Макс Фривинг- Эдгар Аллан По - - Ворон
текст песни
34
0 человек. считает текст песни верным
0 человек считают текст песни неверным
Макс Фривинг- Эдгар Аллан По - - Ворон - оригинальный текст песни, перевод, видео
- Текст
- Перевод
Edgar Allan Poe
Эдгар Аллан По
стихи и переводыкраткая биографияаудио
перейти к стихотворению:Аннабель Ли» ВоронКолокольчики и колоколаУлялюмЭльдорадо
THE RAVEN
Once upon a midnight dreary, while I pondered, week and weary, Over many a quaint and curious volume of forgotten lore- While I nodded, nearly napping, suddenly there came a tapping, As of some one gently rapping, rapping at my chamber door. “'Tis some visitor,” I muttered, “tapping at my chamber door- Only this and nothing more.” Ah, distinctly I remember, it was in the bleak December, And each separate dying ember wrought its ghost upon the floor. Eagerly I wished the morrow;-vainly I had sought to borrow From my books surcease of sorrow - sorrow for the lost Lenore- For the rare and radiant maiden whom the angels name Lenore- Nameless here for evermore. And the silken, sad, uncertain rustling of each purple curtain Thrilled me - filled me with fantastic terrors never felt before; So that now, to still the beating of my heart, I stood repeating, “'Tis some visitor entreating entrance at my chamber door- Some late visitor entreating entrance at my chamber door; - This it is and nothing more.” Presently my soul grew stronger; hesitating then no longer, “Sir,” said I, “or Madam, truly your forgiveness I implore; But the fact is I was napping, and so gently you came rapping, And so faintly you came tapping, tapping at my chamber door, That I scarce was sure I heard you” - here I opened wide the door: - Darkness there and nothing more. Deep into that darkness peering, long I stood there wondering, fearing, Doubting, dreaming dreams no mortal ever dared to dream before; But the silence was unbroken, and the stillness gave no token, And the only word there spoken was the whispered word, “Lenore?” This I whispered, and an echo murmured back the word, “Lenore!” Merely this and nothing more. Back into the chamber turning, all my soul within me burning, Soon again I heard a tapping somewhat louder than before. “Surely,” said I, “surely that is something at my window lattice; Let me see, then, what thereat is, and this mystery explore- Let my heart be still a moment, and this mystery explore; - 'Tis the wind and nothing more!” Open here I flung the shutter, when, with many a flirt and flutter, In there stepped a stately Raven of the saintly days of yore; Not the least obeisance made he; not a minute stopped or stayed he; But, with mien of lord or lady, perched above my chamber door- Perched upon a bust of Pallas just above my chamber door- Perched, and sat, and nothing more. Then this ebony bird beguiling my sad fancy into smiling, By the grave and stern decorum of the countenance it wore, “Though the crest be shorn and shaven, thou,” I said, “art sure no craven, Ghastly grim and ancient Raven wandering from the Nightly shore- Tell me what thy lordly name is on the Night's Plutonian shore!” Quoth the Raven, “Nevermore.” Much I marvelled this ungainly fowl to hear discourse so plainly, Though its answer little meaning-little relevancy bore; For we cannot help agreeing that no living human being Ever yet was blessed with seeing bird above his chamber door- Bird or beast upon the sculptured bust above his chamber door, With such name as “Nevermore.” But the Raven, sitting lonely on the placid bust, spoke only That one word, as if his soul in that one word he did outpour. Nothing further then he uttered-not a feather then he fluttered- Till I scarcely more than muttered, “Other friends have flown before- On the morrow he will leave me, as my Hopes have flown before.” Then the bird said, “Nevermore.” Startled at the stillness broken by reply so aptly spoken, “Doubtless,” said I, “what it utters is its only stock and store, Caught from some unhappy master whom unmerciful Disaster Followed fast and followed faster till his songs one burden bore- Till the dirges of his Hope that melancholy burden bore Of 'Never-nevermore.' ” But the Raven still beguiling my sad fancy into smiling, Straight I wheeled a cushioned se
Эдгар Аллан По
стихи и переводыкраткая биографияаудио
перейти к стихотворению:Аннабель Ли» ВоронКолокольчики и колоколаУлялюмЭльдорадо
THE RAVEN
Once upon a midnight dreary, while I pondered, week and weary, Over many a quaint and curious volume of forgotten lore- While I nodded, nearly napping, suddenly there came a tapping, As of some one gently rapping, rapping at my chamber door. “'Tis some visitor,” I muttered, “tapping at my chamber door- Only this and nothing more.” Ah, distinctly I remember, it was in the bleak December, And each separate dying ember wrought its ghost upon the floor. Eagerly I wished the morrow;-vainly I had sought to borrow From my books surcease of sorrow - sorrow for the lost Lenore- For the rare and radiant maiden whom the angels name Lenore- Nameless here for evermore. And the silken, sad, uncertain rustling of each purple curtain Thrilled me - filled me with fantastic terrors never felt before; So that now, to still the beating of my heart, I stood repeating, “'Tis some visitor entreating entrance at my chamber door- Some late visitor entreating entrance at my chamber door; - This it is and nothing more.” Presently my soul grew stronger; hesitating then no longer, “Sir,” said I, “or Madam, truly your forgiveness I implore; But the fact is I was napping, and so gently you came rapping, And so faintly you came tapping, tapping at my chamber door, That I scarce was sure I heard you” - here I opened wide the door: - Darkness there and nothing more. Deep into that darkness peering, long I stood there wondering, fearing, Doubting, dreaming dreams no mortal ever dared to dream before; But the silence was unbroken, and the stillness gave no token, And the only word there spoken was the whispered word, “Lenore?” This I whispered, and an echo murmured back the word, “Lenore!” Merely this and nothing more. Back into the chamber turning, all my soul within me burning, Soon again I heard a tapping somewhat louder than before. “Surely,” said I, “surely that is something at my window lattice; Let me see, then, what thereat is, and this mystery explore- Let my heart be still a moment, and this mystery explore; - 'Tis the wind and nothing more!” Open here I flung the shutter, when, with many a flirt and flutter, In there stepped a stately Raven of the saintly days of yore; Not the least obeisance made he; not a minute stopped or stayed he; But, with mien of lord or lady, perched above my chamber door- Perched upon a bust of Pallas just above my chamber door- Perched, and sat, and nothing more. Then this ebony bird beguiling my sad fancy into smiling, By the grave and stern decorum of the countenance it wore, “Though the crest be shorn and shaven, thou,” I said, “art sure no craven, Ghastly grim and ancient Raven wandering from the Nightly shore- Tell me what thy lordly name is on the Night's Plutonian shore!” Quoth the Raven, “Nevermore.” Much I marvelled this ungainly fowl to hear discourse so plainly, Though its answer little meaning-little relevancy bore; For we cannot help agreeing that no living human being Ever yet was blessed with seeing bird above his chamber door- Bird or beast upon the sculptured bust above his chamber door, With such name as “Nevermore.” But the Raven, sitting lonely on the placid bust, spoke only That one word, as if his soul in that one word he did outpour. Nothing further then he uttered-not a feather then he fluttered- Till I scarcely more than muttered, “Other friends have flown before- On the morrow he will leave me, as my Hopes have flown before.” Then the bird said, “Nevermore.” Startled at the stillness broken by reply so aptly spoken, “Doubtless,” said I, “what it utters is its only stock and store, Caught from some unhappy master whom unmerciful Disaster Followed fast and followed faster till his songs one burden bore- Till the dirges of his Hope that melancholy burden bore Of 'Never-nevermore.' ” But the Raven still beguiling my sad fancy into smiling, Straight I wheeled a cushioned se
Однажды в полночь тоскливая, пока я размышлял, неделя и утомлен, над многими странными и любопытными объемами забытых знаний- пока я кивнул, почти дремлюя, внезапно появилось постукивание, когда кто-то мягко рэпи Анкет «Это какой-то посетитель,- пробормотал я,- постукивая за дверь моей камеры- только это и ничего более». Ах, отчетливо, я помню, это было в мрачном декабре, и каждый отдельный умирающий Эмбер выдвинул своего призрака на пол. Я с нетерпением хотел бы завтра,- по сути, я стремился одолжить из своих книг Surcease of Surround- печаль за потерянного Леноре- за редкую и сияющую девушку, которую ангелы называют Lenoremals здесь навсегда. И шелковица, грустное, неопределенное шелест каждой фиолетовой занавески взволновал меня - наполнил меня фантастическими ужасами, никогда не ощущавшись раньше; Так что теперь, чтобы все еще избиение моего сердца, я повторил: «Это какой-то посетитель умоляет вход у двери моей камеры- какой-то поздний посетитель умолял вход у двери моей камеры; - Это и ничего более ». В настоящее время моя душа стала сильнее; Не решающимся, тогда больше не «сэр», - сказал я, - или мадам, истинно твое прощение, которое я умоляю; Но факт в том, что я дремал, и так нежно, что вы пришли рэп, и так слабо, что вы пришли постукивая, постукивая в дверь моей камеры, что я не был уверен, что слышал вас » - здесь я широко открыл дверь: - Тьма и ничего более. Глубоко в этой темноте, долго, долго я стоял там, удивляясь, боясь, сомневаясь, мечтая мечтать, ни один смертный никогда не осмелился мечтать раньше; Но тишина была непрерывной, и неподвижность не дала токена, и единственное слово, которое там произнесено, было шепчущее слово «Ленор?» Я прошептал, и эхо пробормотал слово «Ленор!» Просто это и ничего более. Вернувшись в поворот камеры, вся моя душа во мне горит, скоро я снова услышал постукивание несколько громче, чем раньше. «Конечно, - сказал я, - конечно, это что -то у моей оконной решетки; Позвольте мне увидеть, что это такое, и эта загадка исследуется- пусть мое сердце все еще будет мгновение, и эта загадка исследуется; - Это ветер и ничего более! » Открытый здесь, я бросил затвор, когда, с множеством флирта и трепетания, в том, что там стал величественный ворон святых дней прошлых; Не в последнюю очередь его; ни минуты не остановился и не остался он; Но с миеном Господа или Леди, расположенной над дверью моей камеры, расположенной на бюсте паллас, чуть выше дверей моей камеры, сидел, и ничего более. Тогда эта черная птица, побуждающая мою грустную фантазию в улыбке, могилой и строгим приличием лица, которое оно носили: «Хотя гребень будет стрижен и брит, ты, - сказал я:« Искусство, конечно, нет, ужасного мрачного и древнего ворона, странствующего ворона С ночного берега- скажи мне, как твое бортнее имя на плутонианском берегу ночной! » Quoth, ворон, «никогда». Многое удивило эту неуклюжие птицы, чтобы услышать дискурс так ясно, хотя его ответ мало значимым значимым релевантностью складывается; Ибо мы не можем не согласиться с тем, что ни один живой человек никогда не был благословлен, увидев птицу над своей камерой- птица или зверь на скульптурном бюте над дверью его камеры, с таким именем, как «никогда». Но ворон, сидящий одиноким на спокойном бюсте, говорил только одно слово, как будто его душа в том словах он сделал. Ничего больше, чем он произнес не перьев, чем он трепетал- пока я едва не пробормотал: «Раньше другие друзья улетели- на завтра он оставит меня, как мои надежды летали раньше». Тогда птица сказала: «Никогда не смотри». Поражен в неподвижности, сломанной ответом, так же честно сказано: «Несомненно»,- сказал я: «То, что он произносит, является его единственным запасом и магазином, пойманным от какого-то несчастного мастера, которому безжалостная катастрофа последовала быстро и быстрее последовала за своими песнями, не понесло бремя Дирец его надежды на то, что меланхоличное бремя несло «никогда не взволнован». Но ворон все еще возит мою грустную фантазию в улыбку, я прятался, я завел амортизированный SE