Капишон - гвозди
текст песни
73
0 человек. считает текст песни верным
0 человек считают текст песни неверным
Капишон - гвозди - оригинальный текст песни, перевод, видео
- Текст
- Перевод
Когда уйдем все нахуй, к нам будет меньше вопросов,
Сколько я думал о жизни,сколько вместит этот поиск,
Стеклянный балкон, крылья, этажи хрущевок, на голове капюшон,там где стою под дождем я.
И может это сага, свою жизнь связать с азартом, курить и выдыхать и спать в этой маленькой спальне.
Это Россия - тут холодно, спят на люках голуби, мне 18, но больно, а впереди будут бомбы.
Опередил я многих частью ошибок тем более, старый зеленый Урал больше не едет по полю, и я велел своим мыслям не уснуть этой ночью, но мой неровный почерк живет в этой тетради.
Как оригами мой город, и кто не видел - не понял, реки Миасс святой воли,что меня манит из дома.
Искать что-то новое,бродя по центру Челябы,смотря в глаза прохожим,где я их чувствую кожей.
Эмфиземами выпали горизонт красный,возвращаются птицы, а в глазах моих счастье, и все твои калики я видел на голяке,тупо взял и присел,тупо молил,но не смел.
А заголовки газет, бегом туда где смех,в портфель все что успел,бежать от звуков сирен
Вдоль незнакомых стен, мой левый глаз слеп, я это все съел,я это все съел...
И до утра no cry при виде крови,мой видик больше не робит, лишь интернет и тот дворник, что то сигнал к спячке,Все мы горим как спички, а этот спич-примычка,привычка личная.
Где нас пенит вода, а спину сжирают мурашки,наша жизнь рубашка - короткая и рваная.
Нас ранят тротуары,там где ступали родные, а мои треки такие и я прошу пойми их.
На четверенях каясь тоже сломал мне мой мозг,кто мои дни нагрел и их же расплавил как воск?
Мама вполголоса,тихо,я засыпал на коленях,не знал во что я верю и как проверит нас время.
Я гну осанку,а Саня,что подобрал этой ночью,это меня калечит, ну а должно мне помочь.
Белые кроссы в мясо,а в голове вопросы - на что способен мой рэп и как мне тут остаться?
Пальцы скользят по спицам колеса с именем Жизнь,глаза смотрят вниз - на отражение в луже.
Я затянул капюшон под дождем,чтоб услышал и никуда не ушел,хотя бы в этой жизни...
Ветер пробил ветровку,забил мне в спину гвозди,найдя дорогу на ощупь,израненный - но шел!
Мне косяки вольных птиц дали приют этой ночью, и я просто пошел,глаза скрыв капюшоном..
Ветер пробил ветровку,забил мне в спину гвозди,найдя дорогу на ощупь,израненный - но шел!
Мне косяки вольных птиц дали приют этой ночью, и я просто пошел,глаза скрыв капюшоном.
Сколько я думал о жизни,сколько вместит этот поиск,
Стеклянный балкон, крылья, этажи хрущевок, на голове капюшон,там где стою под дождем я.
И может это сага, свою жизнь связать с азартом, курить и выдыхать и спать в этой маленькой спальне.
Это Россия - тут холодно, спят на люках голуби, мне 18, но больно, а впереди будут бомбы.
Опередил я многих частью ошибок тем более, старый зеленый Урал больше не едет по полю, и я велел своим мыслям не уснуть этой ночью, но мой неровный почерк живет в этой тетради.
Как оригами мой город, и кто не видел - не понял, реки Миасс святой воли,что меня манит из дома.
Искать что-то новое,бродя по центру Челябы,смотря в глаза прохожим,где я их чувствую кожей.
Эмфиземами выпали горизонт красный,возвращаются птицы, а в глазах моих счастье, и все твои калики я видел на голяке,тупо взял и присел,тупо молил,но не смел.
А заголовки газет, бегом туда где смех,в портфель все что успел,бежать от звуков сирен
Вдоль незнакомых стен, мой левый глаз слеп, я это все съел,я это все съел...
И до утра no cry при виде крови,мой видик больше не робит, лишь интернет и тот дворник, что то сигнал к спячке,Все мы горим как спички, а этот спич-примычка,привычка личная.
Где нас пенит вода, а спину сжирают мурашки,наша жизнь рубашка - короткая и рваная.
Нас ранят тротуары,там где ступали родные, а мои треки такие и я прошу пойми их.
На четверенях каясь тоже сломал мне мой мозг,кто мои дни нагрел и их же расплавил как воск?
Мама вполголоса,тихо,я засыпал на коленях,не знал во что я верю и как проверит нас время.
Я гну осанку,а Саня,что подобрал этой ночью,это меня калечит, ну а должно мне помочь.
Белые кроссы в мясо,а в голове вопросы - на что способен мой рэп и как мне тут остаться?
Пальцы скользят по спицам колеса с именем Жизнь,глаза смотрят вниз - на отражение в луже.
Я затянул капюшон под дождем,чтоб услышал и никуда не ушел,хотя бы в этой жизни...
Ветер пробил ветровку,забил мне в спину гвозди,найдя дорогу на ощупь,израненный - но шел!
Мне косяки вольных птиц дали приют этой ночью, и я просто пошел,глаза скрыв капюшоном..
Ветер пробил ветровку,забил мне в спину гвозди,найдя дорогу на ощупь,израненный - но шел!
Мне косяки вольных птиц дали приют этой ночью, и я просто пошел,глаза скрыв капюшоном.
When we leave all fuck, there will be less questions to us,
How much I thought about life, how much this search is accommodated,
Glass balcony, wings, floors of Khrushchev, on the head of the hood, where I stand in the rain.
And maybe this is a saga, to tie his life with azart, smoking and exhaling and sleep in this little bedroom.
It is Russia - it's cold, sleeping in the hatches of pigeons, I am 18, but it hurts, and there will be a bomb ahead.
I was ahead of many pieces of errors. Moreover, the old green ural is no longer rides over the field, and I ordered my thoughts not to sleep this night, but my uneven handwriting lives in this notebook.
As the origami, my city, and who did not see - did not understand, the Miass Holy Will river, that I was manit from the house.
Searching for something new, wandering through the center of Chelyab, looking into the eyes of passersby, where I feel their skin.
The emphysema fell out the horizon red, birds return, and in the eyes of my happiness, and all your calibium I saw on Golatka, stupidly took and sat down, stupidly prayed, but did not bother.
And the headlines of newspapers, run there where laughter, in the portfolio all managed to run from Sires Sounds
Along the unfamiliar walls, my left eye blind, I ate it all, I ate it all ...
And until the morning no cry, at the sight of blood, my appearance no longer robit, only the Internet and that janitor, something a signal for hibernation, we all burn like matches, and this list-rest, the habit of personal.
Where the water is foaming us, and goosebumps are buried, our life shirt is short and torn.
We are wounded by sidewalks, where they fell relatives, and my tracks are such and I ask them.
On the fourths, I also broke me my brain, who heard my days and melted them like wax?
Mom in a low voice, quietly, I fell asleep on my knees, did not know what I believe and how to check us time.
I will go to the posture, and Sanya, which picked up this night, it cripples me, but I should help me.
White crosses in meat, and in my head questions - what is my rap, how can my rap and how can I stay here?
Fingers slide on the spokes of the wheel with the name of life, the eyes look down - on the reflection in the pool.
I dragged the hood in the rain, so that he heard and did not go anywhere, at least in this life ...
The wind struck the windbreaker, scored me in the back of the nails, finding the road to the touch, wounded - but it was!
I gave me shoals of free birds to this night, and I just went, my eyes hiding a hood ..
The wind struck the windbreaker, scored me in the back of the nails, finding the road to the touch, wounded - but it was!
I gave me the shoals of free birds to this night, and I just went, my eyes hiding a hood.
How much I thought about life, how much this search is accommodated,
Glass balcony, wings, floors of Khrushchev, on the head of the hood, where I stand in the rain.
And maybe this is a saga, to tie his life with azart, smoking and exhaling and sleep in this little bedroom.
It is Russia - it's cold, sleeping in the hatches of pigeons, I am 18, but it hurts, and there will be a bomb ahead.
I was ahead of many pieces of errors. Moreover, the old green ural is no longer rides over the field, and I ordered my thoughts not to sleep this night, but my uneven handwriting lives in this notebook.
As the origami, my city, and who did not see - did not understand, the Miass Holy Will river, that I was manit from the house.
Searching for something new, wandering through the center of Chelyab, looking into the eyes of passersby, where I feel their skin.
The emphysema fell out the horizon red, birds return, and in the eyes of my happiness, and all your calibium I saw on Golatka, stupidly took and sat down, stupidly prayed, but did not bother.
And the headlines of newspapers, run there where laughter, in the portfolio all managed to run from Sires Sounds
Along the unfamiliar walls, my left eye blind, I ate it all, I ate it all ...
And until the morning no cry, at the sight of blood, my appearance no longer robit, only the Internet and that janitor, something a signal for hibernation, we all burn like matches, and this list-rest, the habit of personal.
Where the water is foaming us, and goosebumps are buried, our life shirt is short and torn.
We are wounded by sidewalks, where they fell relatives, and my tracks are such and I ask them.
On the fourths, I also broke me my brain, who heard my days and melted them like wax?
Mom in a low voice, quietly, I fell asleep on my knees, did not know what I believe and how to check us time.
I will go to the posture, and Sanya, which picked up this night, it cripples me, but I should help me.
White crosses in meat, and in my head questions - what is my rap, how can my rap and how can I stay here?
Fingers slide on the spokes of the wheel with the name of life, the eyes look down - on the reflection in the pool.
I dragged the hood in the rain, so that he heard and did not go anywhere, at least in this life ...
The wind struck the windbreaker, scored me in the back of the nails, finding the road to the touch, wounded - but it was!
I gave me shoals of free birds to this night, and I just went, my eyes hiding a hood ..
The wind struck the windbreaker, scored me in the back of the nails, finding the road to the touch, wounded - but it was!
I gave me the shoals of free birds to this night, and I just went, my eyes hiding a hood.