Михаил Кедреновский - Пятиэтажка
текст песни
35
0 человек. считает текст песни верным
0 человек считают текст песни неверным
Михаил Кедреновский - Пятиэтажка - оригинальный текст песни, перевод, видео
- Текст
- Перевод
Это была обыкновенная пятиэтажка,
Вечеринка давно переросла в банальную пьянку.
Мне не дала очередная машка,
И я для себя решил, что она лесбиянка.
Люди курили, расползались по кроватям,
Кто-то уснул, кто-то вообще блевал.
Я заебался. Я хотел попасть на нечто, называемое party,
И в итоге закатил безобразный скандал.
Меня успокаивали, отпаивали «топорами»,
Потом ко мне подсел один приятель
И завёл разговор о чем-то, что называли
«persuasion», а теперь называют «понятия».
Он говорил с серьезным видом
Про президента, про американские танки,
Про уничтожение социальной пирамиды
И про какой-то суд на Таганке.
Постепенно размывалась разговора нить,
В словах возникали странные промежутки,
Но я, несмотря ни на что, продолжал пить,
И портвейн сыграл со мной злую шутку.
Мой товарищ постепенно превращался в циклопа,
Он разрастался, заполнил всю кухню.
Я думал, чем бы его ухлопать,
Закачался, затрясся и на пол рухнул.
Он был шайтаном, Харибдой и идолищем,
Ракшасом, драконом и птицей Рух.
Он сверху глядел на меня осуждающе
Взглядом богобоязненных старух.
Он все больше и больше походил на зверя,
Он говорил о взрывах в Каире.
Тут я вскочил, стремительно трезвея:
«Знаешь, мне похуй на мир во всем мире!
Я просто хочу, чтоб меня любили
Длинноногие бляди и Муза-Шлюха.
Я заебался миля за милей
Постигать философию свободного духа.
Вы бесконечно вопите «Hail Hitler!»
Или, может быть «Viva la revolution!»
Я лучше прикончу на кухне пол-литра
И примусь за огуречный лосьон!»
Он отвалил, удивленно-обиженный,
А меня перекрыло пьяное горе.
Я пил портвейн, как будто отпизженный,
И на утро забыл о состоявшемся разговоре.
Вечеринка давно переросла в банальную пьянку.
Мне не дала очередная машка,
И я для себя решил, что она лесбиянка.
Люди курили, расползались по кроватям,
Кто-то уснул, кто-то вообще блевал.
Я заебался. Я хотел попасть на нечто, называемое party,
И в итоге закатил безобразный скандал.
Меня успокаивали, отпаивали «топорами»,
Потом ко мне подсел один приятель
И завёл разговор о чем-то, что называли
«persuasion», а теперь называют «понятия».
Он говорил с серьезным видом
Про президента, про американские танки,
Про уничтожение социальной пирамиды
И про какой-то суд на Таганке.
Постепенно размывалась разговора нить,
В словах возникали странные промежутки,
Но я, несмотря ни на что, продолжал пить,
И портвейн сыграл со мной злую шутку.
Мой товарищ постепенно превращался в циклопа,
Он разрастался, заполнил всю кухню.
Я думал, чем бы его ухлопать,
Закачался, затрясся и на пол рухнул.
Он был шайтаном, Харибдой и идолищем,
Ракшасом, драконом и птицей Рух.
Он сверху глядел на меня осуждающе
Взглядом богобоязненных старух.
Он все больше и больше походил на зверя,
Он говорил о взрывах в Каире.
Тут я вскочил, стремительно трезвея:
«Знаешь, мне похуй на мир во всем мире!
Я просто хочу, чтоб меня любили
Длинноногие бляди и Муза-Шлюха.
Я заебался миля за милей
Постигать философию свободного духа.
Вы бесконечно вопите «Hail Hitler!»
Или, может быть «Viva la revolution!»
Я лучше прикончу на кухне пол-литра
И примусь за огуречный лосьон!»
Он отвалил, удивленно-обиженный,
А меня перекрыло пьяное горе.
Я пил портвейн, как будто отпизженный,
И на утро забыл о состоявшемся разговоре.
It was an ordinary five -story building,
The party has long grown into a banal booze.
Another Masha did not give me
And I decided for myself that she is a lesbian.
People smoked, spread out on beds,
Someone fell asleep, someone baptized at all.
I was fucked up. I wanted to get to something called Party,
And in the end he rolled an ugly scandal.
I was reassured, soldered with "axes",
Then one friend got hooked on me
And started talking about something that was called
“Persuasion”, and now they call “concepts”.
He spoke with a serious look
About the president, about American tanks,
About the destruction of the social pyramid
And about some court on Taganka.
The thread of the thread was gradually eroded,
Strange gaps arose in the words,
But I, in spite of everything, continued to drink,
And port played a cruel joke with me.
My comrade gradually turned into a cyclops,
He grew, filled the entire kitchen.
I thought how to grind him,
Slogged, shook and collapsed to the floor.
He was a shaitan, charbad and an idol,
Rakshas, a dragon and a bird Rukh.
He looked at me condemning me from above
The gaze of God -fearing old women.
He was more and more like a beast,
He talked about explosions in Cairo.
Then I jumped up, rapidly sober:
“You know, I fuck the world around the world!
I just want to love me
Long-legged whores and muse are shlyha.
I was fucked Mile for miles
To comprehend the philosophy of free spirit.
You endlessly scream "Hail Hitler!"
Or maybe "Viva la Revolution!"
I'd rather finish off in the kitchen half a liter
And take up the cucumber lotion! "
He damped, surprised-enhanced,
And I was blocked by a drunken grief.
I drank port, as if raised,
And in the morning I forgot about the conversation.
The party has long grown into a banal booze.
Another Masha did not give me
And I decided for myself that she is a lesbian.
People smoked, spread out on beds,
Someone fell asleep, someone baptized at all.
I was fucked up. I wanted to get to something called Party,
And in the end he rolled an ugly scandal.
I was reassured, soldered with "axes",
Then one friend got hooked on me
And started talking about something that was called
“Persuasion”, and now they call “concepts”.
He spoke with a serious look
About the president, about American tanks,
About the destruction of the social pyramid
And about some court on Taganka.
The thread of the thread was gradually eroded,
Strange gaps arose in the words,
But I, in spite of everything, continued to drink,
And port played a cruel joke with me.
My comrade gradually turned into a cyclops,
He grew, filled the entire kitchen.
I thought how to grind him,
Slogged, shook and collapsed to the floor.
He was a shaitan, charbad and an idol,
Rakshas, a dragon and a bird Rukh.
He looked at me condemning me from above
The gaze of God -fearing old women.
He was more and more like a beast,
He talked about explosions in Cairo.
Then I jumped up, rapidly sober:
“You know, I fuck the world around the world!
I just want to love me
Long-legged whores and muse are shlyha.
I was fucked Mile for miles
To comprehend the philosophy of free spirit.
You endlessly scream "Hail Hitler!"
Or maybe "Viva la Revolution!"
I'd rather finish off in the kitchen half a liter
And take up the cucumber lotion! "
He damped, surprised-enhanced,
And I was blocked by a drunken grief.
I drank port, as if raised,
And in the morning I forgot about the conversation.