeared forever.
I shared the tobacco with him as an equal
We walked nearby in a snowstorm whistle:
Very young, a recent student
And the Chekist who knew Lenin ...
Oh people!
People with numbers.
You were people, not slaves.
You were higher and more stubborn
Their tragic fate.
I walked with you in those evil years
And I was not terrible with you
The cruel title "Enemy of the people"
And black
Number
On the back.
1962-1963
Already without pain and longing
I recall the taiga
The village is strange by the river.
There roosters did not sing with dawn,
But in the morning on any days
The gates of the loud creaked,
For the whole village, he is alone.
Pipes smoked in frosty darkness.
They beat on the rail - for divorce,
And lumberjacks came out
Fuzzy system from the gate.
Sounded:
“First! Second! .. "
Under a strict score, the lines went.
And pines, swearing, repeating
In the fog they hid in the distance ...
There are a lot of fates of the most diverse
Connected a sad system.
There was a boy here, my second -grader,
And the Brest Fortress Hero.
In thin paid pea jackets,
In snowdrifts, on the edge of the country -
There were few guilty ones here
There was more here -
Without guilt.
I see me now
Picture of woeful losses:
There were people here
With that wine,
What has become the truth now.
There was a collective farmer here
Guilty
The fact that, raising the chaff of Kul,
In the "Father of Peoples" he sank obscenities
(Then they did not know the word "cult") ...
Look, reader:
The blizzard is angry.
The lanterns are burning above the zone.
With a rag covering thin faces,
They are coming
For a row, a row.
Here I am.
In a summer cap.
Under someone's crying, under someone's laughter
I go - thin, twenty -year -old -
And the blood is hacking in the snow.
Yes it's me.
I remember firmly
And barking dogs at dawn
And your number is five hundred and fourth,
And how they drove us in the snow,
Like the taiga
With a shade of blood
The muddy dawn arose ...
Guilt!..
I was also guilty.
I was arrested not in vain.
Everything that is taken with the battle today,
From a large rostrum we are given
I heard in my youth once
I vaguely knew a long time ago.
Don't you believe?
Check -
There is in a case hidden in the archive,
Words - and those who are devoted to death,
And those who are now, fortunately, are alive.
Oh, the matter of the Milny Forest!
About him is a special chapter.
So far I will say
What are the protocols
My words are also stored.
Perhaps reverently
But clear
I also knew in that distant darkness
What worship in vain
Living God on earth.
Guilt!
She was, of course.
We were that fault.
It was easier for us to be guilty
Than taken without guilt at all.
I have not forgotten:
In the brigade of the Boer
In one building with me walked
One of the royal prisons
He ran away from these hills.
He sawed the forest with me,
Iron will man,
Saying "no" at the loud congress
And suddenly disappeared forever.
I shared the tobacco with him as an equal
We walked nearby in a snowstorm whistle:
Very young, a recent student
And the Chekist who knew Lenin ...
Oh people!
People with numbers.
You were people, not slaves.
You were higher and more stubborn
Their tragic fate.
I walked with you in those evil years
And I was not terrible with you
The cruel title "Enemy of the people"
And black
Number
On the back.
1962-1963