Пара - ми - Колени
текст песни
34
0 человек. считает текст песни верным
0 человек считают текст песни неверным
Пара - ми - Колени - оригинальный текст песни, перевод, видео
- Текст
- Перевод
я не знаю, сколько можно уже глазами носить тоску,
иногда кажется, что возьму и не выдержу - врежу ресницами
в лицо воздуху, которым ты дышишь, и разобьюсь, обниму не твои
плечи и разрыдаюсь под бит и гликодин... мягко - мягко
стелет петроградка. я погладила бы каждую твою венку -
но потом же полжизни расцарапывать себе сказками рот
под орущий телевизор, целовать и целовать голый дым, не чувствуя губ.
зачем? и уже давно не стихи,а просто раздетые до стона голосовые связки.
это не город - это постель, знаете, это витрина-выставка ласки, и так
больно исчезает подо льдом река, подо льдом ярко плещется виски.
сколько здесь всего начиналось, сколько билось, сжималось -
столько не выкричит самая жёсткая музыка. такой горб горя.
и не стихи, и не город, и не жизнь, а одни колени твои хрупкие,
я вся - колени твои, джинсы спущенные, бросаются в ветер волосы,
подол в пол, слабо и последне вздрагивает пульс, будто всхлипывает,
а раньше звенел мобильником, разливался соловьем, ты помнишь, помнишь?
и кто бы только выслушал мои мп3 внутри и запачканный белый пластырь,
и что будни хуже тупого лезвия, оборванного нерва, процарапанной доски.
пьешь дни, как просроченные лекарства, а к двадцати привыкаешь,
что каждое чувство называется "не кричи".и нежность падает кирпичами,
и я одна, так безнадежно одна, всем телом повторяя - нет, нет, не твои черты -
а помятую одежду, синий рисунок простыни, и как было просто терпеть эти
балконы мимо. и нарочно больнее, и комнаты, полные людьми, и полная грудь ада.
я выдержу, я-то сильная, но вот централка на правой руке...люди бегут,
айподы задыхаются, зубная паста в раковине становится красной, разъезжаются
веки снежные, метро пытается не дрожать, но надрывно плачет скрипка в переходе -
и сердце не выдерживает больше. я стою в этих каменных стенах и чуть не вою,
я не была ни первою, ни второю, но пока я спала, ты обнимал меня за колени.
и какие там,к черту, квартиры в центре питера, какие там поршкойены и ландеры,
зачем мне эти дорогие красивые тряпки, чье-то полумертвое: я скучаю.
"я видел вдалеке дельфинов" - и полный зал, и полные слез глаза,
как дебильные, в губы три слова вложены:
спасская. ты. отчаянье.
иногда кажется, что возьму и не выдержу - врежу ресницами
в лицо воздуху, которым ты дышишь, и разобьюсь, обниму не твои
плечи и разрыдаюсь под бит и гликодин... мягко - мягко
стелет петроградка. я погладила бы каждую твою венку -
но потом же полжизни расцарапывать себе сказками рот
под орущий телевизор, целовать и целовать голый дым, не чувствуя губ.
зачем? и уже давно не стихи,а просто раздетые до стона голосовые связки.
это не город - это постель, знаете, это витрина-выставка ласки, и так
больно исчезает подо льдом река, подо льдом ярко плещется виски.
сколько здесь всего начиналось, сколько билось, сжималось -
столько не выкричит самая жёсткая музыка. такой горб горя.
и не стихи, и не город, и не жизнь, а одни колени твои хрупкие,
я вся - колени твои, джинсы спущенные, бросаются в ветер волосы,
подол в пол, слабо и последне вздрагивает пульс, будто всхлипывает,
а раньше звенел мобильником, разливался соловьем, ты помнишь, помнишь?
и кто бы только выслушал мои мп3 внутри и запачканный белый пластырь,
и что будни хуже тупого лезвия, оборванного нерва, процарапанной доски.
пьешь дни, как просроченные лекарства, а к двадцати привыкаешь,
что каждое чувство называется "не кричи".и нежность падает кирпичами,
и я одна, так безнадежно одна, всем телом повторяя - нет, нет, не твои черты -
а помятую одежду, синий рисунок простыни, и как было просто терпеть эти
балконы мимо. и нарочно больнее, и комнаты, полные людьми, и полная грудь ада.
я выдержу, я-то сильная, но вот централка на правой руке...люди бегут,
айподы задыхаются, зубная паста в раковине становится красной, разъезжаются
веки снежные, метро пытается не дрожать, но надрывно плачет скрипка в переходе -
и сердце не выдерживает больше. я стою в этих каменных стенах и чуть не вою,
я не была ни первою, ни второю, но пока я спала, ты обнимал меня за колени.
и какие там,к черту, квартиры в центре питера, какие там поршкойены и ландеры,
зачем мне эти дорогие красивые тряпки, чье-то полумертвое: я скучаю.
"я видел вдалеке дельфинов" - и полный зал, и полные слез глаза,
как дебильные, в губы три слова вложены:
спасская. ты. отчаянье.
I don't know how much you can already wear longing,
Sometimes it seems that I will take and I can’t stand it - I will cut my eyelashes
In the face of the air you breathe and break, I will not hug you
shoulders and burst into tears under the bit and glycodin ... softly - soft
Petrogradka crest. I would stroke every wreath of your wreath -
But then half his life scratch his mouth with fairy tales
Under a screaming TV, kiss and kiss naked smoke, without feeling lips.
why? And for a long time, not poems, but simply vocal cords undressed to the moan.
This is not a city - this is a bed, you know, it is a showcase of affection, and so
The river painfully disappears under the ice, whiskey splashes brightly under the ice.
how much it began here, how much it was beating, it was compressed -
So much the most stringent music will not shout. Such a hump of grief.
And not poems, and not a city, and not life, but your knees are fragile,
I'm all - your knees, jeans lowered, hair rush into the wind,
Podil to the floor, weakly and last shudders the pulse, as if sobbing,
And before it rang a mobile phone, spilled by a nightingale, you remember, remember?
And who would only listen to my MP3 inside and a stained white patch,
And that everyday life is worse than a stupid blade, a tattered nerve, scratched.
You drink days as expired medicines, and you get used to twenty,
that each feeling is called "do not scream." And tenderness falls with bricks,
And I am alone, so hopelessly alone, repeating with the whole body - no, no, not your features -
And the rumpled clothes, the blue drawing of the sheet, and how just it was to endure these
Balconies by. And on purpose, more painfully, and rooms full of people, and the full chest of hell.
I can stand it, I'm strong, but here is the centiper on my right hand ... People are running,
Ipodes are suffocating, toothpaste in the sink becomes red, they move out
The eyelids are snowy, the metro is trying not to tremble, but the violin cries in the transition - the violin cries -
And the heart does not stand it anymore. I stand in these stone walls and almost fight,
I was neither the first nor the second, but while I was sleeping, you hugged me by my knees.
And what are there, to hell, apartments in the center of St. Petersburg, what are the porks and langers there,
Why do I need these dear beautiful rags, someone's half-dead: I miss.
"I saw in the distance of dolphins" - both a full hall, and her eyes full of tears,
Like moronic, three words are invested in the lips:
Spasskaya. you. despair.
Sometimes it seems that I will take and I can’t stand it - I will cut my eyelashes
In the face of the air you breathe and break, I will not hug you
shoulders and burst into tears under the bit and glycodin ... softly - soft
Petrogradka crest. I would stroke every wreath of your wreath -
But then half his life scratch his mouth with fairy tales
Under a screaming TV, kiss and kiss naked smoke, without feeling lips.
why? And for a long time, not poems, but simply vocal cords undressed to the moan.
This is not a city - this is a bed, you know, it is a showcase of affection, and so
The river painfully disappears under the ice, whiskey splashes brightly under the ice.
how much it began here, how much it was beating, it was compressed -
So much the most stringent music will not shout. Such a hump of grief.
And not poems, and not a city, and not life, but your knees are fragile,
I'm all - your knees, jeans lowered, hair rush into the wind,
Podil to the floor, weakly and last shudders the pulse, as if sobbing,
And before it rang a mobile phone, spilled by a nightingale, you remember, remember?
And who would only listen to my MP3 inside and a stained white patch,
And that everyday life is worse than a stupid blade, a tattered nerve, scratched.
You drink days as expired medicines, and you get used to twenty,
that each feeling is called "do not scream." And tenderness falls with bricks,
And I am alone, so hopelessly alone, repeating with the whole body - no, no, not your features -
And the rumpled clothes, the blue drawing of the sheet, and how just it was to endure these
Balconies by. And on purpose, more painfully, and rooms full of people, and the full chest of hell.
I can stand it, I'm strong, but here is the centiper on my right hand ... People are running,
Ipodes are suffocating, toothpaste in the sink becomes red, they move out
The eyelids are snowy, the metro is trying not to tremble, but the violin cries in the transition - the violin cries -
And the heart does not stand it anymore. I stand in these stone walls and almost fight,
I was neither the first nor the second, but while I was sleeping, you hugged me by my knees.
And what are there, to hell, apartments in the center of St. Petersburg, what are the porks and langers there,
Why do I need these dear beautiful rags, someone's half-dead: I miss.
"I saw in the distance of dolphins" - both a full hall, and her eyes full of tears,
Like moronic, three words are invested in the lips:
Spasskaya. you. despair.