Андрей Земсков - Пересылка
текст песни
32
0 человек. считает текст песни верным
0 человек считают текст песни неверным
Андрей Земсков - Пересылка - оригинальный текст песни, перевод, видео
- Текст
- Перевод
«Мне на плечи кидается век-волкодав…»
О.Э. Мандельштам
С юго-запада на юго-восток
отправляются мои поезда.
Без меня они уходят к тебе,
без тебя – обратно.
Там, на въезде в город Владивосток,
на Седанке чуть правее моста
Пустыри чернеют даже теперь,
как на солнце пятна.
Съела солнечное золото ржа.
Шум волны да лай служебных собак
Каждой ночью разрывают мне грудь –
и всегда нежданно.
Снится мне усталый строй каторжан
и на сопке пересыльный барак,
За которым тлеют в общем яру
кости Мандельштама.
Владивосток, Вторая речка.
По Русской улице – и наверх
Опять ведут мою судьбу в колонне чёрной.
И мне бросается на плечи
Мой волкодав – двадцатый век,
И я в его объятьях – вечный заключённый...
Где-то рядом океан, и над ним
вьются чайки в паровозном дыму,
И последняя записка клочком
дыма канет в воду.
Пересылка – это значит, одним
с пароходом уходить в Колыму,
А другим, упав на ветер ничком,
обрести свободу.
Ветер! Веки не смыкает этап.
Ветер! Веры никому рядом нет.
Ветер! Ветошью костер отсырел,
так же подневольный.
До безумия, смертельно ослаб
ветром вырванный из века поэт.
До безумия без сна озверел
на ветру конвойный.
Владивосток, Вторая речка.
По Русской улице – и наверх
Опять ведут мою судьбу в колонне чёрной.
И мне бросается на плечи
Мой волкодав – двадцатый век,
И я в его объятьях – вечный заключённый...
С юго-запада на вьюго-восток
сны мои сквозь пересылки летят,
А за ними – севера, севера
стелются годами.
Горсть махры да хлеба черствый кусок,
да колючки над землей ржавый ряд.
И надгробьем у сырого костра
стынет серый камень…
О.Э. Мандельштам
С юго-запада на юго-восток
отправляются мои поезда.
Без меня они уходят к тебе,
без тебя – обратно.
Там, на въезде в город Владивосток,
на Седанке чуть правее моста
Пустыри чернеют даже теперь,
как на солнце пятна.
Съела солнечное золото ржа.
Шум волны да лай служебных собак
Каждой ночью разрывают мне грудь –
и всегда нежданно.
Снится мне усталый строй каторжан
и на сопке пересыльный барак,
За которым тлеют в общем яру
кости Мандельштама.
Владивосток, Вторая речка.
По Русской улице – и наверх
Опять ведут мою судьбу в колонне чёрной.
И мне бросается на плечи
Мой волкодав – двадцатый век,
И я в его объятьях – вечный заключённый...
Где-то рядом океан, и над ним
вьются чайки в паровозном дыму,
И последняя записка клочком
дыма канет в воду.
Пересылка – это значит, одним
с пароходом уходить в Колыму,
А другим, упав на ветер ничком,
обрести свободу.
Ветер! Веки не смыкает этап.
Ветер! Веры никому рядом нет.
Ветер! Ветошью костер отсырел,
так же подневольный.
До безумия, смертельно ослаб
ветром вырванный из века поэт.
До безумия без сна озверел
на ветру конвойный.
Владивосток, Вторая речка.
По Русской улице – и наверх
Опять ведут мою судьбу в колонне чёрной.
И мне бросается на плечи
Мой волкодав – двадцатый век,
И я в его объятьях – вечный заключённый...
С юго-запада на вьюго-восток
сны мои сквозь пересылки летят,
А за ними – севера, севера
стелются годами.
Горсть махры да хлеба черствый кусок,
да колючки над землей ржавый ряд.
И надгробьем у сырого костра
стынет серый камень…
"A century-wolfhound throws me on my shoulders ..."
O.E. Mandelstam
From southwest to southeast
My trains are departed.
Without me, they go to you,
Without you - back.
There, at the entrance to the city of Vladivostok,
on the sedan a little to the right of the bridge
The wastelands blacken even now
Like the sun spots.
I ate sunny gold rust.
Noise and barking of service dogs
Every night they tear my chest -
And always unexpectedly.
I dream of a tired system of hard labor
and on the hill overlooking the hut,
For which they are smoldering in general
Mandelstam bones.
Vladivostok, second river.
On Russian street - and upstairs
Again they lead my fate in the Black Column.
And it rushes on my shoulders
My wolfhound is the twentieth century,
And I am in his arms - an eternal prisoner ...
Somewhere near the ocean, and above it
Seagulls curl in steamed smoke,
And the last note
Smoke will sink into the water.
Sent - this means one
With the steamer to go to Kolyma,
And others, falling into the wind face,
gain freedom.
Wind! The eyelids do not close the stage.
Wind! There is no one nearby.
Wind! The bonfire was shot by a rag
Also borneal.
To madness, mortally weakened
The poet torn from the century.
To insanity without sleep brutalized
In the wind of the convoy.
Vladivostok, second river.
On Russian street - and upstairs
Again they lead my fate in the Black Column.
And it rushes on my shoulders
My wolfhound is the twentieth century,
And I am in his arms - an eternal prisoner ...
From southwest to Vyugo-Vostok
My dreams are flying through sending,
And behind them - the north, north
They are creeping for years.
A handful of Mahra and bread in a callous piece,
Yes, thorns above the ground, a rusty row.
And a tombstone near a raw fire
The gray stone is crushed ...
O.E. Mandelstam
From southwest to southeast
My trains are departed.
Without me, they go to you,
Without you - back.
There, at the entrance to the city of Vladivostok,
on the sedan a little to the right of the bridge
The wastelands blacken even now
Like the sun spots.
I ate sunny gold rust.
Noise and barking of service dogs
Every night they tear my chest -
And always unexpectedly.
I dream of a tired system of hard labor
and on the hill overlooking the hut,
For which they are smoldering in general
Mandelstam bones.
Vladivostok, second river.
On Russian street - and upstairs
Again they lead my fate in the Black Column.
And it rushes on my shoulders
My wolfhound is the twentieth century,
And I am in his arms - an eternal prisoner ...
Somewhere near the ocean, and above it
Seagulls curl in steamed smoke,
And the last note
Smoke will sink into the water.
Sent - this means one
With the steamer to go to Kolyma,
And others, falling into the wind face,
gain freedom.
Wind! The eyelids do not close the stage.
Wind! There is no one nearby.
Wind! The bonfire was shot by a rag
Also borneal.
To madness, mortally weakened
The poet torn from the century.
To insanity without sleep brutalized
In the wind of the convoy.
Vladivostok, second river.
On Russian street - and upstairs
Again they lead my fate in the Black Column.
And it rushes on my shoulders
My wolfhound is the twentieth century,
And I am in his arms - an eternal prisoner ...
From southwest to Vyugo-Vostok
My dreams are flying through sending,
And behind them - the north, north
They are creeping for years.
A handful of Mahra and bread in a callous piece,
Yes, thorns above the ground, a rusty row.
And a tombstone near a raw fire
The gray stone is crushed ...
Другие песни исполнителя: