Любава Трофимова - Города-герои
текст песни
26
0 человек. считает текст песни верным
0 человек считают текст песни неверным
Любава Трофимова - Города-герои - оригинальный текст песни, перевод, видео
- Текст
- Перевод
Здесь потеряно имя, замер сигнал о бедствии,
Навсегда искалечена личность, присвоен номер.
Нет суда, справедливости или следствия,
Ощущение живого ада, и разум в коме.
Здесь навеки застыли в памяти силуэты,
Так система глотает с презрением вновь прибывших.
Здесь валютой за всё назначены сигареты -
Обменять на еду или быть в этот день курившим.
Каждый брит донага без волос на лице и теле,
Кроме сердца и кожи в мурашках нет ничего.
И они штабелями на шконке друг друга грели,
Одеяло на девять голых как одного.
А наутро один из них видит тело дочки
В куче сваленных трупов убитых чужих детей.
Вспоминает как до войны целовал ей щечки,
Пока бьют до кровИ, чтоб работал ещё быстрей.
В исступлении девушка просит удара током,
На любимого смотрит, вот только нельзя обнять.
«Не бросайся на проволоку, жить всё равно недолго», -
Он потерян сам, но боится её потерять.
Вот окликнули номер матери того парня,
Что уборщиком стал отхожих зловонных мест.
Здесь селекция сломит волю любого камня,
И он мысленно роет могилу и ставит крест.
Вот мальчишка лет двадцати не сумел обуться,
На морозе работал часами на старой станции.
После лекарь снимает с ног, что едва трясутся,
Части тела, служивших когда-то мальчишке пальцами.
Вот один из толпы похлебку жуёт неистово,
И дрожащие руки слабы от недели голода.
Рядом труп, только что упавший от выстрела,
И глаза его - пара стекол в пучине холода.
Страшно даже не то, что тот труп был его товарищем,
Обнаружившим стоном боли своё присутствие.
Страшно то, что хоть наводнение, хоть пожарище -
Тот живой, но уже ничего, НИЧЕГО не чувствует.
И одни лежат мёртвые, вечный покой принявшие,
А живые встречают недолгий рассвет Освенцима.
В небеса вознеслись измученные и павшие,
Возвращать имена, давая сигнал о бедствии...
Навсегда искалечена личность, присвоен номер.
Нет суда, справедливости или следствия,
Ощущение живого ада, и разум в коме.
Здесь навеки застыли в памяти силуэты,
Так система глотает с презрением вновь прибывших.
Здесь валютой за всё назначены сигареты -
Обменять на еду или быть в этот день курившим.
Каждый брит донага без волос на лице и теле,
Кроме сердца и кожи в мурашках нет ничего.
И они штабелями на шконке друг друга грели,
Одеяло на девять голых как одного.
А наутро один из них видит тело дочки
В куче сваленных трупов убитых чужих детей.
Вспоминает как до войны целовал ей щечки,
Пока бьют до кровИ, чтоб работал ещё быстрей.
В исступлении девушка просит удара током,
На любимого смотрит, вот только нельзя обнять.
«Не бросайся на проволоку, жить всё равно недолго», -
Он потерян сам, но боится её потерять.
Вот окликнули номер матери того парня,
Что уборщиком стал отхожих зловонных мест.
Здесь селекция сломит волю любого камня,
И он мысленно роет могилу и ставит крест.
Вот мальчишка лет двадцати не сумел обуться,
На морозе работал часами на старой станции.
После лекарь снимает с ног, что едва трясутся,
Части тела, служивших когда-то мальчишке пальцами.
Вот один из толпы похлебку жуёт неистово,
И дрожащие руки слабы от недели голода.
Рядом труп, только что упавший от выстрела,
И глаза его - пара стекол в пучине холода.
Страшно даже не то, что тот труп был его товарищем,
Обнаружившим стоном боли своё присутствие.
Страшно то, что хоть наводнение, хоть пожарище -
Тот живой, но уже ничего, НИЧЕГО не чувствует.
И одни лежат мёртвые, вечный покой принявшие,
А живые встречают недолгий рассвет Освенцима.
В небеса вознеслись измученные и павшие,
Возвращать имена, давая сигнал о бедствии...
Here the name is lost, the distress signal has died down,
The personality is forever crippled, a number is assigned.
There is no trial, justice or investigation,
The feeling of living hell, and the mind in a coma.
Here the silhouettes are forever frozen in memory,
So the system swallows the new arrivals with contempt.
Here cigarettes are the currency for everything -
Exchange for food or be a smoker that day.
Each one is shaved naked without hair on the face and body,
There is nothing in goosebumps except the heart and skin.
And they warmed each other in stacks on the bunk,
Blanket for nine naked as one.
And the next morning one of them sees the body of his daughter
In a pile of dumped corpses of murdered other people's children.
He remembers how he kissed her cheeks before the war,
While they beat you until you bleed, so that you can work even faster.
In a frenzy, the girl asks for an electric shock,
He looks at his beloved, but he can’t hug him.
“Don’t throw yourself on the wire, you won’t live long anyway,”
He is lost himself, but he is afraid of losing her.
So they called out the number of that guy’s mother,
That he became a cleaner of stinking latrines.
Here selection will break the will of any stone,
And he mentally digs a grave and puts up a cross.
Here's a boy of about twenty who couldn't put on his shoes,
I worked for hours in the cold at the old station.
Afterwards, the doctor removes you from your legs, which are barely shaking,
Parts of the body that once served as the boy's fingers.
Here is one of the crowd chewing stew furiously,
And trembling hands are weak from a week of hunger.
Nearby is a corpse that has just fallen from a shot,
And his eyes are a pair of glasses in the abyss of cold.
It's not even scary that that corpse was his comrade,
A groan of pain revealed its presence.
The scary thing is that even a flood, even a fire -
He is alive, but no longer feels anything, NOTHING.
And some lie dead, having accepted eternal rest,
And the living meet the short dawn of Auschwitz.
The exhausted and fallen ascended to heaven,
Return names, giving a distress signal...
The personality is forever crippled, a number is assigned.
There is no trial, justice or investigation,
The feeling of living hell, and the mind in a coma.
Here the silhouettes are forever frozen in memory,
So the system swallows the new arrivals with contempt.
Here cigarettes are the currency for everything -
Exchange for food or be a smoker that day.
Each one is shaved naked without hair on the face and body,
There is nothing in goosebumps except the heart and skin.
And they warmed each other in stacks on the bunk,
Blanket for nine naked as one.
And the next morning one of them sees the body of his daughter
In a pile of dumped corpses of murdered other people's children.
He remembers how he kissed her cheeks before the war,
While they beat you until you bleed, so that you can work even faster.
In a frenzy, the girl asks for an electric shock,
He looks at his beloved, but he can’t hug him.
“Don’t throw yourself on the wire, you won’t live long anyway,”
He is lost himself, but he is afraid of losing her.
So they called out the number of that guy’s mother,
That he became a cleaner of stinking latrines.
Here selection will break the will of any stone,
And he mentally digs a grave and puts up a cross.
Here's a boy of about twenty who couldn't put on his shoes,
I worked for hours in the cold at the old station.
Afterwards, the doctor removes you from your legs, which are barely shaking,
Parts of the body that once served as the boy's fingers.
Here is one of the crowd chewing stew furiously,
And trembling hands are weak from a week of hunger.
Nearby is a corpse that has just fallen from a shot,
And his eyes are a pair of glasses in the abyss of cold.
It's not even scary that that corpse was his comrade,
A groan of pain revealed its presence.
The scary thing is that even a flood, even a fire -
He is alive, but no longer feels anything, NOTHING.
And some lie dead, having accepted eternal rest,
And the living meet the short dawn of Auschwitz.
The exhausted and fallen ascended to heaven,
Return names, giving a distress signal...
Другие песни исполнителя: