Ольга Захватова - Северное сияние. Мансийский эпос.
текст песни
3
0 человек. считает текст песни верным
0 человек считают текст песни неверным
Ольга Захватова - Северное сияние. Мансийский эпос. - оригинальный текст песни, перевод, видео
- Текст
- Перевод
Давным-давно, когда еще олени с людьми не дружили, когда ханты и манси не ездили, не летали, а по лесам и болотам ходили, себе пищу добывали, а мудрые древние старики говаривали: «Не пойдешь — не пожуешь», «Не походишь — не поешь», в вершине речки Найденой стояло стойбище древних манси. В стойбище у всех были дети, только одной семье духи не послали детей. Долго муж с женой просили духов, чтобы послали им дитя.
И вот, когда их жизнь шла к старости, как день к вечеру, у них родилась дочка. Стали думать родители, как назвать ее.
– Выбрать бы имя такое, чтобы принесло оно ей счастье, – вслух размышляла мать. – Родилась она у нас в вечернюю зарю. Вечериною назвать,что ли? Однако вечер – пора отдыха, сна, как бы наша дочь не выросла ленивой да сонливой.
– Не бойся, мать, – сказал отец. – Утро зарождается вечером. Назовем Вечериною, может, увидит дочь в жизни своей свет утренней зари с вечера.
– Ты, отец, в сказки ударился, – возразила мать.
– Сказки наши тоже вечером у ярких костров рождаются, – ответил отец. – А после сказок сны красивые снятся, в руках и ногах силы прибавляется, плечи становятся крепкими, спина меньше гнется к земле. Пусть Вечерина будет для людей сказкой вечерней с горячим живым огнем в сердце, пусть согревает людские сердца своим теплом.
Мать согласилась. Взяла свою малютку и понесла к костру, чтобы показать ее всем. Старая мудрая женщина дольше всех смотрела на девочку, а потом сказала:
– Люди мои, эта девочка не похожа на тех детей, которых я видела. На ее лице, как на небе, сходятся две зари – вечерняя и утренняя. Она нам всем принесет много радости.
Люди, обрадованные словами мудрой женщины, оживились, стали петь и плясать вокруг костра. Только Комполэн* рассердился, побежал по болотам и борам с диким криком и визгом. На деревья налетал – деревья ломались и со стоном валились мертвыми на землю. Птицы напугались – разлетелись в разные стороны. Звери убежали в дальние урманы, рыбы на дно речки легли. Всех распугал Комполэн: не выносил он, когда люди радовались.
Костер погас – погасла и радость у людей. Тяжело стало жить. Ходили манси с утра до вечера по лесам и урманам, искали зверя, да мало находили. Уж Вечерина выросла, на охоту стала ходить, а охота все еще была бедной и неудачливой. Как-то Вечерина возвращалась с охоты и наткнулась в лесу на маленького, слабенького олененка. Он лежал с вытянутыми ногами и откинутой головой, как сломанная веточка в засуху.
Долго шла, сама очень устала. Тяжело было идти с живым грузом, но радостно. Идет и шепчет:
– Живи, олешек, живи. Вот принесу домой – ухой отпою, и ты поправишься.
Уха заменила олененку молоко, он стал подниматься на ноги и есть сочную траву. А когда совсем окреп, Вечерина стала водить его на самые лучшие кормовые места. Пасет целый день, а вечером разведет дымокур, сядет сама на пенек, а олешек уляжется у ее ног. Вечерина поет ему тихие колыбельные песни. Дымокур комаров отгоняет, ласковая песня сон навевает. Олененок глаза закрывает. А Вечерина гладит теплой ладонью бугорочки у него на голове и поет о том, чему научила ее старшая мать-Земля, и о том, что младшая мать, качая ее, напевала:
Баю-баюшки-баю,
Песню тихую пою.
Спи, олешек милый,
Набирайся силы.
Будут сильны ножки,
Отрастут и рожки,
Как сосны, ветвисты;
Как солнце, лучисты...
Опусти ресницы –
Сон тебе приснится,
Лесом к людям идешь –
Солнце на рогах несешь.
Пусть растут рога
Не от зла, а от добра.
Уж олененок крепко спал, а Вечерина все пела и пела. Березки в полусне ей подпевали, золотистые сосны тихо подыгрывали. Только беспокойные осиновые листочки дрожали и тихо друг другу шептали:
– Ой, не услышал бы злой Дух Комполэн эти песни.
Подслушал их шепот Филин и громко пробухал:
– Не бойтесь злодея: ласточки ему уши заткнули землей законопатили.
Спит олешек, спит земля,и облака давно легли на темные бока. Ветер задремал в лесу под деревьями. Только ветерочки над олененком, над Вечериной тихо летают – слушают песню. Потом взяли ветерочки в свои ладошки тихую песню да дым от дымокура и разнесли по лесам, раздали зверям.
И потянулись звери к дымокуру и Вечерине. Первыми пришли олени, за ними лоси. Медведь пришел, нос свой к дымокуру повернул. Много дней Вечерина у дымокура зверей принимала, от комаров их охраняла да песни им пела. Уж олешек окреп, повеселел, с оленятами да лосями бегал, резвился, бодался – свои силы пробовал.
Долго ли, коротко ли это тянулось, только то время прошло. Олененка корма выкормили, воды отпоили, дожди обмыли, снега отбелили,а ветры смелости научили. Стал он взрослым, сильным, красивым. В стаде не шел, а белым чистым облаком плыл.
Теперь он не только сам вечерами к дымокуру приходил, но и многих друзей приводил. А Вечерина целыми днями сухие пни да грибы древесные собирала, много дымокуров раскладывала, тихой, сердечной песней всех убаюкивала.
Прошло лето, наступила осень, закружились белые комары-снежинки. Холодно стало на сердце у Вечерины. Думала: уйдут от нее друзья-олени – кому она станет колыбельные песни петь? Умный Белый Олень понял ее, подошел к ней, прикоснулся теплыми губами к ее рукам и щекам, словно молвил: «Мы с тобой будем, сестра моя, только позови».
Обрадовалась Вечерина, поблагодарила Белого Оленя, потом надела на него сбрую, расшитую узорами, украсила рога яркими лентами, села на легкие нарточки, взяла резной хорей в руки. Оттолкнулся Белый Олень от земли своими легкими, сильными ногами и взвился высоко-высоко в небо. И поплыл по поднебесью птицей парящей, легонько касаясь неба ветвями украшенных рогов – полосы в небе от оленьих рогов заколыхались.
Протянула Вечерина руку, дотронулась до них – и ожили полосы, заискрились, вспыхнули ярким, живым разноцветьем северного сияния. Переливчатое многоцветье красок объяло ледяную мансийскую землю, проникло в избушки сквозь маленькие оконца, затянутые матовыми лосиными пузырями вместо стекол, осветило темные углы низеньких избушек, озарило радостью тоскующие по свету лица манси. Захлестнуло радостью их сердца и позвало под цветное небо, в трескучий мороз.
Выбежали манси на улицу, увидели под радужным небом Вечерину и ее Белого Оленя. А те медленно плыли под полыхающими полосами, легко касаясь их, как струн древнего санквылтапа, рождая цветную музыку. Музыка половодьем разливалась по небу, скатывалась на землю и радовала манси. С тех давних-давних пор в морозные ночи, когда загорается северное небо разноцветным сиянием, у манси наступает праздник: выходят они на улицу танцевать, с ними невидимо кружится и Вечерина.
И вот, когда их жизнь шла к старости, как день к вечеру, у них родилась дочка. Стали думать родители, как назвать ее.
– Выбрать бы имя такое, чтобы принесло оно ей счастье, – вслух размышляла мать. – Родилась она у нас в вечернюю зарю. Вечериною назвать,что ли? Однако вечер – пора отдыха, сна, как бы наша дочь не выросла ленивой да сонливой.
– Не бойся, мать, – сказал отец. – Утро зарождается вечером. Назовем Вечериною, может, увидит дочь в жизни своей свет утренней зари с вечера.
– Ты, отец, в сказки ударился, – возразила мать.
– Сказки наши тоже вечером у ярких костров рождаются, – ответил отец. – А после сказок сны красивые снятся, в руках и ногах силы прибавляется, плечи становятся крепкими, спина меньше гнется к земле. Пусть Вечерина будет для людей сказкой вечерней с горячим живым огнем в сердце, пусть согревает людские сердца своим теплом.
Мать согласилась. Взяла свою малютку и понесла к костру, чтобы показать ее всем. Старая мудрая женщина дольше всех смотрела на девочку, а потом сказала:
– Люди мои, эта девочка не похожа на тех детей, которых я видела. На ее лице, как на небе, сходятся две зари – вечерняя и утренняя. Она нам всем принесет много радости.
Люди, обрадованные словами мудрой женщины, оживились, стали петь и плясать вокруг костра. Только Комполэн* рассердился, побежал по болотам и борам с диким криком и визгом. На деревья налетал – деревья ломались и со стоном валились мертвыми на землю. Птицы напугались – разлетелись в разные стороны. Звери убежали в дальние урманы, рыбы на дно речки легли. Всех распугал Комполэн: не выносил он, когда люди радовались.
Костер погас – погасла и радость у людей. Тяжело стало жить. Ходили манси с утра до вечера по лесам и урманам, искали зверя, да мало находили. Уж Вечерина выросла, на охоту стала ходить, а охота все еще была бедной и неудачливой. Как-то Вечерина возвращалась с охоты и наткнулась в лесу на маленького, слабенького олененка. Он лежал с вытянутыми ногами и откинутой головой, как сломанная веточка в засуху.
Долго шла, сама очень устала. Тяжело было идти с живым грузом, но радостно. Идет и шепчет:
– Живи, олешек, живи. Вот принесу домой – ухой отпою, и ты поправишься.
Уха заменила олененку молоко, он стал подниматься на ноги и есть сочную траву. А когда совсем окреп, Вечерина стала водить его на самые лучшие кормовые места. Пасет целый день, а вечером разведет дымокур, сядет сама на пенек, а олешек уляжется у ее ног. Вечерина поет ему тихие колыбельные песни. Дымокур комаров отгоняет, ласковая песня сон навевает. Олененок глаза закрывает. А Вечерина гладит теплой ладонью бугорочки у него на голове и поет о том, чему научила ее старшая мать-Земля, и о том, что младшая мать, качая ее, напевала:
Баю-баюшки-баю,
Песню тихую пою.
Спи, олешек милый,
Набирайся силы.
Будут сильны ножки,
Отрастут и рожки,
Как сосны, ветвисты;
Как солнце, лучисты...
Опусти ресницы –
Сон тебе приснится,
Лесом к людям идешь –
Солнце на рогах несешь.
Пусть растут рога
Не от зла, а от добра.
Уж олененок крепко спал, а Вечерина все пела и пела. Березки в полусне ей подпевали, золотистые сосны тихо подыгрывали. Только беспокойные осиновые листочки дрожали и тихо друг другу шептали:
– Ой, не услышал бы злой Дух Комполэн эти песни.
Подслушал их шепот Филин и громко пробухал:
– Не бойтесь злодея: ласточки ему уши заткнули землей законопатили.
Спит олешек, спит земля,и облака давно легли на темные бока. Ветер задремал в лесу под деревьями. Только ветерочки над олененком, над Вечериной тихо летают – слушают песню. Потом взяли ветерочки в свои ладошки тихую песню да дым от дымокура и разнесли по лесам, раздали зверям.
И потянулись звери к дымокуру и Вечерине. Первыми пришли олени, за ними лоси. Медведь пришел, нос свой к дымокуру повернул. Много дней Вечерина у дымокура зверей принимала, от комаров их охраняла да песни им пела. Уж олешек окреп, повеселел, с оленятами да лосями бегал, резвился, бодался – свои силы пробовал.
Долго ли, коротко ли это тянулось, только то время прошло. Олененка корма выкормили, воды отпоили, дожди обмыли, снега отбелили,а ветры смелости научили. Стал он взрослым, сильным, красивым. В стаде не шел, а белым чистым облаком плыл.
Теперь он не только сам вечерами к дымокуру приходил, но и многих друзей приводил. А Вечерина целыми днями сухие пни да грибы древесные собирала, много дымокуров раскладывала, тихой, сердечной песней всех убаюкивала.
Прошло лето, наступила осень, закружились белые комары-снежинки. Холодно стало на сердце у Вечерины. Думала: уйдут от нее друзья-олени – кому она станет колыбельные песни петь? Умный Белый Олень понял ее, подошел к ней, прикоснулся теплыми губами к ее рукам и щекам, словно молвил: «Мы с тобой будем, сестра моя, только позови».
Обрадовалась Вечерина, поблагодарила Белого Оленя, потом надела на него сбрую, расшитую узорами, украсила рога яркими лентами, села на легкие нарточки, взяла резной хорей в руки. Оттолкнулся Белый Олень от земли своими легкими, сильными ногами и взвился высоко-высоко в небо. И поплыл по поднебесью птицей парящей, легонько касаясь неба ветвями украшенных рогов – полосы в небе от оленьих рогов заколыхались.
Протянула Вечерина руку, дотронулась до них – и ожили полосы, заискрились, вспыхнули ярким, живым разноцветьем северного сияния. Переливчатое многоцветье красок объяло ледяную мансийскую землю, проникло в избушки сквозь маленькие оконца, затянутые матовыми лосиными пузырями вместо стекол, осветило темные углы низеньких избушек, озарило радостью тоскующие по свету лица манси. Захлестнуло радостью их сердца и позвало под цветное небо, в трескучий мороз.
Выбежали манси на улицу, увидели под радужным небом Вечерину и ее Белого Оленя. А те медленно плыли под полыхающими полосами, легко касаясь их, как струн древнего санквылтапа, рождая цветную музыку. Музыка половодьем разливалась по небу, скатывалась на землю и радовала манси. С тех давних-давних пор в морозные ночи, когда загорается северное небо разноцветным сиянием, у манси наступает праздник: выходят они на улицу танцевать, с ними невидимо кружится и Вечерина.
The fawn sleeps, the earth sleeps, and the clouds have long since settled on its dark sides. The wind dozed in the forest beneath the trees. Only the winds fly quietly above the fawn, above Vecherina, listening to the song. Then the winds took the quiet song and smoke from the smoker in their hands and carried it through the forests, distributing it to the animals.
And the animals flocked to the smoker and Vecherina. The fawns arrived first, followed by the elk. The bear came, turning its nose toward the smoker. For many days Vecherina received the animals at the smoker, protecting them from mosquitoes and singing to them. The fawn had grown stronger and more cheerful, running with the fawns and the elk, frolicking, butting heads—testing his strength.
Whether it lasted a long time or a short time, the time passed. The fawn was fed, watered, washed by the rains, whitened by the snow, and taught by the winds courage. He grew up, strong, and beautiful. He didn't walk with the herd, but floated like a pure white cloud.
Now he not only came to the smoke-burner himself in the evenings, but also brought many friends. And Vecherina spent her days gathering dry stumps and tree mushrooms, laying out many smoke-burners, and lulling everyone to sleep with a quiet, heartfelt song.
Summer passed, autumn arrived, white mosquitoes like snowflakes swirled. A chill settled in Vecherina's heart. She thought: if her reindeer friends leave her, to whom will she sing lullabies? The clever White Deer understood her, approached her, and touched her hands and cheeks with his warm lips, as if saying, "We will be with you, my sister, just call." Vecherina rejoiced, thanked the White Deer, then dressed him in his embroidered harness, decorated his antlers with bright ribbons, mounted his light sled, and picked up the carved ferret. The White Deer pushed off from the ground with his light, strong legs and soared high into the sky. He floated across the sky like a soaring bird, his decorated antlers gently brushing the sky—the stripes of his antlers swayed in the sky.
Vecherina reached out and touched them—and the stripes came to life, sparkling, and blazing with the bright, vibrant colors of the northern lights. A shimmering riot of colors enveloped the icy Mansi land, penetrating the huts through small windows covered with frosted elk bubbles instead of glass. It illuminated the dark corners of the low huts, and brightened the Mansi's yearning faces with joy. Joy overwhelmed their hearts and called them out into the bitter cold, under the colorful sky.
The Mansi ran outside and saw Vecherina and her White Deer under the rainbow sky. They slowly floated beneath the blazing stripes, lightly touching them like the strings of an ancient sankviltap, creating a colorful music. The music flowed like a flood across the sky, rolled to the ground, and delighted the Mansi. Since those ancient times, on frosty nights, when the northern sky lights up with a multi-colored glow, the Mansi celebrate: they go out into the streets to dance, and Vecherina invisibly swirls with them.
And the animals flocked to the smoker and Vecherina. The fawns arrived first, followed by the elk. The bear came, turning its nose toward the smoker. For many days Vecherina received the animals at the smoker, protecting them from mosquitoes and singing to them. The fawn had grown stronger and more cheerful, running with the fawns and the elk, frolicking, butting heads—testing his strength.
Whether it lasted a long time or a short time, the time passed. The fawn was fed, watered, washed by the rains, whitened by the snow, and taught by the winds courage. He grew up, strong, and beautiful. He didn't walk with the herd, but floated like a pure white cloud.
Now he not only came to the smoke-burner himself in the evenings, but also brought many friends. And Vecherina spent her days gathering dry stumps and tree mushrooms, laying out many smoke-burners, and lulling everyone to sleep with a quiet, heartfelt song.
Summer passed, autumn arrived, white mosquitoes like snowflakes swirled. A chill settled in Vecherina's heart. She thought: if her reindeer friends leave her, to whom will she sing lullabies? The clever White Deer understood her, approached her, and touched her hands and cheeks with his warm lips, as if saying, "We will be with you, my sister, just call." Vecherina rejoiced, thanked the White Deer, then dressed him in his embroidered harness, decorated his antlers with bright ribbons, mounted his light sled, and picked up the carved ferret. The White Deer pushed off from the ground with his light, strong legs and soared high into the sky. He floated across the sky like a soaring bird, his decorated antlers gently brushing the sky—the stripes of his antlers swayed in the sky.
Vecherina reached out and touched them—and the stripes came to life, sparkling, and blazing with the bright, vibrant colors of the northern lights. A shimmering riot of colors enveloped the icy Mansi land, penetrating the huts through small windows covered with frosted elk bubbles instead of glass. It illuminated the dark corners of the low huts, and brightened the Mansi's yearning faces with joy. Joy overwhelmed their hearts and called them out into the bitter cold, under the colorful sky.
The Mansi ran outside and saw Vecherina and her White Deer under the rainbow sky. They slowly floated beneath the blazing stripes, lightly touching them like the strings of an ancient sankviltap, creating a colorful music. The music flowed like a flood across the sky, rolled to the ground, and delighted the Mansi. Since those ancient times, on frosty nights, when the northern sky lights up with a multi-colored glow, the Mansi celebrate: they go out into the streets to dance, and Vecherina invisibly swirls with them.