Раскинулось море широко... ДДТ - Раскинулось море широко
текст песни
86
0 человек. считает текст песни верным
0 человек считают текст песни неверным
Раскинулось море широко... ДДТ - Раскинулось море широко - оригинальный текст песни, перевод, видео
- Текст
- Перевод
Раскинулось море широко,
И волны бушуют вдали.
Товарищ, мы едем далёко
Подальше от милой земли.
Не слышно на палубе песен,
И Красное море шумит.
А берег суровый и тесен,
Как вспомнишь, так сердце болит.
На баке уж восемь пробило,
Товарища надо сменить,
По трапу едва он спустился,
Механик кричит: «Шевелись!»
«Товарищ, я вахты не в силах стоять, –
Сказал кочегар кочегару, –
Огни в моих топках совсем прогорят,
В котлах не сдержать мне уж пару.
Пойди, заяви им, что я заболел
И вахту не кончив, бросаю;
Весь потом истёк, от жары занемел,
Работать нет сил – умираю».
Товарищ ушёл, он лопату схватил,
Собравши последние силы,
Дверь топки привычным толчком отворил,
И пламя его озарило.
Лицо его, плечи, открытую грудь,
И пот, с них котившийся градом.
О, если бы мог кто туда заглянуть,
Назвал кочегарку – бы адом.
Котлы паровые зловеще шумят,
От силы паров содрогаясь,
Как тысячи змей струи пара шипят
Из труб кое-где прорываясь.
А он, извиваясь пред жарким огнем,
Лопатой бросал ловко уголь.
Внизу было мрачно – Луч солнца и днём
Не может проникнуть в тот угол.
Нет ветра сегодня, нет мочи стоять,
Согрелась вода, душно, жарко.
Термометр поднялся на сорок и пять,
Без воздуха вся кочегарка.
Окончив кидать, он напился воды –
Воды опреснённой, нечистой.
С лица его падал пот, сажи следы,
Услышал он речь машиниста:
«Ты, вахты не кончив, не смеешь бросать,
Механик тобой недоволен.
Ты к доктору должен пойти и сказать,
Лекарства он даст, если болен».
За поручень слабой хватаясь рукой,
По трапу наверх он взбирался;
Идти за лекарством в приёмный покой
Не мог – от жары задыхался.
На палубу вышел – сознанья уж нет,
В глазах у него помутилось,
Увидел на миг ослепительный свет,
Упал, сердце больше не билось.
Механик пришёл: «Под арест подлеца,
Задам я ему притворяться».
И, ткнувши ногою в бок мертвеца,
Велел он ему подниматься.
– Не смейтесь вы! – с ужасом доктор вскричал, –
Он мёртвый, совсем остывает.
Смущённый механик тогда пробурчал:
«А чёрт его душу там знает».
Я думал, он мне бессовестно врёт,
Он не был похож на больного
Ах, если б я знал, что он в рейсе умрёт,
То нанял в порту бы другого...
К нему подбежали с холодной водой,
Стараясь привесть его в чувства,
Но доктор сказал, покачав головой:
– Бессильно здесь наше искусство...
Всю ночь в лазарете покойник лежал,
В матросскую форму одетый,
В руках восковую свечу он держал,
Воск таял жарою нагретый.
Проститься с товарищем утром пришли
Матросы, друзья кочегара,
Последний подарок ему принесли –
Колосник обгорелый и ржавый.
К ногам привязали ему колосник,
И койкою труп обернули,
Пришёл корабельный священник-старик,
И слёзы у многих сверкнули.
Был тих, неподвижен, в тот миг океан,
Как зеркало воды блестели.
Явилось начальство, пришёл капитан,
И «Вечную память» пропели.
Доску приподняли дрожащей рукой,
И в саване тело скользнуло,
В пучине глубокой, безвестной, морской
Навеки, плеснув, утонуло.
Напрасно старушка ждёт сына домой,
Ей скажут – она зарыдает.
А волны бегут от винта за кормой,
И след их вдали пропадает...
И волны бушуют вдали.
Товарищ, мы едем далёко
Подальше от милой земли.
Не слышно на палубе песен,
И Красное море шумит.
А берег суровый и тесен,
Как вспомнишь, так сердце болит.
На баке уж восемь пробило,
Товарища надо сменить,
По трапу едва он спустился,
Механик кричит: «Шевелись!»
«Товарищ, я вахты не в силах стоять, –
Сказал кочегар кочегару, –
Огни в моих топках совсем прогорят,
В котлах не сдержать мне уж пару.
Пойди, заяви им, что я заболел
И вахту не кончив, бросаю;
Весь потом истёк, от жары занемел,
Работать нет сил – умираю».
Товарищ ушёл, он лопату схватил,
Собравши последние силы,
Дверь топки привычным толчком отворил,
И пламя его озарило.
Лицо его, плечи, открытую грудь,
И пот, с них котившийся градом.
О, если бы мог кто туда заглянуть,
Назвал кочегарку – бы адом.
Котлы паровые зловеще шумят,
От силы паров содрогаясь,
Как тысячи змей струи пара шипят
Из труб кое-где прорываясь.
А он, извиваясь пред жарким огнем,
Лопатой бросал ловко уголь.
Внизу было мрачно – Луч солнца и днём
Не может проникнуть в тот угол.
Нет ветра сегодня, нет мочи стоять,
Согрелась вода, душно, жарко.
Термометр поднялся на сорок и пять,
Без воздуха вся кочегарка.
Окончив кидать, он напился воды –
Воды опреснённой, нечистой.
С лица его падал пот, сажи следы,
Услышал он речь машиниста:
«Ты, вахты не кончив, не смеешь бросать,
Механик тобой недоволен.
Ты к доктору должен пойти и сказать,
Лекарства он даст, если болен».
За поручень слабой хватаясь рукой,
По трапу наверх он взбирался;
Идти за лекарством в приёмный покой
Не мог – от жары задыхался.
На палубу вышел – сознанья уж нет,
В глазах у него помутилось,
Увидел на миг ослепительный свет,
Упал, сердце больше не билось.
Механик пришёл: «Под арест подлеца,
Задам я ему притворяться».
И, ткнувши ногою в бок мертвеца,
Велел он ему подниматься.
– Не смейтесь вы! – с ужасом доктор вскричал, –
Он мёртвый, совсем остывает.
Смущённый механик тогда пробурчал:
«А чёрт его душу там знает».
Я думал, он мне бессовестно врёт,
Он не был похож на больного
Ах, если б я знал, что он в рейсе умрёт,
То нанял в порту бы другого...
К нему подбежали с холодной водой,
Стараясь привесть его в чувства,
Но доктор сказал, покачав головой:
– Бессильно здесь наше искусство...
Всю ночь в лазарете покойник лежал,
В матросскую форму одетый,
В руках восковую свечу он держал,
Воск таял жарою нагретый.
Проститься с товарищем утром пришли
Матросы, друзья кочегара,
Последний подарок ему принесли –
Колосник обгорелый и ржавый.
К ногам привязали ему колосник,
И койкою труп обернули,
Пришёл корабельный священник-старик,
И слёзы у многих сверкнули.
Был тих, неподвижен, в тот миг океан,
Как зеркало воды блестели.
Явилось начальство, пришёл капитан,
И «Вечную память» пропели.
Доску приподняли дрожащей рукой,
И в саване тело скользнуло,
В пучине глубокой, безвестной, морской
Навеки, плеснув, утонуло.
Напрасно старушка ждёт сына домой,
Ей скажут – она зарыдает.
А волны бегут от винта за кормой,
И след их вдали пропадает...
Stretched the sea widely
And the waves are raging away.
Comrade, we are going far
Away from the cute land.
Not heard on the deck of songs
And the Red Sea is noise.
And the coast is severe and crash,
As you remember, so the heart hurts.
On the tank, eight pierced,
Comrade must be changed,
On the ladder almost descended
Mechanic screams: "Shot!"
"Comrade, I am not able to stand, -
Said Kochoegar Kochgar, -
Lights in my fireboxs will completely ruin,
In the boilers, do not hold for me a couple.
Go, told them that I got sick
And the watch does not finish, throwing;
The whole is still expired, from the heat Zaened,
There is no strength - dying. "
Comrade went, he grabbed his shovel,
Collect the last forces,
The door of the furnace collapsed with the usual shock,
And the flame is illuminated.
His face, shoulders, open breasts,
And the sweat, with them, coordinated hail.
Oh, if someone could look there,
I called the Kochegarka - hello.
The steam boilers are noisy,
From the strength of the vapor shuddering,
How thousands of snakes jet steam hiss
From the pipes in some way breaking through.
And he, wriggling before hot fire,
The shovel threw deft coal.
Below was gloomily - the ray of the sun and the day
Can not penetrate the angle.
No wind today, no urine stand,
Water warmed, stuffy, hot.
The thermometer rose to forty and five,
Without air, the whole fire market.
After graduating, he got drunk water -
Water was despicable, unclean.
From his face fell sweat, soot traces,
He heard the speech of the driver:
"You, watch not king, don't dare to throw,
Mechanic you is dissatisfied with you.
You must go to the doctor and say
He will give medicine if sick. "
For the handrail of the weak grabbing hand,
On the ladder upstairs he climbed;
Go for a medicine in the foil
Could not - burned from the heat.
On the deck came out - the consciousness is not,
In his eyes he closed
I saw a dazzling light for a moment,
Fell, the heart did not beat anymore.
The mechanic came: "Under the arrest of the scoundrel,
I ask him to pretend. "
And, who pushed it in the side of the dead man,
He ordered him to rise.
- Do not laugh! - With horror, the doctor cried, -
He is dead, completely cools.
An embarrassed mechanic then muttered:
"And his soul knows there."
I thought he was shamelessly lying
He was not like a sick
Oh, if I knew that he would die in the flight,
I would hire another one in the port ...
To him ran cold water,
Trying him to feel
But the doctor said, shaking his head:
- Our art is powerless ...
All night in Lazarut, the deceased lying,
In the sailor form dressed
In the hands of the wax candle he held
The wax melted heat heated.
I came to say goodbye to a comrade in the morning
Sailors, Friends of the Kochgar,
The last gift was brought to him -
Earrings burnt and rusty.
To the legs tied to him a grate
And coyo the corpse turned,
Came a ship priest-old man
And many of the tears flashed.
Was quiet, immobile, that moment ocean,
As the water mirror glistened.
The authorities appeared, captain came,
And "eternal memory" sang.
The board was raised with a trembling hand,
And in Savan, the body slidly slid
In the punching of deep, unknown, sea
Forever, splash, drowned.
In vain, the old woman is waiting for his son home,
She will say - she burns.
And the waves run from the screw for the feed,
And the trace of them away disappear ...
And the waves are raging away.
Comrade, we are going far
Away from the cute land.
Not heard on the deck of songs
And the Red Sea is noise.
And the coast is severe and crash,
As you remember, so the heart hurts.
On the tank, eight pierced,
Comrade must be changed,
On the ladder almost descended
Mechanic screams: "Shot!"
"Comrade, I am not able to stand, -
Said Kochoegar Kochgar, -
Lights in my fireboxs will completely ruin,
In the boilers, do not hold for me a couple.
Go, told them that I got sick
And the watch does not finish, throwing;
The whole is still expired, from the heat Zaened,
There is no strength - dying. "
Comrade went, he grabbed his shovel,
Collect the last forces,
The door of the furnace collapsed with the usual shock,
And the flame is illuminated.
His face, shoulders, open breasts,
And the sweat, with them, coordinated hail.
Oh, if someone could look there,
I called the Kochegarka - hello.
The steam boilers are noisy,
From the strength of the vapor shuddering,
How thousands of snakes jet steam hiss
From the pipes in some way breaking through.
And he, wriggling before hot fire,
The shovel threw deft coal.
Below was gloomily - the ray of the sun and the day
Can not penetrate the angle.
No wind today, no urine stand,
Water warmed, stuffy, hot.
The thermometer rose to forty and five,
Without air, the whole fire market.
After graduating, he got drunk water -
Water was despicable, unclean.
From his face fell sweat, soot traces,
He heard the speech of the driver:
"You, watch not king, don't dare to throw,
Mechanic you is dissatisfied with you.
You must go to the doctor and say
He will give medicine if sick. "
For the handrail of the weak grabbing hand,
On the ladder upstairs he climbed;
Go for a medicine in the foil
Could not - burned from the heat.
On the deck came out - the consciousness is not,
In his eyes he closed
I saw a dazzling light for a moment,
Fell, the heart did not beat anymore.
The mechanic came: "Under the arrest of the scoundrel,
I ask him to pretend. "
And, who pushed it in the side of the dead man,
He ordered him to rise.
- Do not laugh! - With horror, the doctor cried, -
He is dead, completely cools.
An embarrassed mechanic then muttered:
"And his soul knows there."
I thought he was shamelessly lying
He was not like a sick
Oh, if I knew that he would die in the flight,
I would hire another one in the port ...
To him ran cold water,
Trying him to feel
But the doctor said, shaking his head:
- Our art is powerless ...
All night in Lazarut, the deceased lying,
In the sailor form dressed
In the hands of the wax candle he held
The wax melted heat heated.
I came to say goodbye to a comrade in the morning
Sailors, Friends of the Kochgar,
The last gift was brought to him -
Earrings burnt and rusty.
To the legs tied to him a grate
And coyo the corpse turned,
Came a ship priest-old man
And many of the tears flashed.
Was quiet, immobile, that moment ocean,
As the water mirror glistened.
The authorities appeared, captain came,
And "eternal memory" sang.
The board was raised with a trembling hand,
And in Savan, the body slidly slid
In the punching of deep, unknown, sea
Forever, splash, drowned.
In vain, the old woman is waiting for his son home,
She will say - she burns.
And the waves run from the screw for the feed,
And the trace of them away disappear ...