Константин Потапов - После ливня
текст песни
21
0 человек. считает текст песни верным
0 человек считают текст песни неверным
Константин Потапов - После ливня - оригинальный текст песни, перевод, видео
- Текст
- Перевод
В том парке листва еще бредила ливнем.
Отдавшись объятьям промокшей скамьи,
он, только что бывший смущенным, наивным,
теперь растерял все ужимки свои.
В неловких манжетах, распахнутых настежь,
в ладони под ворот, в поджатых губах -
он был скоротечным, он был настоящим,
как капли, что стерты предплечьем со лба.
Он был разлохмачен, он был измочален,
безмерным безмолвием полон внутри.
И в этой разверзнутой бездне молчанья
еще раздавался ее звонкий крик.
В нем все отживало момент расставанья,
еще обсыхал этот свежий разрыв,
Он слышал как там, вдалеке разливаясь
стихал ее шаг, опрокинув, разлив
в нем все через край, так что мокрому парку
себя было проще по сухости губ
суметь отличить. Парку было так жарко,
что ртом ее шаг он ловил на бегу.
Асфальт ароматом пролитого лета
так жадно внимал ее нервным шагам,
что он про себя монолог ломкий этот,
читал наизусть, разучив по слогам.
Все встало комком липким в стянутом горле,
все было не нужным, все было чужим.
Он бывший, когда-то упрямым и гордым,
теперь просто искренне плакал и жил.
Он плакал, как плачут, быть может, впервые,
когда еще высших не ищут причин,
как плачут все люди, как плачут живые,
в ответе за то, что к себе приручив,
готовы оставить, Они так сроднились
как левая с правой, как брат и сестра,
и раны раскрытым разрывом саднили,
и это был ужас, и это был страх.
Ему бы проститься, ему бы запасться
терпеньем, сидеть на скамье, не вставать
но снова - в изломанных пальцах запястья
но вновь - губы смяты в невнятных словах.
И парк был единственный верный свидетель,
того, как сквозь зрелый промокший июль,
вскочивший внезапно, бежал по планете,
весь сжавшись в одно ломовое «Люблю!»
Отдавшись объятьям промокшей скамьи,
он, только что бывший смущенным, наивным,
теперь растерял все ужимки свои.
В неловких манжетах, распахнутых настежь,
в ладони под ворот, в поджатых губах -
он был скоротечным, он был настоящим,
как капли, что стерты предплечьем со лба.
Он был разлохмачен, он был измочален,
безмерным безмолвием полон внутри.
И в этой разверзнутой бездне молчанья
еще раздавался ее звонкий крик.
В нем все отживало момент расставанья,
еще обсыхал этот свежий разрыв,
Он слышал как там, вдалеке разливаясь
стихал ее шаг, опрокинув, разлив
в нем все через край, так что мокрому парку
себя было проще по сухости губ
суметь отличить. Парку было так жарко,
что ртом ее шаг он ловил на бегу.
Асфальт ароматом пролитого лета
так жадно внимал ее нервным шагам,
что он про себя монолог ломкий этот,
читал наизусть, разучив по слогам.
Все встало комком липким в стянутом горле,
все было не нужным, все было чужим.
Он бывший, когда-то упрямым и гордым,
теперь просто искренне плакал и жил.
Он плакал, как плачут, быть может, впервые,
когда еще высших не ищут причин,
как плачут все люди, как плачут живые,
в ответе за то, что к себе приручив,
готовы оставить, Они так сроднились
как левая с правой, как брат и сестра,
и раны раскрытым разрывом саднили,
и это был ужас, и это был страх.
Ему бы проститься, ему бы запасться
терпеньем, сидеть на скамье, не вставать
но снова - в изломанных пальцах запястья
но вновь - губы смяты в невнятных словах.
И парк был единственный верный свидетель,
того, как сквозь зрелый промокший июль,
вскочивший внезапно, бежал по планете,
весь сжавшись в одно ломовое «Люблю!»
In that park, the foliage was still raving.
Surrendering to a wet bench with arms,
He, just formerly embarrassed, naive,
Now he lost all his grimaces.
In awkward cuffs, wide open,
In the palm of the gate, in pursed lips -
He was fleeting, he was real,
Like drops that are erased by the forearm from the forehead.
He was disheveled, he was exhausted,
In an immense silence, it is full inside.
And in this revealed abyss of silence
Her ringing scream was still heard.
In it, everything was burning out the moment of parting,
This fresh gap also rang out,
He heard how it was in the distance.
her step subsided, overturning, spill
everything is over the edge in it, so the wet park
it was easier on dry lips
be able to distinguish. The park was so hot
That he caught her step on the run.
Asphalt with the aroma of spilled summer
so eagerly listened to her nervous steps,
that he is a brittle monologue to himself,
I read it by heart, learning by syllables.
Everything got up with a sticky lip in a pulled throat,
Everything was unnecessary, everything was a stranger.
He is a former, once stubborn and proud,
Now he was just sincerely cried and lived.
He cried, as they cry, perhaps for the first time,
when still the highests are not looking for reasons,
How all people cry, how the living cry,
in the response for being tamed to himself,
ready to leave, they are so related
Like a left with the right, like a brother and sister,
And the wounds with an open gap were sad,
And it was horror, and it was fear.
He would say goodby
patience, sit on a bench, do not get up
but again - in the broken fingers of the wrist
But again - the lips are crushed in slurred words.
And the park was the only true witness,
how through the mature wet July,
Suddenly jumping up on the planet,
All sinking into one scrap "I love!"
Surrendering to a wet bench with arms,
He, just formerly embarrassed, naive,
Now he lost all his grimaces.
In awkward cuffs, wide open,
In the palm of the gate, in pursed lips -
He was fleeting, he was real,
Like drops that are erased by the forearm from the forehead.
He was disheveled, he was exhausted,
In an immense silence, it is full inside.
And in this revealed abyss of silence
Her ringing scream was still heard.
In it, everything was burning out the moment of parting,
This fresh gap also rang out,
He heard how it was in the distance.
her step subsided, overturning, spill
everything is over the edge in it, so the wet park
it was easier on dry lips
be able to distinguish. The park was so hot
That he caught her step on the run.
Asphalt with the aroma of spilled summer
so eagerly listened to her nervous steps,
that he is a brittle monologue to himself,
I read it by heart, learning by syllables.
Everything got up with a sticky lip in a pulled throat,
Everything was unnecessary, everything was a stranger.
He is a former, once stubborn and proud,
Now he was just sincerely cried and lived.
He cried, as they cry, perhaps for the first time,
when still the highests are not looking for reasons,
How all people cry, how the living cry,
in the response for being tamed to himself,
ready to leave, they are so related
Like a left with the right, like a brother and sister,
And the wounds with an open gap were sad,
And it was horror, and it was fear.
He would say goodby
patience, sit on a bench, do not get up
but again - in the broken fingers of the wrist
But again - the lips are crushed in slurred words.
And the park was the only true witness,
how through the mature wet July,
Suddenly jumping up on the planet,
All sinking into one scrap "I love!"
Другие песни исполнителя: