С. Крава - Шахтёрский горизонт
текст песни
50
0 человек. считает текст песни верным
0 человек считают текст песни неверным
С. Крава - Шахтёрский горизонт - оригинальный текст песни, перевод, видео
- Текст
- Перевод
Когда в клети тела их поднимали на гора,
Вокруг всё будто вымерло, застыло,
Заплакала тихонько молодая медсестра
И рукоятчица заголосила.
В который раз с шахтёрской кровью смешан уголёк,
В который раз Донбасс осиротел!
И снова слышу: "Здравствуй, Маша! Как там твой сынок?
Живой? Дай Бог... А мой не уцелел".
И чешут власть имущие с трибуны языки,
Поют, щебечут, словно канарейки,
Воруя миллионы, набивая кошельки,
А люди в шахтах "пашут" за копейки,
Расплачиваясь жизнями за жалкие гроши,
Сметая крохи с барского стола.
А наверху всё чин по чину: делит барыши,
Дорвавшаяся к власти кагала.
О чём тут говорить ещё и где найти слова,
Когда такой народ вдруг стал изгоем
И от обиды, и бессилья кругом голова —
Гуляет смерть по лавам и забоям.
Болит душа за славный, обездоленный народ
И мне всё чаще видится из снов,
Что будто терриконы ─ не простой отвал пород,
А братские могилы горняков.
Пятнадцать, двадцать, сорок...─ потекли гробы рекой,
А в них тела и что от тел осталось,
И наруки людей упала мать, всплеснув рукой—
Не вынесло сердечко, оборвалось...
Давай, брат, наливай, помянем земляков своих.
Да молча пей, к чему здесь лишний понт,
Чтоб принял, как положено, в земле донецкой их
Последний, двухметровый горизонт.
Вокруг всё будто вымерло, застыло,
Заплакала тихонько молодая медсестра
И рукоятчица заголосила.
В который раз с шахтёрской кровью смешан уголёк,
В который раз Донбасс осиротел!
И снова слышу: "Здравствуй, Маша! Как там твой сынок?
Живой? Дай Бог... А мой не уцелел".
И чешут власть имущие с трибуны языки,
Поют, щебечут, словно канарейки,
Воруя миллионы, набивая кошельки,
А люди в шахтах "пашут" за копейки,
Расплачиваясь жизнями за жалкие гроши,
Сметая крохи с барского стола.
А наверху всё чин по чину: делит барыши,
Дорвавшаяся к власти кагала.
О чём тут говорить ещё и где найти слова,
Когда такой народ вдруг стал изгоем
И от обиды, и бессилья кругом голова —
Гуляет смерть по лавам и забоям.
Болит душа за славный, обездоленный народ
И мне всё чаще видится из снов,
Что будто терриконы ─ не простой отвал пород,
А братские могилы горняков.
Пятнадцать, двадцать, сорок...─ потекли гробы рекой,
А в них тела и что от тел осталось,
И наруки людей упала мать, всплеснув рукой—
Не вынесло сердечко, оборвалось...
Давай, брат, наливай, помянем земляков своих.
Да молча пей, к чему здесь лишний понт,
Чтоб принял, как положено, в земле донецкой их
Последний, двухметровый горизонт.
When they were lifted in the mountains in the cells of the body,
Everything around seemed to become extinct, froze,
The young nurse cried quietly
And the handle broke.
Once again with mining blood, the corner is mixed,
Once again the Donbass is orphaned!
And again I hear: "Hello, Masha! How is your son?
Alive? God forbid ... but mine did not survive. "
And the inherent languages in power from the rostrum are scratching
Sing, chirp, like canaries,
Stealing millions, stuffing wallets,
And people in the mines "plow" for a penny,
Paying lives for miserable pennies,
Souring crumbs from the bar table.
And upstairs all the rank of rank: shares the lads,
Kagal praised to power.
What is there to be about and where to find words,
When such people suddenly became an outcast
And from resentment, and impotence around the head -
Death walks through lavas and slaves.
The soul hurts for the glorious, depths of the people
And I am increasingly seen from dreams,
As if the terrikons are not a simple dump of breeds,
And the mass graves of the miners.
Fifteen, twenty, forty ... ─ coffins flowed to the river,
And they have bodies and what remains of the bodies,
And the mother fell, the mother fell with her hand - with her hand -
He did not take out the heart, broke off ...
Come on, brother, pour in, remember our countrymen.
Yes, drink silently, why is there an extra pont,
To accept, as expected, in the land of their Donetsk
The last, two -meter horizon.
Everything around seemed to become extinct, froze,
The young nurse cried quietly
And the handle broke.
Once again with mining blood, the corner is mixed,
Once again the Donbass is orphaned!
And again I hear: "Hello, Masha! How is your son?
Alive? God forbid ... but mine did not survive. "
And the inherent languages in power from the rostrum are scratching
Sing, chirp, like canaries,
Stealing millions, stuffing wallets,
And people in the mines "plow" for a penny,
Paying lives for miserable pennies,
Souring crumbs from the bar table.
And upstairs all the rank of rank: shares the lads,
Kagal praised to power.
What is there to be about and where to find words,
When such people suddenly became an outcast
And from resentment, and impotence around the head -
Death walks through lavas and slaves.
The soul hurts for the glorious, depths of the people
And I am increasingly seen from dreams,
As if the terrikons are not a simple dump of breeds,
And the mass graves of the miners.
Fifteen, twenty, forty ... ─ coffins flowed to the river,
And they have bodies and what remains of the bodies,
And the mother fell, the mother fell with her hand - with her hand -
He did not take out the heart, broke off ...
Come on, brother, pour in, remember our countrymen.
Yes, drink silently, why is there an extra pont,
To accept, as expected, in the land of their Donetsk
The last, two -meter horizon.