Каспийский Груз x Словетский - Ой, Мороз
текст песни
49
0 человек. считает текст песни верным
0 человек считают текст песни неверным
Каспийский Груз x Словетский - Ой, Мороз - оригинальный текст песни, перевод, видео
- Текст
- Перевод
Ой, мороз, мороз!
Ой, мороз, мороз, не морозь, брось.
Братья вместе, даже когда врозь.
Братья вместе, как винограда гроздь.
Всегда вдоль ограды и никогда сквозь.
От мест палёных, до мест отдалённых -
Как от листьев клёна, до вечнозеленых.
От номера в отеле, до номера на груди;
От оперы в партере, до опера позади.
Кому сигареты, кому дым от ствола.
Кому минареты, кому купола.
Кому дорог Псков, кому Махачкала.
Кому город ветров, кому горы бабла.
Номер мобилы сменил, номера перебил.
Сказали, помер Кирилл, но не заговорил.
Покормил рыбок, бабки в сумку Reebok.
Поднял рюмку выпил, закрыл дверь, выбыл.
Дальше поезд, с проводником, леваком.
Сошел в Видяево, минут 40 пешком.
Сбросил сумку у знакомой, дал ей в гортань.
Со Скайпа звякнул братве, дела – срань.
Месяц февраль – месяц *издец.
Носки махровые, дутый куртец.
Подутихнет всё, вернусь в Баку, авось.
Ой, мороз, мороз, не морозь, брось.
Не морозь, брось.
До седины, да до трости упаси Господь.
Никогда голодными, всегда чтоб досыта.
За спиной чтоб брат, а не менты, *ля, по пятам.
В *от ей дам – пусть сука замолкнет.
Ломают замок, *ля, значит выход из окон.
Не хочет быть кто-то загнанным в угол.
Жизнь не сладкий бубалех, а кто-то не Зохан.
Приходится теряться на дальних дистанциях -
Пароходы, авиация, вокзалы, станции.
И не до танцев нам, мы бегаем спринт,
Пока наши рожи печатает принтер.
Боже, помилуй милую Милу
За то, что неисправимого к себе приютила.
Отогрела пяточки, пока всё не стихло,
А во дворе беда гоняет, *ля, вихрем.
По шкале Рихтера иногда трясанёт,
Тут же сменю номера и на самолёт.
Рейс до Саратова и мне рады там.
И я с борта после дам за ними по следам.
Месяц февраль – месяц педаль.
Со всех сторон чё-то, *ля, давит.
А ты не злись и знай - я тут, как гость.
Скоро уйду, *ля. Ой, мороз, не морозь.
Снежок, свежо. Косолапый думал:
"Дай, полежу" , но тут медвежатники на Пежо.
Но ничё, ща у них мы вынем движок.
Зима родная, на сугробах румяных катает.
Волк голодает, да, холода это.
Крещенские задели, но не Гелик Старый Мельник,
На валенках с обрезом.
Избу оставил, топнул лесом, и что с ним стало,
Только лесу, братик, известно (только лесу).
По пояс снега на Пресне. Третий год над пропастью буревестник.
Индейцы в поисках "треснуть есть где".
Минус двадцать – все в подъезде.
Вот, озимыми не побрезгуйте.
Синяк-февраль иллюзии вкручивает,
Что остался тут кропаль.
Типа месяцы зашелестели пальмы,
Норма тут до конца апреля в ходу валенки.
Тут даже не аномалии, век их Маугли.
Разбрасывает Сайга угли.
Под добрым снегом хранит в себе тайга рубли.
Тайга рубли. Оу!
Ой, мороз, мороз, не морозь, брось.
Братья вместе, даже когда врозь.
Братья вместе, как винограда гроздь.
Всегда вдоль ограды и никогда сквозь.
От мест палёных, до мест отдалённых -
Как от листьев клёна, до вечнозеленых.
От номера в отеле, до номера на груди;
От оперы в партере, до опера позади.
Кому сигареты, кому дым от ствола.
Кому минареты, кому купола.
Кому дорог Псков, кому Махачкала.
Кому город ветров, кому горы бабла.
Номер мобилы сменил, номера перебил.
Сказали, помер Кирилл, но не заговорил.
Покормил рыбок, бабки в сумку Reebok.
Поднял рюмку выпил, закрыл дверь, выбыл.
Дальше поезд, с проводником, леваком.
Сошел в Видяево, минут 40 пешком.
Сбросил сумку у знакомой, дал ей в гортань.
Со Скайпа звякнул братве, дела – срань.
Месяц февраль – месяц *издец.
Носки махровые, дутый куртец.
Подутихнет всё, вернусь в Баку, авось.
Ой, мороз, мороз, не морозь, брось.
Не морозь, брось.
До седины, да до трости упаси Господь.
Никогда голодными, всегда чтоб досыта.
За спиной чтоб брат, а не менты, *ля, по пятам.
В *от ей дам – пусть сука замолкнет.
Ломают замок, *ля, значит выход из окон.
Не хочет быть кто-то загнанным в угол.
Жизнь не сладкий бубалех, а кто-то не Зохан.
Приходится теряться на дальних дистанциях -
Пароходы, авиация, вокзалы, станции.
И не до танцев нам, мы бегаем спринт,
Пока наши рожи печатает принтер.
Боже, помилуй милую Милу
За то, что неисправимого к себе приютила.
Отогрела пяточки, пока всё не стихло,
А во дворе беда гоняет, *ля, вихрем.
По шкале Рихтера иногда трясанёт,
Тут же сменю номера и на самолёт.
Рейс до Саратова и мне рады там.
И я с борта после дам за ними по следам.
Месяц февраль – месяц педаль.
Со всех сторон чё-то, *ля, давит.
А ты не злись и знай - я тут, как гость.
Скоро уйду, *ля. Ой, мороз, не морозь.
Снежок, свежо. Косолапый думал:
"Дай, полежу" , но тут медвежатники на Пежо.
Но ничё, ща у них мы вынем движок.
Зима родная, на сугробах румяных катает.
Волк голодает, да, холода это.
Крещенские задели, но не Гелик Старый Мельник,
На валенках с обрезом.
Избу оставил, топнул лесом, и что с ним стало,
Только лесу, братик, известно (только лесу).
По пояс снега на Пресне. Третий год над пропастью буревестник.
Индейцы в поисках "треснуть есть где".
Минус двадцать – все в подъезде.
Вот, озимыми не побрезгуйте.
Синяк-февраль иллюзии вкручивает,
Что остался тут кропаль.
Типа месяцы зашелестели пальмы,
Норма тут до конца апреля в ходу валенки.
Тут даже не аномалии, век их Маугли.
Разбрасывает Сайга угли.
Под добрым снегом хранит в себе тайга рубли.
Тайга рубли. Оу!
Oh, frost, frost!
Oh, frost, frost, do not frost, throw it.
Brothers together, even when apart.
The brothers are together like a bunch of grapes.
Always along the fence and never through.
From the places of the Palette, to the places of distant -
Like from maple leaves, to evergreen.
From a hotel room to a room on the chest;
From the opera in the ground, to the opera behind.
To whom cigarettes, to whom smoke from the trunk.
To whom minaret, to whom the dome.
To whom Pskov is dear, to whom Makhachkah.
To whom the city of winds, to whom the mountains of dough.
The mobile number changed, interrupted the rooms.
They said Cyril died, but did not speak.
He fed fish, grandmas in the Reebok bag.
He picked up a glass drank, closed the door, and left.
Further the train, with a guide, leftist.
He went into Vidyevo, about 40 minutes on foot.
He threw the bag from a friend, gave it to her larynx.
From Skype, he called the lads, things - shit.
Month of February - a month *out of the time.
Tainted socks, puffy jacket.
Everything will blow a blow, back to Baku, maybe.
Oh, frost, frost, do not frost, throw it.
Do not frost, quit.
To the gray hair, but to the cane, God forbid.
Never hungry, always to be added.
Behind it is a brother, not cops, *la, on the heels.
In *from her, let the bitch shut up.
Break the castle, *la, then the exit from the windows.
Someone does not want to be cornered.
Life is not a sweet bubalech, but someone is not Zohan.
We have to get lost at distant distances -
Steamboats, aviation, stations, station.
And not to dancing to us, we are running a sprint,
While our faces are printing a printer.
God, have mercy on my sweet mila
For the fact that she was incorrigible to herself.
Heated the heels until everything was subsided,
And in the yard, trouble drives, *la, whirlwind.
On the scale of Richter will sometimes shake
I will immediately change the room and to the plane.
The flight to Saratov and I am happy there.
And I will sideways from the side after them in the footsteps.
Month of February - a month pedal.
From all sides, something, *la, crushes.
And you do not be angry and know - I am like a guest here.
I'll leave soon, *la. Oh, frost, not frost.
Snowball, fresh. Clotted thought:
"Give me, I will lie down", but here are the bear cubs on Peugeot.
But nothing, they will remove the engine from them.
Winter is native, rudders on snowdrifts.
The wolf is starving, yes, the cold is.
Epiphany touched, but not Gelik Old Melnik,
On felt boots with a cut.
He left the hut, stomped with the forest, and what happened to him,
Only the forest, brother, is known (only to the forest).
To the waist of snow on Presnya. The third year over the abyss is the Petrel.
Indians in search of "Crack there is where."
Minus twenty - everything is in the entrance.
Here, do not disdain winter.
Bruise-February is screwing the illusion,
That Kropal stayed here.
Like months, palm trees.
The norm here is until the end of April in the move.
There are not even anomalies here, their century Mowgli.
Saiga scatter the coals.
Under the good snow, the taiga stores rubles.
Taiga Rules. OU!
Oh, frost, frost, do not frost, throw it.
Brothers together, even when apart.
The brothers are together like a bunch of grapes.
Always along the fence and never through.
From the places of the Palette, to the places of distant -
Like from maple leaves, to evergreen.
From a hotel room to a room on the chest;
From the opera in the ground, to the opera behind.
To whom cigarettes, to whom smoke from the trunk.
To whom minaret, to whom the dome.
To whom Pskov is dear, to whom Makhachkah.
To whom the city of winds, to whom the mountains of dough.
The mobile number changed, interrupted the rooms.
They said Cyril died, but did not speak.
He fed fish, grandmas in the Reebok bag.
He picked up a glass drank, closed the door, and left.
Further the train, with a guide, leftist.
He went into Vidyevo, about 40 minutes on foot.
He threw the bag from a friend, gave it to her larynx.
From Skype, he called the lads, things - shit.
Month of February - a month *out of the time.
Tainted socks, puffy jacket.
Everything will blow a blow, back to Baku, maybe.
Oh, frost, frost, do not frost, throw it.
Do not frost, quit.
To the gray hair, but to the cane, God forbid.
Never hungry, always to be added.
Behind it is a brother, not cops, *la, on the heels.
In *from her, let the bitch shut up.
Break the castle, *la, then the exit from the windows.
Someone does not want to be cornered.
Life is not a sweet bubalech, but someone is not Zohan.
We have to get lost at distant distances -
Steamboats, aviation, stations, station.
And not to dancing to us, we are running a sprint,
While our faces are printing a printer.
God, have mercy on my sweet mila
For the fact that she was incorrigible to herself.
Heated the heels until everything was subsided,
And in the yard, trouble drives, *la, whirlwind.
On the scale of Richter will sometimes shake
I will immediately change the room and to the plane.
The flight to Saratov and I am happy there.
And I will sideways from the side after them in the footsteps.
Month of February - a month pedal.
From all sides, something, *la, crushes.
And you do not be angry and know - I am like a guest here.
I'll leave soon, *la. Oh, frost, not frost.
Snowball, fresh. Clotted thought:
"Give me, I will lie down", but here are the bear cubs on Peugeot.
But nothing, they will remove the engine from them.
Winter is native, rudders on snowdrifts.
The wolf is starving, yes, the cold is.
Epiphany touched, but not Gelik Old Melnik,
On felt boots with a cut.
He left the hut, stomped with the forest, and what happened to him,
Only the forest, brother, is known (only to the forest).
To the waist of snow on Presnya. The third year over the abyss is the Petrel.
Indians in search of "Crack there is where."
Minus twenty - everything is in the entrance.
Here, do not disdain winter.
Bruise-February is screwing the illusion,
That Kropal stayed here.
Like months, palm trees.
The norm here is until the end of April in the move.
There are not even anomalies here, their century Mowgli.
Saiga scatter the coals.
Under the good snow, the taiga stores rubles.
Taiga Rules. OU!