Анон - Сплетаемся в объятьях братских
текст песни
37
0 человек. считает текст песни верным
0 человек считают текст песни неверным
Анон - Сплетаемся в объятьях братских - оригинальный текст песни, перевод, видео
- Текст
- Перевод
Сплетаемся в объятьях братских.
Крепкие руки десантные крепкие тела обхватывают. Целуем друг друга в уста. Молча целуем, по-мужски, без бабских нежностей. Целованием друг друга распаляем и приветствуем. Сервиторы между нами суетятся с горшками адамантиевыми, мазью некромундской полными. Зачерпываем мази густой, ароматной, мажем себе уды. Снуют бессловесные сервиторы аки тени, ибо не светится у них ничего.
— Сангвиний! — восклицает Данте.
— Кровь Сангвиния! — восклицаем мы.
Встает Данте первым. Приближает к себе Мефистона. Вставляет Мефистон в Мастера верзоху уд свой. Кряхтит Данте от удовольствия, скалит в темноте зубы белые. Обнимает Мефистона Корбуло, вставляет ему смазанный рог свой. Ухает Мефистон утробно. Корбуле Астарот Мрачный заправляет, Астароту — Тихо, а уж Тихо липкую сваю забить и мой черед настал. Обхватываю брата левокрылого левою рукою, а правой направляю уд свой ему в верзоху. Широка верзоха у брата Тихо. Вгоняю уд ему по самые ядра багровые. Тихо даже не крякает: привык, кровавый ангел коренной. Обхватываю его покрепче, прижимаю к себе, щекочу черным карапасом. А уж ко мне Лемартес пристраивается. Чую верзохой дрожащую булаву его. Увесиста она — без толчка не влезет. Торкается Лемартес, вгоняет в меня толстоголовый уд свой. До самых кишок достает махина его, стон нутряной из меня выжимая. Стону в ухо Тихо. Лемартес кряхтит в мое, руками молодецкими меня обхватывает. Не вижу того, кто вставляет ему, но по кряхтению разумею — уд достойный. Ну, да и нет среди нас недостойных — всем техжрецы уды обновили, укрепили, обустроили. Есть чем и друг друга усладить, и врагов Императора наказать. Собирается, сопрягается гусеница космодесантная. Ухают и кряхтят позади меня. По закону ордена левокрылые с правокрылыми чередуются, а уж потом скауты пристраивается. Так у Данте заведено. И слава Императору…
По вскрикам и бормотанию чую — скаутов черед пришел. Подбадривает Данте их:
— Не робей, зелень!
Стараются молодые, рвутся друг другу в верзохи тугие. Помогают им сервиторы темные, направляют, поддерживают. Вот предпоследний молодой вскрикнул, последний крякнул — и готова гусеница. Сложилась. Замираем.
— Сангвиний! — кричит Данте.
— Кровь Сангвиния! — гремим в ответ.
Шагнул Данте. И за ним, за головою гусеницы двигаемся все мы. Ведет Данте нас в купель. Просторна она, вместительна. Теплою кровью наполняется, заместо ледяной.
— Сангвиний! Сангвиний! — кричим, обнявшись, ногами перебирая.
Идем за Данте. Идем. Идем. Идем гусеничным шагом. Светятся муде наши, вздрагивают уды в верзохах.
— Сангвиний! Сангвиний!
Входим в купель. Вскипает кровь пузырями воздушными вокруг нас. По муде погружается Данте, по пояс, по грудь. Входит вся гусеница космодесантная в купель. И встает.
Теперь — помолчать время. Напряглись руки мускулистые, засопели ноздри молодецкие, закряхтели десантники. Сладкой работы время пришло. Окучиваем друг друга. Колышется кровь вокруг нас, волнами ходит, из купели выплескивается. И вот уж подступило долгожданное, дрожь по всей гусенице прокатывается. И:
— Сангвиниииий!!!
Дрожит потолок сводчатый. А в купели — шторм девятибалльный.
—Сангвиниииий!!!
Реву в ухо Тихо, а Лемартес в мое вопит:
— Сангвиниииий!!
Император, помоги нам не умереть
Неописуемо. Потому как божественно.
Райскому блаженству подобно возлежание в мягких лонгшезах-лежаках после кроваво-ангельского совокупления. Свет включен, шампанское в ведерках на полу, еловый воздух, Второй концерт Рахманинова для фортепиано с оркестром. Данте наш после совокупления любит музыку с древней Тeрры послушать. Возлежим расслабленные. Гаснут огни в мудях. Пьем молча, дух переводим.
Крепкие руки десантные крепкие тела обхватывают. Целуем друг друга в уста. Молча целуем, по-мужски, без бабских нежностей. Целованием друг друга распаляем и приветствуем. Сервиторы между нами суетятся с горшками адамантиевыми, мазью некромундской полными. Зачерпываем мази густой, ароматной, мажем себе уды. Снуют бессловесные сервиторы аки тени, ибо не светится у них ничего.
— Сангвиний! — восклицает Данте.
— Кровь Сангвиния! — восклицаем мы.
Встает Данте первым. Приближает к себе Мефистона. Вставляет Мефистон в Мастера верзоху уд свой. Кряхтит Данте от удовольствия, скалит в темноте зубы белые. Обнимает Мефистона Корбуло, вставляет ему смазанный рог свой. Ухает Мефистон утробно. Корбуле Астарот Мрачный заправляет, Астароту — Тихо, а уж Тихо липкую сваю забить и мой черед настал. Обхватываю брата левокрылого левою рукою, а правой направляю уд свой ему в верзоху. Широка верзоха у брата Тихо. Вгоняю уд ему по самые ядра багровые. Тихо даже не крякает: привык, кровавый ангел коренной. Обхватываю его покрепче, прижимаю к себе, щекочу черным карапасом. А уж ко мне Лемартес пристраивается. Чую верзохой дрожащую булаву его. Увесиста она — без толчка не влезет. Торкается Лемартес, вгоняет в меня толстоголовый уд свой. До самых кишок достает махина его, стон нутряной из меня выжимая. Стону в ухо Тихо. Лемартес кряхтит в мое, руками молодецкими меня обхватывает. Не вижу того, кто вставляет ему, но по кряхтению разумею — уд достойный. Ну, да и нет среди нас недостойных — всем техжрецы уды обновили, укрепили, обустроили. Есть чем и друг друга усладить, и врагов Императора наказать. Собирается, сопрягается гусеница космодесантная. Ухают и кряхтят позади меня. По закону ордена левокрылые с правокрылыми чередуются, а уж потом скауты пристраивается. Так у Данте заведено. И слава Императору…
По вскрикам и бормотанию чую — скаутов черед пришел. Подбадривает Данте их:
— Не робей, зелень!
Стараются молодые, рвутся друг другу в верзохи тугие. Помогают им сервиторы темные, направляют, поддерживают. Вот предпоследний молодой вскрикнул, последний крякнул — и готова гусеница. Сложилась. Замираем.
— Сангвиний! — кричит Данте.
— Кровь Сангвиния! — гремим в ответ.
Шагнул Данте. И за ним, за головою гусеницы двигаемся все мы. Ведет Данте нас в купель. Просторна она, вместительна. Теплою кровью наполняется, заместо ледяной.
— Сангвиний! Сангвиний! — кричим, обнявшись, ногами перебирая.
Идем за Данте. Идем. Идем. Идем гусеничным шагом. Светятся муде наши, вздрагивают уды в верзохах.
— Сангвиний! Сангвиний!
Входим в купель. Вскипает кровь пузырями воздушными вокруг нас. По муде погружается Данте, по пояс, по грудь. Входит вся гусеница космодесантная в купель. И встает.
Теперь — помолчать время. Напряглись руки мускулистые, засопели ноздри молодецкие, закряхтели десантники. Сладкой работы время пришло. Окучиваем друг друга. Колышется кровь вокруг нас, волнами ходит, из купели выплескивается. И вот уж подступило долгожданное, дрожь по всей гусенице прокатывается. И:
— Сангвиниииий!!!
Дрожит потолок сводчатый. А в купели — шторм девятибалльный.
—Сангвиниииий!!!
Реву в ухо Тихо, а Лемартес в мое вопит:
— Сангвиниииий!!
Император, помоги нам не умереть
Неописуемо. Потому как божественно.
Райскому блаженству подобно возлежание в мягких лонгшезах-лежаках после кроваво-ангельского совокупления. Свет включен, шампанское в ведерках на полу, еловый воздух, Второй концерт Рахманинова для фортепиано с оркестром. Данте наш после совокупления любит музыку с древней Тeрры послушать. Возлежим расслабленные. Гаснут огни в мудях. Пьем молча, дух переводим.
We intertwine in the arms of fraternal.
Strong hands of landing strong bodies clasp. We kiss each other in the mouth. Silently we kiss, like a man, without women's tenderness. We plow each other with kissing and welcome. The servitors between us are fussing with adamantium pots, Necromund ointment complete. We scoop up the ointments of thick, fragrant, smear ourselves. Domested servitors just scurry off shadows, because nothing shines with them.
- Sanguine! - exclaims Dante.
- Sanguine blood! - we exclaim.
Dante gets up first. Brings Mephiston closer to himself. Mephiston inserts in the master Verzochu his own. Dante grunts with pleasure, grinds white teeth in the dark. Hugs Mephiston Korbulo, inserts his greased horn. Mephiston worships in the womb. Korbule Astarotz Gloomy, Astarota - quietly, and quietly sticky pile to score and my turn has come. I grab my brother with a left -handed left hand, and I direct it with my right to my verdom. Brother's wide verzocha is quiet. I drive the ud to him by the very cores of the crimson. Quietly does not even quarrel: got used to it, the bloody angel of the indigenous one. I grab it stronger, press it to me, tickle black karapas. And Lemartes is attached to me. I feel the trembling mace of his shock. She will not fit a weightyist without a push. Lemartes sticks, drove a thick -headed one in me. Makhin takes him to the very intestines, squeezing a groan from me. The moan in the ear is quiet. Lemartes doubles in mine, with hands with young men wraps me up. I do not see the one who inserts him, but, according to the grunts, I understand - the udes are worthy. Well, and there are no unworthy among us - the soils were updated, strengthened, arranged. There is something to deliver to each other, and punish the enemies of the emperor. The cosenic cosenic is gathering, mating. They get and grunt behind me. According to the law of the Order, left -winged with right -winged alternate, and only then scouts are attached. So Dante has been started. And glory to the emperor ...
I feel from the crops and muttering - the scouts came. The encourages Dante:
- Do not timid, greens!
They try young people, torn to each other in the verzochi TUGIY. Dark servitors help them, direct, support. Here the penultimate young cried out, the latter grunted - and the caterpillar is ready. It turned out. We freeze.
- Sanguine! - screams Dante.
- Sanguine blood! - Grace in response.
Dante stepped. And behind him, behind the head of the caterpillars, we are all moving. Dante leads us to the font. She is spacious, spacious. With warm blood, it is filled with ice.
- Sanguine! Sanguine! - scream, hugging, fingering with our feet.
We follow Dante. Let's go. Let's go. We go with a caterpillar step. Our muds glow, shudder in the ud in verzochi.
- Sanguine! Sanguine!
We enter the font. Boils blood with bubbles airy around us. Dante is immersed in mud, waist -deep, chest. The whole caterpillar coshenic enters the font. And gets up.
Now - the time is being silent. Muscular hands tensed, fellow nostrils, gritting the paratroopers. Time has come for sweet work. We hill each other. Blood swaying around us, walks in waves, splashes out of the font. And now the long -awaited one came up, trembling throughout the caterpillar rolled. AND:
- Sanguiiii !!!
The vaulted ceiling trembles. And in the font - a nine -point storm.
–Astviniiii !!!
The roar in the ear is quiet, and Lemartes yells into my:
- Sanguiiii !!
Emperor, help us not die
Indescribable. Because divine.
Paradise bliss is similar to the cost of soft long-laders after the blood-Angel copulation. The light is on, champagne in buckets on the floor, spruce air, the second concert of Rachmaninov for the piano with the orchestra. Our Dante after copulation loves music from Ancient Terra to listen. Let's put it relaxed. The lights go out in muddy. We drink silently, we translate the spirit.
Strong hands of landing strong bodies clasp. We kiss each other in the mouth. Silently we kiss, like a man, without women's tenderness. We plow each other with kissing and welcome. The servitors between us are fussing with adamantium pots, Necromund ointment complete. We scoop up the ointments of thick, fragrant, smear ourselves. Domested servitors just scurry off shadows, because nothing shines with them.
- Sanguine! - exclaims Dante.
- Sanguine blood! - we exclaim.
Dante gets up first. Brings Mephiston closer to himself. Mephiston inserts in the master Verzochu his own. Dante grunts with pleasure, grinds white teeth in the dark. Hugs Mephiston Korbulo, inserts his greased horn. Mephiston worships in the womb. Korbule Astarotz Gloomy, Astarota - quietly, and quietly sticky pile to score and my turn has come. I grab my brother with a left -handed left hand, and I direct it with my right to my verdom. Brother's wide verzocha is quiet. I drive the ud to him by the very cores of the crimson. Quietly does not even quarrel: got used to it, the bloody angel of the indigenous one. I grab it stronger, press it to me, tickle black karapas. And Lemartes is attached to me. I feel the trembling mace of his shock. She will not fit a weightyist without a push. Lemartes sticks, drove a thick -headed one in me. Makhin takes him to the very intestines, squeezing a groan from me. The moan in the ear is quiet. Lemartes doubles in mine, with hands with young men wraps me up. I do not see the one who inserts him, but, according to the grunts, I understand - the udes are worthy. Well, and there are no unworthy among us - the soils were updated, strengthened, arranged. There is something to deliver to each other, and punish the enemies of the emperor. The cosenic cosenic is gathering, mating. They get and grunt behind me. According to the law of the Order, left -winged with right -winged alternate, and only then scouts are attached. So Dante has been started. And glory to the emperor ...
I feel from the crops and muttering - the scouts came. The encourages Dante:
- Do not timid, greens!
They try young people, torn to each other in the verzochi TUGIY. Dark servitors help them, direct, support. Here the penultimate young cried out, the latter grunted - and the caterpillar is ready. It turned out. We freeze.
- Sanguine! - screams Dante.
- Sanguine blood! - Grace in response.
Dante stepped. And behind him, behind the head of the caterpillars, we are all moving. Dante leads us to the font. She is spacious, spacious. With warm blood, it is filled with ice.
- Sanguine! Sanguine! - scream, hugging, fingering with our feet.
We follow Dante. Let's go. Let's go. We go with a caterpillar step. Our muds glow, shudder in the ud in verzochi.
- Sanguine! Sanguine!
We enter the font. Boils blood with bubbles airy around us. Dante is immersed in mud, waist -deep, chest. The whole caterpillar coshenic enters the font. And gets up.
Now - the time is being silent. Muscular hands tensed, fellow nostrils, gritting the paratroopers. Time has come for sweet work. We hill each other. Blood swaying around us, walks in waves, splashes out of the font. And now the long -awaited one came up, trembling throughout the caterpillar rolled. AND:
- Sanguiiii !!!
The vaulted ceiling trembles. And in the font - a nine -point storm.
–Astviniiii !!!
The roar in the ear is quiet, and Lemartes yells into my:
- Sanguiiii !!
Emperor, help us not die
Indescribable. Because divine.
Paradise bliss is similar to the cost of soft long-laders after the blood-Angel copulation. The light is on, champagne in buckets on the floor, spruce air, the second concert of Rachmaninov for the piano with the orchestra. Our Dante after copulation loves music from Ancient Terra to listen. Let's put it relaxed. The lights go out in muddy. We drink silently, we translate the spirit.
Другие песни исполнителя: