ОРКиКО - Жук. Автобиография.
текст песни

— Бу, бу-бу, бу, бу, бу...
— А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а...
В домике тела
Тесно и сыро.
Кто там живёт
За стеною из жира?
Смотрит в окошки
И песни поёт.
Может и вовсе
Никто не живёт?..
— А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а...
В этот раз я постараюсь быть предельно конкретным. Я буду расска-
зывать это не для себя, что само по себе необычно — обычно я рас-
сказываю для себя, хотя и сомневаюсь, что это можно назвать рас-
сказами — в смысле, то, что я делаю для себя. Сегодня другой случай.
Обычно я сомневаюсь даже, рассказываю ли я себе то «это», что вряд
ли можно назвать рассказами - но не теперь, не сегодня — сегодня
я должен быть чёток и однозначен, потому что конкретизация — это
порядок, она все расставляет на свои места, иногда это очень необхо-
димо, по крайней мере сейчас, как некий итог, или то, что может стать
неким итогом — при определённом стечении обстоятельств, разуме-
ется — предсказать которые никак нельзя — я, по крайней мере, не
могу, не знаю,
уж очень этот случай необычный.
Обычно я даже не задумываюсь над тем, как называть то «это», что я
делаю для себя, пусть — «рассказываю», в данном случае — «рассказы-
ваю», — хотя мне больше нравится, когда слова живут сами по себе, ведут
себя как хотят, вертятся, выскакивают, иногда потоком, чаще — по одно-
му, вроде ни с чем не связанные, например — «рыбы», — очень часто —
«рыбы», или — «бесформенный», безотносительно к чему-либо, просто —
«бесформенный», или — «качели», или вдруг — «волосы», — вдруг, сами
по себе, — может — «волосатые», даже «волосатенькие» — такие-же, как у
всех, но «волосатенькие» — тоже сами по себе, — вроде и ни к чему, даже
точно, что ни к чему, но — выскакивают, — отпускаешь их всех на свобо-
ду, особенно когда лежишь, и хорошо, и тепло, и смотришь на них, как в
аквариум, или как на узор какой-нибудь, смотришь — как будто узор, но
смысла не получается, и истории никакой тоже, не получается — так —
весело, и всё.
В этот раз я бы хотел, чтобы из этого получилась история. Но она все
равно не получится. Она могла бы получиться, если бы я придумал конец,
но я не умею, не могу придумывать что-то конкретное, чего не знаю, —
я, вообще, могу говорить только о том, что видел, или думаю, что видел —
никогда нельзя сказать наверняка — видел, ну, скажем, в окно — в серое
горло окно — через окно, или вот, заглянув, скажем, за угол — даже хотя
бы и за угол, например.
Скажем, к примеру, — вот так, например, и качели — кривые изношен-
ные качели — и тень на ветру, и раскачивающиеся во дворе на ветру с
одиноким беспомощным скрипом качели — сведённые судорогой — по-
луголые руки деревьев — холодные, мокрые — чёрные волосы — лежби-
ще брата, — и осень — проклятая осень, — горло-окно по ночам засыпает
какой-то раздутой от сырости дрянью, какими-то невразумительными
амёбами, инфузориями, дымчатым киселём, да и вообще, всё, что сна-
ружи, от переизбытка влаги разбухло и вывернулось так, что кажется:
надави пальцем — и брызнет, — и меньше всего я хотел бы кривляться
и делать напыщенный вид, притворяясь, что я понимаю хоть что-нибудь
в том, что я делаю, — а-а-а, навалившись всем туловищем, — а-а-а-а, — на
подоконнике пыль, между стекол засохшие бабочки, мухи и высохшие до
полупрозрачности муравьи, — очень хочется и пожалеть себя, и спросить:
ну куда же ты, маленький?.. — а-а-а-а-а...
Да, конечно, знакомые вещи по-прежнему имеют и запах,
и вкус, и, наверное, даже знакомый запах и вкус, — может
это и правильно — будь проще и радуйся жить, — говорит
отец, — всё изменилось настолько, что трудно вообще хоть
на что-то надеяться, — и я бы, конечно, хотел, но не стал бы,
и даже расплющив лицо на стекле, и пусть даже с трудом,
но ещё узнавая и сад, и изъеденный каплями двор, я не
стал бы чего-либо ждать, или, скажем, чего-то конкретного,
потому что, во-первых — бессмысленно, а во-вторых — ожи-
дание — враг, настоящий, тем более, скажем, чего-то кон-
кретного, или тем более там, где ты — даже не знаю — пы-
таешься, можешь, не можешь, пытаешься, снова пытаешься,
можешь, не можешь, пытаешься, можешь, не можешь,
пытаешься, можешь — и так до бесконечности — снова
пытаешься — всё непонятно — не можешь — совсем ничего
— не пытаешься — всё непонятно — совсем — изменить, из-
менить — непонятно... И даже не глядя в окно, — всё ужасно
запуталось. Если смотреть краем глаза и со стороны, то бы-
вает забавно — картинки не очень приличные, даже коми-
ческие — видимо, ночью, пока я лежал, как обычно, пытаясь
расковырять эту старую щель возле шкафа, забитую пылью
и мусором, пока я лежал, извиваясь в густой темноте, и
слушал, как разбушевавшийся ветер ломает остатки кроль-
чатника, произошёл перелом, или переворот — это можно
назвать как угодно — взрыв, кто-то вырвался на свободу,
порой он пытается петь, и уж если не веселиться, то что-то
сказать мной — как раньше — моими словами, губами —
пускай, я не против. Я думаю — да, я не против, — ему,
всё равно, как и мне, не под силу совсем изменить то, что
можно увидеть, — всегда. Даже просто увидеть. Увидеть, ну,
скажем, в окно. В это серое горло окно. Или через окно.
Или, скажем, увидеть всегда, заглянув, скажем, за угол.
Даже хотя бы и за угол. Например.