Андрей Битов, Александр Александров - Сердце
текст песни
28
0 человек. считает текст песни верным
0 человек считают текст песни неверным
Андрей Битов, Александр Александров - Сердце - оригинальный текст песни, перевод, видео
- Текст
- Перевод
3. Петух
...С кем-то мы уже толковали о природе неописуемого? Не Павел Петрович ли то был? Не иначе как. Помнится, мы говорили с ним...
Нас охватывает то неописуемый ужас, то неописуемый восторг.
Взялся — значит, пиши, раз ты такой уж писатель... О чем же и писать, как не о неописуемом? О неописанном — любой напишет, кому оно подвернется. Писатель же задевает за обе эти стены — восторга и ужаса, продираясь в узком коридоре повествования (нэрейшн — это нерроушн, сказал мне как-то англичанин). Мы хотим раздаться вширь: море — кто написал? а горы? а лес? а небо? Тургенев с Буниным поупражнялись, пока у нас было время. Опять же Тернер (по подсказке ПП). Опять же неописуемая тишина: звенели цикады и неумолчно шумел прибой, лопнула струна в тумане, и кто-то жалобно дул в бутылку... Мол, неописуемое — так красиво пиши, мол, чем неописуемей, тем красивей. Безобразное, что ли, описуемо? Просто про безобразное можно как бы и похуже написать... А все равно: и красивое — как ..., и безобразное — как ... Без “как” тут никак. Язык же из сравнений не состоит, он из слов состоит. Слова же заключены в словарь. А мы заключены в слова. Муха, так сказать, в янтаре. Так кто же красив — янтарь или муха? Из словаря слова исчезают, выпадая в осадок, как в перенасыщенном растворе. Неописуемый зверь — конь — оказался наконец описан: каждому его сочленению подобрали с любовью исконно русское слово. И что же? Лошадь уходит из словаря по частям: сначала пясть, потом берцо, потом цевка, потом бабка, потом венчик, — остались лишь грива да копыта — роговая оболочка. Исчезают, по частям, за конем и корова, и дом, и птицы певчие, и травы. Что за коллективизация такая? Пришли, мол, комиссары и все со двора свели. Так нет, не одни и комиссары... Мы. А слова, что появились взамен, — это уже анонимы, а не слова: что мне от калькулятора с инкассатором? Ни полушки. Ну, самолет — хорошее слово... Что увижу я, выглянув не в окошко, а в иллюминатор? Не забор и не курицу — неописуемую красоту я увижу, которой до самолета никто не видел: это розово-белое, сплошное, взбитое, безбрежное, клубящееся, а над ним такое, как бы получше выразить? — синее-синее, голубое-голубое, ну прямо как, ну прямо как... прямо как небо. А где ты летишь-то? А в небе я и лечу. Так что же здесь неописуемого, раз — небо? Какие — облака? Как вата... и — ничего, кроме ваты. Арктика, космос. Ну, напишу я: неописуемая тишина. Неописуемая тишина стояла, напишу. Нет, лучше: тишина стояла. Как-то уже емче. Мол, как столб. Или как жара. Еще лучше, чтобы столб стоял, как тишина. Столбу это больше идет. Или жара стояла столбом. Может, достаточно: тишина. Тишина, и все тут.
Тишина.
Однако неописуемая.
“Ну а в комнате нашей, как прялка, стоит тишина...”
Значит, все-таки описуемая?
А прялка?.. В каком словаре вы вскоре отыщете это слово?
Да и тишины не найдете.
Пока она не наступит на вас окончательно. Как слон.
Тишина наступила, как слон... Хорошо ли это?
А вот это не хорошо... ,
...С кем-то мы уже толковали о природе неописуемого? Не Павел Петрович ли то был? Не иначе как. Помнится, мы говорили с ним...
Нас охватывает то неописуемый ужас, то неописуемый восторг.
Взялся — значит, пиши, раз ты такой уж писатель... О чем же и писать, как не о неописуемом? О неописанном — любой напишет, кому оно подвернется. Писатель же задевает за обе эти стены — восторга и ужаса, продираясь в узком коридоре повествования (нэрейшн — это нерроушн, сказал мне как-то англичанин). Мы хотим раздаться вширь: море — кто написал? а горы? а лес? а небо? Тургенев с Буниным поупражнялись, пока у нас было время. Опять же Тернер (по подсказке ПП). Опять же неописуемая тишина: звенели цикады и неумолчно шумел прибой, лопнула струна в тумане, и кто-то жалобно дул в бутылку... Мол, неописуемое — так красиво пиши, мол, чем неописуемей, тем красивей. Безобразное, что ли, описуемо? Просто про безобразное можно как бы и похуже написать... А все равно: и красивое — как ..., и безобразное — как ... Без “как” тут никак. Язык же из сравнений не состоит, он из слов состоит. Слова же заключены в словарь. А мы заключены в слова. Муха, так сказать, в янтаре. Так кто же красив — янтарь или муха? Из словаря слова исчезают, выпадая в осадок, как в перенасыщенном растворе. Неописуемый зверь — конь — оказался наконец описан: каждому его сочленению подобрали с любовью исконно русское слово. И что же? Лошадь уходит из словаря по частям: сначала пясть, потом берцо, потом цевка, потом бабка, потом венчик, — остались лишь грива да копыта — роговая оболочка. Исчезают, по частям, за конем и корова, и дом, и птицы певчие, и травы. Что за коллективизация такая? Пришли, мол, комиссары и все со двора свели. Так нет, не одни и комиссары... Мы. А слова, что появились взамен, — это уже анонимы, а не слова: что мне от калькулятора с инкассатором? Ни полушки. Ну, самолет — хорошее слово... Что увижу я, выглянув не в окошко, а в иллюминатор? Не забор и не курицу — неописуемую красоту я увижу, которой до самолета никто не видел: это розово-белое, сплошное, взбитое, безбрежное, клубящееся, а над ним такое, как бы получше выразить? — синее-синее, голубое-голубое, ну прямо как, ну прямо как... прямо как небо. А где ты летишь-то? А в небе я и лечу. Так что же здесь неописуемого, раз — небо? Какие — облака? Как вата... и — ничего, кроме ваты. Арктика, космос. Ну, напишу я: неописуемая тишина. Неописуемая тишина стояла, напишу. Нет, лучше: тишина стояла. Как-то уже емче. Мол, как столб. Или как жара. Еще лучше, чтобы столб стоял, как тишина. Столбу это больше идет. Или жара стояла столбом. Может, достаточно: тишина. Тишина, и все тут.
Тишина.
Однако неописуемая.
“Ну а в комнате нашей, как прялка, стоит тишина...”
Значит, все-таки описуемая?
А прялка?.. В каком словаре вы вскоре отыщете это слово?
Да и тишины не найдете.
Пока она не наступит на вас окончательно. Как слон.
Тишина наступила, как слон... Хорошо ли это?
А вот это не хорошо... ,
3. Rooster
... with someone we already interpreted about the nature of the indescribable? Was it Pavel Petrovich? Not otherwise than. I remember we talked with him ...
We are covered by either indescribable horror, then indescribable delight.
I took it - it means, write, since you are such a writer ... What is it and what to write about, if not about indescribable? About the non -painted - anyone will write to whom it will turn up. The writer hurts both these walls-enthusiasm and horror, wiping himself in a narrow corridor of the narrative (Neresh is Nerbush, once an Englishman told me). We want to go in breadth: the sea - who wrote? And the mountains? And the forest? And the sky? Turgenev and Bunin were worried while we had time. Again Turner (at the hint of PP). Again, indescribable silence: the cicadas rang and the surf was noisily noisy, the string burst in the fog, and someone blew plaintively into the bottle ... they say, indescribable-write so beautifully, they say, the more beautiful. Ugly, or what, described? It's just that you can write about the ugly and worse ... but still: both beautiful - how ..., and ugly - how ... without “how” there is no way. The language does not consist of comparisons, it consists of words. The words are enclosed in the dictionary. And we are enclosed in words. A fly, so to speak, in amber. So who is beautiful - amber or fly? From the dictionary, the words disappear, falling into the precipitate, as in a oversaturated solution. An indescribable beast - the horse - was finally described: each of its joints was selected with love of the original Russian word. And what? The horse leaves the dictionary in parts: first a heap, then a bereto, then a forearm, then a grandmother, then a corolla - there were only a mane and hooves - a horn shell. In parts, behind a horse, and a house, and a singers, and herbs, disappear, and herbs disappear. What kind of collectivization is this? The commissars came, they say, and everything brought from the yard. So no, not only commissars ... we. And the words that appeared in return are already anonymous, not words: what do I have from a calculator with a collector? Not a half. Well, the plane is a good word ... What will I see, looking out not in the window, but in the porthole? Not a fence and not a chicken-I will see indescribable beauty, which no one has seen to the plane: this is pink-white, continuous, whipped, vast, swirling, and over it, as if better to express? -Blue-blue, blue-blue, well, just like, well, just like ... just like a sky. Where are you flying? And in the sky I am flying. So what is indescribable here, since the sky? What are the clouds? Like cotton ... and - nothing but cotton wool. Arctic, space. Well, I will write: indescribable silence. An indescribable silence stood, I will write. No, better: the silence stood. Somehow already forth. Like, like a pillar. Or like heat. It is even better that the pillar stands like silence. This column is more on. Or the heat stood a pillar. Maybe enough: silence. Silence, and that's it.
Silence.
However, indescribable.
“Well, in our room, like a spinning wheel, there is silence ...”
So, after all, described?
And the spin? .. In what dictionary do you soon find this word?
And you will not find silence.
Until she completely steps on you. Like an elephant.
Silence has come like an elephant ... is it good?
But this is not good ...
... with someone we already interpreted about the nature of the indescribable? Was it Pavel Petrovich? Not otherwise than. I remember we talked with him ...
We are covered by either indescribable horror, then indescribable delight.
I took it - it means, write, since you are such a writer ... What is it and what to write about, if not about indescribable? About the non -painted - anyone will write to whom it will turn up. The writer hurts both these walls-enthusiasm and horror, wiping himself in a narrow corridor of the narrative (Neresh is Nerbush, once an Englishman told me). We want to go in breadth: the sea - who wrote? And the mountains? And the forest? And the sky? Turgenev and Bunin were worried while we had time. Again Turner (at the hint of PP). Again, indescribable silence: the cicadas rang and the surf was noisily noisy, the string burst in the fog, and someone blew plaintively into the bottle ... they say, indescribable-write so beautifully, they say, the more beautiful. Ugly, or what, described? It's just that you can write about the ugly and worse ... but still: both beautiful - how ..., and ugly - how ... without “how” there is no way. The language does not consist of comparisons, it consists of words. The words are enclosed in the dictionary. And we are enclosed in words. A fly, so to speak, in amber. So who is beautiful - amber or fly? From the dictionary, the words disappear, falling into the precipitate, as in a oversaturated solution. An indescribable beast - the horse - was finally described: each of its joints was selected with love of the original Russian word. And what? The horse leaves the dictionary in parts: first a heap, then a bereto, then a forearm, then a grandmother, then a corolla - there were only a mane and hooves - a horn shell. In parts, behind a horse, and a house, and a singers, and herbs, disappear, and herbs disappear. What kind of collectivization is this? The commissars came, they say, and everything brought from the yard. So no, not only commissars ... we. And the words that appeared in return are already anonymous, not words: what do I have from a calculator with a collector? Not a half. Well, the plane is a good word ... What will I see, looking out not in the window, but in the porthole? Not a fence and not a chicken-I will see indescribable beauty, which no one has seen to the plane: this is pink-white, continuous, whipped, vast, swirling, and over it, as if better to express? -Blue-blue, blue-blue, well, just like, well, just like ... just like a sky. Where are you flying? And in the sky I am flying. So what is indescribable here, since the sky? What are the clouds? Like cotton ... and - nothing but cotton wool. Arctic, space. Well, I will write: indescribable silence. An indescribable silence stood, I will write. No, better: the silence stood. Somehow already forth. Like, like a pillar. Or like heat. It is even better that the pillar stands like silence. This column is more on. Or the heat stood a pillar. Maybe enough: silence. Silence, and that's it.
Silence.
However, indescribable.
“Well, in our room, like a spinning wheel, there is silence ...”
So, after all, described?
And the spin? .. In what dictionary do you soon find this word?
And you will not find silence.
Until she completely steps on you. Like an elephant.
Silence has come like an elephant ... is it good?
But this is not good ...