Ленинградский диксиленд - А мы швейцару - отворите двери
текст песни
25
0 человек. считает текст песни верным
0 человек считают текст песни неверным
Ленинградский диксиленд - А мы швейцару - отворите двери - оригинальный текст песни, перевод, видео
- Текст
- Перевод
А. Северный и Братья Жемчужные с анс. Ленинградский диксиленд
октябрь 1977 года, Ленинград
Александр Дольский
Выходной без любви
А мы привратнику кричим: "Отворите двери,
На нас там занято". Но нам швейцар не верит.
Открыл и пузом отодвинул он Алешу:
"А ты, мол вовсе, ты уже хороший"
- "Да нас же трое, это же не сто".
А он нам отвечает: "Нет местов.
Я вас за пьянство не хочу обидеть,
Но вы, ребята, все в абстрактном виде.
У одного потеряна галоша,
А у другого в алебастре рожа.
А третий, хоть не шляпе, но культурный.
Стоит, молчит. Ему, наверно, дурно.
Пустить вас не могу, уж вы простите,
Не стойте тут, ребята, не грустите".
Жизнь подходит к преклонным годам -
В сентябре было мне двадцать три.
Но когда в воскресенье гуляешь без дам,
То сердце клюют снегири.
А в ресторане хорошо, и в гаме
Порхают тетечки с культурными ногами,
И курят девочки с ужасными глазами,
А с ними дяди без волос и с волосами.
Да я, сейчас, какого-нибудь дядю,
Ну просто ни за что - сугреву ради...
А тут открылись двери, и сквозь гам
Выходит, очевидно, хулиган.
А нос такой паршивый, - сразу видно,
Что . И стало мне обидно.
И стало за порядки эти странно.
Кого пускают в наши рестораны?
Я подхожу, ну бац его и хлесть.
И он лежит, такой спокойный весь.
А я согрелся, веселее стало.
Но показалось мне немного мало.
А он лежит. Ну, пнуть али не пнуть?
А тут мне трое преградили путь.
Один мне в морду кулачишкой тычет.
Да я видал таких в гробу по тыще!
Я пуговицу в нос ему засунул,
И он отвлекся, вроде бы заснул он.
Другому пасть порвал, и выдал плюху,
А остальному откусил пол-уха.
В атмосфере бывают явления,
Что невольно напьешься с тоски.
Есть женщины в русских селениях,
В городах же - одни мужики.
Ну, честно говоря, мне было трудно.
Пол-уха спрятал я в карман нагрудный.
Я вспомнил: есть котишко у меня,
Он не обедал, кажется, три дня.
Ведь тяжело не жрать три дня подряд -
Тут и хрящам, наверно, будешь рад.
Ну, а пока те четверо молились,
С Алешкой мы спокойно удалились.
Вот только Колю где-то потеряли.
Гляжу, идут навстречу нам две крали.
А так как я устал, и был печален,
То только личики в снегу им отпечатал.
А так как женщины вобще мне не враги,
Я только снегу им насыпал в сапоги.
Я смотрю вам в чугунные очи, родной,
Мой Владимир Ильич-обелиск,
Но когда без подруги пройдет выходной,
То к ночи нарежешься вдрызг.
Да и вообще, пора идти домой,
Закончился воскресный выходной.
Я дома ноги вытер о ковер,
А соседка говорит, мол Васька твой помёр.
"Да как он смел, - говорю,- такой нахал!"
Я ухом ей под носом помахал.
"Да ежли б я, - говорю, такое дело знал,
Я бы ухо тому типу не кусал".
Я для него старался, стервеца!
Вдруг вижу - нет на бабушке лица.
И тихо тут заплакала она,
Сказала, что я чистый сатана.
Что быть таким, мол, стыд, мол, и позор.
И хорошо еще, что я еще не вор.
Я вспомнил Ваську, и слегка взгруснул,
Потом заплакал... А потом заснул.
Сколько в мире написано книг -
Не прочтешь - потому не читал.
Так и жизнь пролетит, словно миг -
Ни любви, ни кота, ни черта...
октябрь 1977 года, Ленинград
Александр Дольский
Выходной без любви
А мы привратнику кричим: "Отворите двери,
На нас там занято". Но нам швейцар не верит.
Открыл и пузом отодвинул он Алешу:
"А ты, мол вовсе, ты уже хороший"
- "Да нас же трое, это же не сто".
А он нам отвечает: "Нет местов.
Я вас за пьянство не хочу обидеть,
Но вы, ребята, все в абстрактном виде.
У одного потеряна галоша,
А у другого в алебастре рожа.
А третий, хоть не шляпе, но культурный.
Стоит, молчит. Ему, наверно, дурно.
Пустить вас не могу, уж вы простите,
Не стойте тут, ребята, не грустите".
Жизнь подходит к преклонным годам -
В сентябре было мне двадцать три.
Но когда в воскресенье гуляешь без дам,
То сердце клюют снегири.
А в ресторане хорошо, и в гаме
Порхают тетечки с культурными ногами,
И курят девочки с ужасными глазами,
А с ними дяди без волос и с волосами.
Да я, сейчас, какого-нибудь дядю,
Ну просто ни за что - сугреву ради...
А тут открылись двери, и сквозь гам
Выходит, очевидно, хулиган.
А нос такой паршивый, - сразу видно,
Что . И стало мне обидно.
И стало за порядки эти странно.
Кого пускают в наши рестораны?
Я подхожу, ну бац его и хлесть.
И он лежит, такой спокойный весь.
А я согрелся, веселее стало.
Но показалось мне немного мало.
А он лежит. Ну, пнуть али не пнуть?
А тут мне трое преградили путь.
Один мне в морду кулачишкой тычет.
Да я видал таких в гробу по тыще!
Я пуговицу в нос ему засунул,
И он отвлекся, вроде бы заснул он.
Другому пасть порвал, и выдал плюху,
А остальному откусил пол-уха.
В атмосфере бывают явления,
Что невольно напьешься с тоски.
Есть женщины в русских селениях,
В городах же - одни мужики.
Ну, честно говоря, мне было трудно.
Пол-уха спрятал я в карман нагрудный.
Я вспомнил: есть котишко у меня,
Он не обедал, кажется, три дня.
Ведь тяжело не жрать три дня подряд -
Тут и хрящам, наверно, будешь рад.
Ну, а пока те четверо молились,
С Алешкой мы спокойно удалились.
Вот только Колю где-то потеряли.
Гляжу, идут навстречу нам две крали.
А так как я устал, и был печален,
То только личики в снегу им отпечатал.
А так как женщины вобще мне не враги,
Я только снегу им насыпал в сапоги.
Я смотрю вам в чугунные очи, родной,
Мой Владимир Ильич-обелиск,
Но когда без подруги пройдет выходной,
То к ночи нарежешься вдрызг.
Да и вообще, пора идти домой,
Закончился воскресный выходной.
Я дома ноги вытер о ковер,
А соседка говорит, мол Васька твой помёр.
"Да как он смел, - говорю,- такой нахал!"
Я ухом ей под носом помахал.
"Да ежли б я, - говорю, такое дело знал,
Я бы ухо тому типу не кусал".
Я для него старался, стервеца!
Вдруг вижу - нет на бабушке лица.
И тихо тут заплакала она,
Сказала, что я чистый сатана.
Что быть таким, мол, стыд, мол, и позор.
И хорошо еще, что я еще не вор.
Я вспомнил Ваську, и слегка взгруснул,
Потом заплакал... А потом заснул.
Сколько в мире написано книг -
Не прочтешь - потому не читал.
Так и жизнь пролетит, словно миг -
Ни любви, ни кота, ни черта...
A. Severny and the pearl brothers with ANS. Leningrad Dixyland
October 1977, Leningrad
Alexander Dolsky
A day off without love
And we shout to the gatekeeper: "Open the doors,
He is busy there. "But the Swiss does not believe us.
He opened and pushed Alyosha with a belly:
"And you, they say at all, you are already good"
- "Yes, there are three of us, this is not a hundred."
And he answers us: "There are no places.
I don't want to offend you for drunkenness,
But you guys are in abstract form.
One has a halosh lost
And the other has an erysipelas in Alabast.
And the third, at least not a hat, but cultural.
Standing, silent. He must be bad.
I can't let you go, I'm sorry,
Do not stand here, guys, do not be sad. "
Life is coming to the advanced years -
In September, I was twenty -three.
But when you walk without ladies on Sunday,
Then the heart pecks the bullfinches.
And the restaurant is good, and in the gam
Tough aunts with cultural legs fluttered,
And girls smoke with terrible eyes,
And with them uncles without hair and hair.
Yes, now, some uncle,
Well, just for nothing - for a sugar for ...
And then the doors opened, and through the din
It turns out, obviously, a bully.
And the nose is so lousy - you can see right away
What . And it became offensive to me.
And these orders became strange.
Who is allowed into our restaurants?
I come up, well, bam and whine.
And he lies, so calm.
And I warmed up, it became more fun.
But it seemed a little little to me.
And he lies. Well, do not kick Ali?
And then the three blocked me.
One in my face pokes a fist.
Yes, I saw such in a coffin on a thousand!
I put a button in his nose,
And he was distracted, he seemed to fall asleep.
To another mouth tore, and betrayed the plum
And the rest was bitten by half the ukh.
There are phenomena in the atmosphere,
That you involuntarily get drunk with longing.
There are women in Russian villages,
In the cities - only men.
Well, honestly, it was difficult for me.
I hid half the uh in my pocket a breast.
I remembered: I have a cat,
He did not have lunch, it seems, three days.
It's hard not to eat for three days in a row -
Here and the cartilage, probably, will be glad.
Well, for now, those four prayed,
We calmly retired with Alyoshka.
That's just Kolya lost somewhere.
I look, they go to meet us two.
And since I was tired, and was sad,
Then only the larch in the snow imprinted them.
And since women are just not enemies,
I only poured snow into their boots.
I look at you in cast -iron eyes, dear,
My Vladimir Ilyich-Obelisk,
But when a day off passes without a friend,
Then by night you will be cut in a break.
Anyway, it's time to go home
The Sunday weekend ended.
I wiped my legs at home on the carpet
And the neighbor says, they say Vaska is sore.
“Yes, how dare he,” I say, “such a thing!”
I waved under her nose under her nose.
“Yes, I would have it,” I say, such a thing knew,
I would not bite my ear. "
I tried for him, the rush!
Suddenly I see - there is no face on my grandmother.
And she cried quietly here,
She said that I was pure Satan.
What to be so, they say, shame, they say, and shame.
And it’s good that I'm not a thief yet.
I remembered Vaska, and slightly smoked
Then he cried ... and then fell asleep.
How many books are written in the world -
You won’t read it - because I haven’t read it.
So life will fly as if a moment -
Neither love, no cat, no devil ...
October 1977, Leningrad
Alexander Dolsky
A day off without love
And we shout to the gatekeeper: "Open the doors,
He is busy there. "But the Swiss does not believe us.
He opened and pushed Alyosha with a belly:
"And you, they say at all, you are already good"
- "Yes, there are three of us, this is not a hundred."
And he answers us: "There are no places.
I don't want to offend you for drunkenness,
But you guys are in abstract form.
One has a halosh lost
And the other has an erysipelas in Alabast.
And the third, at least not a hat, but cultural.
Standing, silent. He must be bad.
I can't let you go, I'm sorry,
Do not stand here, guys, do not be sad. "
Life is coming to the advanced years -
In September, I was twenty -three.
But when you walk without ladies on Sunday,
Then the heart pecks the bullfinches.
And the restaurant is good, and in the gam
Tough aunts with cultural legs fluttered,
And girls smoke with terrible eyes,
And with them uncles without hair and hair.
Yes, now, some uncle,
Well, just for nothing - for a sugar for ...
And then the doors opened, and through the din
It turns out, obviously, a bully.
And the nose is so lousy - you can see right away
What . And it became offensive to me.
And these orders became strange.
Who is allowed into our restaurants?
I come up, well, bam and whine.
And he lies, so calm.
And I warmed up, it became more fun.
But it seemed a little little to me.
And he lies. Well, do not kick Ali?
And then the three blocked me.
One in my face pokes a fist.
Yes, I saw such in a coffin on a thousand!
I put a button in his nose,
And he was distracted, he seemed to fall asleep.
To another mouth tore, and betrayed the plum
And the rest was bitten by half the ukh.
There are phenomena in the atmosphere,
That you involuntarily get drunk with longing.
There are women in Russian villages,
In the cities - only men.
Well, honestly, it was difficult for me.
I hid half the uh in my pocket a breast.
I remembered: I have a cat,
He did not have lunch, it seems, three days.
It's hard not to eat for three days in a row -
Here and the cartilage, probably, will be glad.
Well, for now, those four prayed,
We calmly retired with Alyoshka.
That's just Kolya lost somewhere.
I look, they go to meet us two.
And since I was tired, and was sad,
Then only the larch in the snow imprinted them.
And since women are just not enemies,
I only poured snow into their boots.
I look at you in cast -iron eyes, dear,
My Vladimir Ilyich-Obelisk,
But when a day off passes without a friend,
Then by night you will be cut in a break.
Anyway, it's time to go home
The Sunday weekend ended.
I wiped my legs at home on the carpet
And the neighbor says, they say Vaska is sore.
“Yes, how dare he,” I say, “such a thing!”
I waved under her nose under her nose.
“Yes, I would have it,” I say, such a thing knew,
I would not bite my ear. "
I tried for him, the rush!
Suddenly I see - there is no face on my grandmother.
And she cried quietly here,
She said that I was pure Satan.
What to be so, they say, shame, they say, and shame.
And it’s good that I'm not a thief yet.
I remembered Vaska, and slightly smoked
Then he cried ... and then fell asleep.
How many books are written in the world -
You won’t read it - because I haven’t read it.
So life will fly as if a moment -
Neither love, no cat, no devil ...