Колясик - О чем забывают отцы
текст песни
50
0 человек. считает текст песни верным
0 человек считают текст песни неверным
Колясик - О чем забывают отцы - оригинальный текст песни, перевод, видео
- Текст
- Перевод
"Раскаяние отца" У. Ливингстон Ларнед
Послушай, сын. Я произношу эти слова в то время, когда ты спишь; твоя маленькая рука подложена под щёчку, а вьющиеся белокурые волосы слиплись на влажном лбу. Я один прокрался в твою комнату. Несколько минут назад, когда я сидел в библиотеке и читал газету, на меня нахлынула тяжёлая волна раскаяния. Я пришёл к твоей кроватке с сознанием своей вины.
Вот о чём я думал, сын: я сорвал на тебе своё плохое настроение. Я выбранил тебя, когда ты одевался, чтобы идти в школу, так как ты только прикоснулся к своему лицу мокрым полотенцем. Я отчитал тебя за то, что ты не почистил ботинки. Я сердито закричал на тебя, когда ты бросил что-то из своей одежды на пол.
За завтраком я тоже к тебе придирался. Ты пролил чай. Ты жадно глотал пищу. Ты положил локти на стол. Ты слишком густо намазал хлеб маслом. А затем, когда ты отправился поиграть, а я торопился на поезд, ты обернулся, помахал мне рукой и крикнул: «До свидания, папа!», я же нахмурил брови и отвечал: «Распрями плечи!»
Затем, в конце дня, всё началось снова. Идя по дороге, я заметил тебя, когда ты на коленях играл в шарики. На твоих чулках были дыры. Я унизил тебя перед твоими товарищами, заставив идти домой впереди меня. Чулки дорого стоят - и если бы ты должен был покупать их на собственные деньги, то был бы более аккуратным! Вообрази только, сын, что это говорил твой отец!
Помнишь, как ты вошёл затем в библиотеку, где я читал,- робко, с болью во взгляде? Когда я мельком взглянул на тебя поверх газеты, раздражённый тем, что мне помешали, ты в нерешительности остановился у двери. «Что тебе нужно?» - резко спросил я.
Ты ничего не ответил, но порывисто бросился ко мне, обнял за шею и поцеловал. Твои ручки сжали меня с любовью, которую Бог вложил в твоё сердце и которую даже моё пренебрежительное отношение не смогло иссушить. А затем ты ушёл, семеня ножками, вверх по лестнице.
Так вот, сын, вскоре после этого газета выскользнула из моих рук и мною овладел ужасный, тошнотворный страх. Что со мною сделала привычка? Привычка придираться, распекать - такова была моя награда тебе за то, что ты маленький мальчик. Нельзя ведь сказать, что я не любил тебя, всё дело в том, что я ожидал слишком многого от юности и мерил тебя меркой своих собственных лет.
А в твоём характере так много здорового, прекрасного и искреннего. Твоё маленькое сердце столь же велико, как рассвет над далёкими холмами. Это проявилось в твоём стихийном порыве, когда ты бросился ко мне, чтобы поцеловать меня перед отходом ко сну. Ничто другое не имеет сегодня значения, сын. Я пришёл к твоей кроватке в темноте и, пристыженный, преклонил перед тобой колени!
Это слабое искупление. Я знаю, ты не понял бы этих вещей, если бы я тебе сказал всё это, когда ты проснёшься. Но завтра я буду настоящим отцом! Я буду дружить с тобой, страдать, когда ты страдаешь, и смеяться, когда ты смеёшься. Я прикушу свой язык, когда с него будет готово сорваться раздражённое слово. Я постоянно буду повторять как заклинание: «Он ведь только мальчик, маленький мальчик!»
Бьюсь, что я мысленно видел в тебе взрослого мужчину. Однако сейчас, когда я вижу тебя, сын, устало съёжившегося в твоей кроватке, я понимаю, что ты ещё ребёнок. Ещё вчера ты был на руках у матери, и головка твоя лежала на её плече. Я требовал слишком многого, слишком многого.
Послушай, сын. Я произношу эти слова в то время, когда ты спишь; твоя маленькая рука подложена под щёчку, а вьющиеся белокурые волосы слиплись на влажном лбу. Я один прокрался в твою комнату. Несколько минут назад, когда я сидел в библиотеке и читал газету, на меня нахлынула тяжёлая волна раскаяния. Я пришёл к твоей кроватке с сознанием своей вины.
Вот о чём я думал, сын: я сорвал на тебе своё плохое настроение. Я выбранил тебя, когда ты одевался, чтобы идти в школу, так как ты только прикоснулся к своему лицу мокрым полотенцем. Я отчитал тебя за то, что ты не почистил ботинки. Я сердито закричал на тебя, когда ты бросил что-то из своей одежды на пол.
За завтраком я тоже к тебе придирался. Ты пролил чай. Ты жадно глотал пищу. Ты положил локти на стол. Ты слишком густо намазал хлеб маслом. А затем, когда ты отправился поиграть, а я торопился на поезд, ты обернулся, помахал мне рукой и крикнул: «До свидания, папа!», я же нахмурил брови и отвечал: «Распрями плечи!»
Затем, в конце дня, всё началось снова. Идя по дороге, я заметил тебя, когда ты на коленях играл в шарики. На твоих чулках были дыры. Я унизил тебя перед твоими товарищами, заставив идти домой впереди меня. Чулки дорого стоят - и если бы ты должен был покупать их на собственные деньги, то был бы более аккуратным! Вообрази только, сын, что это говорил твой отец!
Помнишь, как ты вошёл затем в библиотеку, где я читал,- робко, с болью во взгляде? Когда я мельком взглянул на тебя поверх газеты, раздражённый тем, что мне помешали, ты в нерешительности остановился у двери. «Что тебе нужно?» - резко спросил я.
Ты ничего не ответил, но порывисто бросился ко мне, обнял за шею и поцеловал. Твои ручки сжали меня с любовью, которую Бог вложил в твоё сердце и которую даже моё пренебрежительное отношение не смогло иссушить. А затем ты ушёл, семеня ножками, вверх по лестнице.
Так вот, сын, вскоре после этого газета выскользнула из моих рук и мною овладел ужасный, тошнотворный страх. Что со мною сделала привычка? Привычка придираться, распекать - такова была моя награда тебе за то, что ты маленький мальчик. Нельзя ведь сказать, что я не любил тебя, всё дело в том, что я ожидал слишком многого от юности и мерил тебя меркой своих собственных лет.
А в твоём характере так много здорового, прекрасного и искреннего. Твоё маленькое сердце столь же велико, как рассвет над далёкими холмами. Это проявилось в твоём стихийном порыве, когда ты бросился ко мне, чтобы поцеловать меня перед отходом ко сну. Ничто другое не имеет сегодня значения, сын. Я пришёл к твоей кроватке в темноте и, пристыженный, преклонил перед тобой колени!
Это слабое искупление. Я знаю, ты не понял бы этих вещей, если бы я тебе сказал всё это, когда ты проснёшься. Но завтра я буду настоящим отцом! Я буду дружить с тобой, страдать, когда ты страдаешь, и смеяться, когда ты смеёшься. Я прикушу свой язык, когда с него будет готово сорваться раздражённое слово. Я постоянно буду повторять как заклинание: «Он ведь только мальчик, маленький мальчик!»
Бьюсь, что я мысленно видел в тебе взрослого мужчину. Однако сейчас, когда я вижу тебя, сын, устало съёжившегося в твоей кроватке, я понимаю, что ты ещё ребёнок. Ещё вчера ты был на руках у матери, и головка твоя лежала на её плече. Я требовал слишком многого, слишком многого.
"Father's repentance" W. Livingston Larland
Listen, son. I pronounce these words at a time when you sleep; Your little hand is placed under the cheek, and curly blond hair sticks on a wet forehead. I was alone in your room. A few minutes ago, when I sat in the library and read the newspaper, a heavy wave of remorse surged over me. I came to your crib with my guilt.
That's what I thought, son: I threw my bad mood on you. I chose you when you dressed to go to school, since you just touched your face with a wet towel. I reported you for not cleaning your boots. I shouted angrily at you when you threw something from your clothes on the floor.
At breakfast, I also found fault with you. You spilled tea. You eagerly swallowed food. You put your elbows on the table. You smeared bread too thick with oil. And then, when you went to play, and I was in a hurry to the train, you turned around, waved my hand and shouted: “Goodbye, dad!”, I frowned and answered: “Straighten my shoulders!”
Then, at the end of the day, it all started again. Walking along the road, I noticed you when you played balls on your knees. There were holes on your stockings. I humiliated you in front of your comrades, forcing you to go home in front of me. Stockings are expensive - and if you had to buy it for your own money, you would be more accurate! Imagine only a son, what your father said!
Remember how you then entered the library where I read- timidly, with pain in my eyes? When I glanced briefly at you over the newspaper, annoyed by the fact that they prevented me, you stopped at the door in indecision. "What do you need?" I asked sharply.
You did not answer, but impulsively rushed to me, hugged my neck and kissed. Your hands squeezed me with love, which God put in your heart and which even my neglect could not dry. And then you left, seeds with legs, up the stairs.
So, the son, soon after that the newspaper slipped out of my hands and I took possession of a terrible, sickening fear. What did the habit make with me? The habit of picking up, baking - that was my reward for you for the fact that you are a little boy. You can’t say that I did not love you, the thing is that I expected too much from my youth and measured you with the measurement of my own years.
And in your character so many healthy, beautiful and sincere. Your little heart is as great as the dawn over far hills. This manifested itself in your spontaneous impulse when you rushed to me to kiss me before going to bed. Nothing else matters today, son. I came to your crib in the dark and, ashamed, I knelt before you!
This is a weak atonement. I know, you would not understand these things if I told you all this when you wake up. But tomorrow I will be a real father! I will be friends with you, suffer when you suffer, and laugh when you laugh. I will bite my tongue when an irritated word is ready to break from him. I will constantly repeat as a spell: "He is only a boy, a little boy!"
I fight that I mentally saw an adult man in you. However, now, when I see you, a son, tired of who has tired in your crib, I understand that you are still a child. Yesterday you were in the arms of the mother, and your head lay on her shoulder. I demanded too much, too much.
Listen, son. I pronounce these words at a time when you sleep; Your little hand is placed under the cheek, and curly blond hair sticks on a wet forehead. I was alone in your room. A few minutes ago, when I sat in the library and read the newspaper, a heavy wave of remorse surged over me. I came to your crib with my guilt.
That's what I thought, son: I threw my bad mood on you. I chose you when you dressed to go to school, since you just touched your face with a wet towel. I reported you for not cleaning your boots. I shouted angrily at you when you threw something from your clothes on the floor.
At breakfast, I also found fault with you. You spilled tea. You eagerly swallowed food. You put your elbows on the table. You smeared bread too thick with oil. And then, when you went to play, and I was in a hurry to the train, you turned around, waved my hand and shouted: “Goodbye, dad!”, I frowned and answered: “Straighten my shoulders!”
Then, at the end of the day, it all started again. Walking along the road, I noticed you when you played balls on your knees. There were holes on your stockings. I humiliated you in front of your comrades, forcing you to go home in front of me. Stockings are expensive - and if you had to buy it for your own money, you would be more accurate! Imagine only a son, what your father said!
Remember how you then entered the library where I read- timidly, with pain in my eyes? When I glanced briefly at you over the newspaper, annoyed by the fact that they prevented me, you stopped at the door in indecision. "What do you need?" I asked sharply.
You did not answer, but impulsively rushed to me, hugged my neck and kissed. Your hands squeezed me with love, which God put in your heart and which even my neglect could not dry. And then you left, seeds with legs, up the stairs.
So, the son, soon after that the newspaper slipped out of my hands and I took possession of a terrible, sickening fear. What did the habit make with me? The habit of picking up, baking - that was my reward for you for the fact that you are a little boy. You can’t say that I did not love you, the thing is that I expected too much from my youth and measured you with the measurement of my own years.
And in your character so many healthy, beautiful and sincere. Your little heart is as great as the dawn over far hills. This manifested itself in your spontaneous impulse when you rushed to me to kiss me before going to bed. Nothing else matters today, son. I came to your crib in the dark and, ashamed, I knelt before you!
This is a weak atonement. I know, you would not understand these things if I told you all this when you wake up. But tomorrow I will be a real father! I will be friends with you, suffer when you suffer, and laugh when you laugh. I will bite my tongue when an irritated word is ready to break from him. I will constantly repeat as a spell: "He is only a boy, a little boy!"
I fight that I mentally saw an adult man in you. However, now, when I see you, a son, tired of who has tired in your crib, I understand that you are still a child. Yesterday you were in the arms of the mother, and your head lay on her shoulder. I demanded too much, too much.