Розенбаум - Поездка из Одессы в Петроград
текст песни
28
0 человек. считает текст песни верным
0 человек считают текст песни неверным
Розенбаум - Поездка из Одессы в Петроград - оригинальный текст песни, перевод, видео
- Текст
- Перевод
На улице Гороховой ажиотаж:
Урицкий всю ЧК вооружает.
Всё потому, что в Питер в свой гастрольный вояж
С Одессы-мамы урки приезжают.
А было это летом, в восемнадцатый год,
Убили Мишку в Питере с нагана.
На сходке порешили отомстить за него
Ребята загорелые с лимана.
Майданщик молдаван и толстая Кармен,
Что первая барыга на Привозе.
Четырнадцать "мокрушников" с собой взял Сэмен -
Горячий был народ на паровозе.
Уже чух-чух пары, кондуктор дал свисток,
Прощальный поцелуй, стакан горилки.
С Одессы-мамы, с моря дует вей-ветерок
До самой петроградской пересылки.
Начальник посетил шикарный наш вагон,
Спросил, чудак, навязчиво билеты.
Пришлось ему в Раздельной предложить выйти вон,
Слегка качнув у носа пистолетом.
И всю дорогу, щёки помидором надув,
Шмонали "фараончики" по крышам.
"Шестёрок" Сёма сбросил под откос на ходу
И в тамбур покурить устало вышел.
Там женщина стояла двадцати пяти лет
И слабо отбивалась от кого-то.
Дешёвый фраер в кепке мял на ней туалет,
И Сеня чуть прибавил обороты.
"Я вижу Вас на рейде возле женщины, граф,
Стоите Вы, как флагман под парами.
Советую на задний ход врубить телеграф,
Чтоб не было эксцессов между нами."
Чуть спортив воздух, фраер, как иллюзионист,
Под стук колёс моментом испарился.
Спасённая дрожала, как осиновый лист,
И Сеня с чувством долга удалился.
А в воздухе мелькали две колоды и нож,
Шмат сала, водка, голое колено.
Продул армяшка Хачик в карты свой макинтош,
А Васька Оське два зуба коренных.
И вот на горизонте Царскосельский вокзал
Встречает урков с мясом пирожками.
Сэмен такую речь задвинул, что зажурчал
Наш паровоз горючими слезами.
И, стиснув зубы, на перрон вразвалку сошла,
Как на берег, красавица Одесса.
Плеснула в Петроград её морская душа,
И дрогнули со страха райсобесы.
На Невском у Пассажа, там, где деньги рекой,
К ним на фаэтоне двое подскочили,
Но толстая Кармен достала первой свой "кольт"...
И над столами в морге свет включили.
Урицкий всю ЧК вооружает.
Всё потому, что в Питер в свой гастрольный вояж
С Одессы-мамы урки приезжают.
А было это летом, в восемнадцатый год,
Убили Мишку в Питере с нагана.
На сходке порешили отомстить за него
Ребята загорелые с лимана.
Майданщик молдаван и толстая Кармен,
Что первая барыга на Привозе.
Четырнадцать "мокрушников" с собой взял Сэмен -
Горячий был народ на паровозе.
Уже чух-чух пары, кондуктор дал свисток,
Прощальный поцелуй, стакан горилки.
С Одессы-мамы, с моря дует вей-ветерок
До самой петроградской пересылки.
Начальник посетил шикарный наш вагон,
Спросил, чудак, навязчиво билеты.
Пришлось ему в Раздельной предложить выйти вон,
Слегка качнув у носа пистолетом.
И всю дорогу, щёки помидором надув,
Шмонали "фараончики" по крышам.
"Шестёрок" Сёма сбросил под откос на ходу
И в тамбур покурить устало вышел.
Там женщина стояла двадцати пяти лет
И слабо отбивалась от кого-то.
Дешёвый фраер в кепке мял на ней туалет,
И Сеня чуть прибавил обороты.
"Я вижу Вас на рейде возле женщины, граф,
Стоите Вы, как флагман под парами.
Советую на задний ход врубить телеграф,
Чтоб не было эксцессов между нами."
Чуть спортив воздух, фраер, как иллюзионист,
Под стук колёс моментом испарился.
Спасённая дрожала, как осиновый лист,
И Сеня с чувством долга удалился.
А в воздухе мелькали две колоды и нож,
Шмат сала, водка, голое колено.
Продул армяшка Хачик в карты свой макинтош,
А Васька Оське два зуба коренных.
И вот на горизонте Царскосельский вокзал
Встречает урков с мясом пирожками.
Сэмен такую речь задвинул, что зажурчал
Наш паровоз горючими слезами.
И, стиснув зубы, на перрон вразвалку сошла,
Как на берег, красавица Одесса.
Плеснула в Петроград её морская душа,
И дрогнули со страха райсобесы.
На Невском у Пассажа, там, где деньги рекой,
К ним на фаэтоне двое подскочили,
Но толстая Кармен достала первой свой "кольт"...
И над столами в морге свет включили.
On the street Gorokhovaya excitement:
Uritsky is arming all the Cheka.
All because in St. Petersburg in his touring voyage
Urki come from Odessa Mama.
And it was in the summer, in the eighteenth year,
They killed Mishka in St. Petersburg from Nagan.
At the gathering, they decided to take revenge on him
The guys tanned from the estuary.
Maidan Moldavian and Fat Carmen,
That the first huckster is on the ravor.
Fourteen "Mokrushnikov" took Samen with him -
There was hot people on a steam locomotive.
Already chuh-chuh couples, the conductor gave a whistle,
A farewell kiss, a glass of Gorilka.
From Odessa-mother, from the sea, vai-gate blows
Until the Petrograd shipping.
The boss visited our chic wagon,
He asked, an eccentric, obsessively tickets.
He had to offer him to go out in a separate
Slightly swinging a gun at the nose.
And all the way, cheeks by the tomato pouting,
Schmonali "pharaohs" on the roofs.
Symphs “Syomas” dropped down on the move
And he went tiredly in the vestibule.
There the woman stood twenty -five years old
And weakly fought off someone.
A cheap fraer in a cap cried a toilet on her,
And Senya slightly added momentum.
"I see you on a raid near a woman, count,
You stand like a flagship under pairs.
I advise you to reverse the telegraph,
So that there are no excesses between us. "
A little sports at the air, Fraer, as an illusionist,
Under the knock of wheels, it evaporated.
The saved trembling, like an aspen leaf,
And Senya left with a sense of duty.
And two decks and a knife flashed in the air,
Schmatian fat, vodka, naked knee.
I blowed Armenian hachik into my macintosh cards,
And Vaska Oskka is two indigenous teeth.
And on the horizon, Tsarskoye Selo Station
Meets urkov with meat pies.
Samen pushed such a speech that he was grunting
Our steam locomotive with combustible tears.
And, gritting his teeth, she went to the platform,
As a shore, beauty Odessa.
Her sea soul splashed into Petrograd,
And they trembled with the fear of the district USS.
On Nevsky at the passage, where money is by the river,
Two jumped to them at the Phaeton,
But Tolstoy Carmen took its first “Colt” ...
And above the tables in the morgue they turned on the light.
Uritsky is arming all the Cheka.
All because in St. Petersburg in his touring voyage
Urki come from Odessa Mama.
And it was in the summer, in the eighteenth year,
They killed Mishka in St. Petersburg from Nagan.
At the gathering, they decided to take revenge on him
The guys tanned from the estuary.
Maidan Moldavian and Fat Carmen,
That the first huckster is on the ravor.
Fourteen "Mokrushnikov" took Samen with him -
There was hot people on a steam locomotive.
Already chuh-chuh couples, the conductor gave a whistle,
A farewell kiss, a glass of Gorilka.
From Odessa-mother, from the sea, vai-gate blows
Until the Petrograd shipping.
The boss visited our chic wagon,
He asked, an eccentric, obsessively tickets.
He had to offer him to go out in a separate
Slightly swinging a gun at the nose.
And all the way, cheeks by the tomato pouting,
Schmonali "pharaohs" on the roofs.
Symphs “Syomas” dropped down on the move
And he went tiredly in the vestibule.
There the woman stood twenty -five years old
And weakly fought off someone.
A cheap fraer in a cap cried a toilet on her,
And Senya slightly added momentum.
"I see you on a raid near a woman, count,
You stand like a flagship under pairs.
I advise you to reverse the telegraph,
So that there are no excesses between us. "
A little sports at the air, Fraer, as an illusionist,
Under the knock of wheels, it evaporated.
The saved trembling, like an aspen leaf,
And Senya left with a sense of duty.
And two decks and a knife flashed in the air,
Schmatian fat, vodka, naked knee.
I blowed Armenian hachik into my macintosh cards,
And Vaska Oskka is two indigenous teeth.
And on the horizon, Tsarskoye Selo Station
Meets urkov with meat pies.
Samen pushed such a speech that he was grunting
Our steam locomotive with combustible tears.
And, gritting his teeth, she went to the platform,
As a shore, beauty Odessa.
Her sea soul splashed into Petrograd,
And they trembled with the fear of the district USS.
On Nevsky at the passage, where money is by the river,
Two jumped to them at the Phaeton,
But Tolstoy Carmen took its first “Colt” ...
And above the tables in the morgue they turned on the light.
Другие песни исполнителя: