Соль Земли - Идиот
текст песни
42
0 человек. считает текст песни верным
0 человек считают текст песни неверным
Соль Земли - Идиот - оригинальный текст песни, перевод, видео
- Текст
- Перевод
Саграда - Идиот
Голубь пролетел под куполом сельского храма,
Утром рано он наблюдал за ним обрадованно,
Выйдя за церковную ограду,он ждал чудес,
Под синевой небес звал его отец-лес.
Запах тех мест: рощи,луга и пашни,
Его рука их соберёт в наброски карандашные,
Русские сказки в народе полны дремучих тайн,
И по полям их бродит чёрная жуть,читая...
Федя любил литерату,
Много пил чай,много курил и много думал,
Он вспоминал,как мама умирала от чихотки,
Вот от чего её лицо запомнилось так чётко.
Снова зачёркнуто,то что писал с весны,
И.. отца наверное убили крепостные,
Мимо прохожие плыли по мостовым,
Сквозь густой морозный дым,в лапы беды.
Тут очень пьют под музыку вечерних вьюг,
Вечный порочных круг, Санкт-Петербург,
Бедные люди, белые ночи,
Звуки прилюдий,россыпи многоточий...
И вдруг всё кончилось,сорок девятый год,
И кто-то тянет,кто-то ведёт на эшафот,
Ещё живой,но ветер смело хлещет по лицу,
Он ждал расстрела на Семёновском плацу.
В кандалах,впереди сибирский тракт,
Там где горит любовь,там отступает страх,
До Сибири, до острога,Крест - это дорога,
Мальчики на улицах найдут и потеряют Бога.
В кандалах,впереди сибирский тракт,
Там где горит любовь,там отступает страх,
До Сибири, до острога,Крест - это дорога,
Мальчики на улицах найдут и потеряют Бога.
Там где нары в два этажа,среди катаржан,
Где взгляд людей ничего не выражал,
Он ждал,он жадно взглядывался в лица с чёрным ртом,
Потом он вспомнит и запишет всё про мёртвый дом.
О том бездонном горе клеймённых и отверженных,
Лишившихся имён,вцепившихся в надежду,
О том, что между ними есть способные простить,
О том, что белые одежды нужно уметь носить.
Осилит этот путь идущий,
И пусть в конце он упадёт в приступе падучий,
Поручик Достоевский узнает свой народ,
Тот кто идёт этой дорогой для мира Идиот.
И Радион потом пришьёт петлю к подкладке,
Украдкой глядя,как старуха возится с укладкой,
Уплаты требует долги,черный потолки,
Её намёки колки,её руки так тонки.
Игрок поставит всё и потеряет на рулетке,
Своей рукой оставит на полях пометки,
Даст медную монетку озябшей попрошайке,
В одном шаге от счастья вдруг произнесёт:"Прощайте!"
И вальс ветров приподнимит полы пальто,
Не оглянувшись даже он скажет:"Всё не то..."
И он пойдёт разглядывать тот потолок и трещины,
В огромной комнате вдвоём у трупа женщины.
В кандалах,впереди сибирский тракт,
Там где горит любовь,там отступает страх,
До Сибири, до острога,Крест - это дорога,
Мальчики на улицах найдут и потеряют Бога.
В кандалах,впереди сибирский тракт,
Там где горит любовь,там отступает страх,
До Сибири, до острога,Крест - это дорога,
Мальчики на улицах найдут и потеряют Бога.
Голубь пролетел под куполом сельского храма,
Утром рано он наблюдал за ним обрадованно,
Выйдя за церковную ограду,он ждал чудес,
Под синевой небес звал его отец-лес.
Запах тех мест: рощи,луга и пашни,
Его рука их соберёт в наброски карандашные,
Русские сказки в народе полны дремучих тайн,
И по полям их бродит чёрная жуть,читая...
Федя любил литерату,
Много пил чай,много курил и много думал,
Он вспоминал,как мама умирала от чихотки,
Вот от чего её лицо запомнилось так чётко.
Снова зачёркнуто,то что писал с весны,
И.. отца наверное убили крепостные,
Мимо прохожие плыли по мостовым,
Сквозь густой морозный дым,в лапы беды.
Тут очень пьют под музыку вечерних вьюг,
Вечный порочных круг, Санкт-Петербург,
Бедные люди, белые ночи,
Звуки прилюдий,россыпи многоточий...
И вдруг всё кончилось,сорок девятый год,
И кто-то тянет,кто-то ведёт на эшафот,
Ещё живой,но ветер смело хлещет по лицу,
Он ждал расстрела на Семёновском плацу.
В кандалах,впереди сибирский тракт,
Там где горит любовь,там отступает страх,
До Сибири, до острога,Крест - это дорога,
Мальчики на улицах найдут и потеряют Бога.
В кандалах,впереди сибирский тракт,
Там где горит любовь,там отступает страх,
До Сибири, до острога,Крест - это дорога,
Мальчики на улицах найдут и потеряют Бога.
Там где нары в два этажа,среди катаржан,
Где взгляд людей ничего не выражал,
Он ждал,он жадно взглядывался в лица с чёрным ртом,
Потом он вспомнит и запишет всё про мёртвый дом.
О том бездонном горе клеймённых и отверженных,
Лишившихся имён,вцепившихся в надежду,
О том, что между ними есть способные простить,
О том, что белые одежды нужно уметь носить.
Осилит этот путь идущий,
И пусть в конце он упадёт в приступе падучий,
Поручик Достоевский узнает свой народ,
Тот кто идёт этой дорогой для мира Идиот.
И Радион потом пришьёт петлю к подкладке,
Украдкой глядя,как старуха возится с укладкой,
Уплаты требует долги,черный потолки,
Её намёки колки,её руки так тонки.
Игрок поставит всё и потеряет на рулетке,
Своей рукой оставит на полях пометки,
Даст медную монетку озябшей попрошайке,
В одном шаге от счастья вдруг произнесёт:"Прощайте!"
И вальс ветров приподнимит полы пальто,
Не оглянувшись даже он скажет:"Всё не то..."
И он пойдёт разглядывать тот потолок и трещины,
В огромной комнате вдвоём у трупа женщины.
В кандалах,впереди сибирский тракт,
Там где горит любовь,там отступает страх,
До Сибири, до острога,Крест - это дорога,
Мальчики на улицах найдут и потеряют Бога.
В кандалах,впереди сибирский тракт,
Там где горит любовь,там отступает страх,
До Сибири, до острога,Крест - это дорога,
Мальчики на улицах найдут и потеряют Бога.
Sagrada - Idiot.
The pigeon flew under the dome of the rural temple,
In the morning, he watched him was delighted,
Going beyond the church fence, he waited for miracles,
Under the blue heights called his father-forest.
The smell of those places: groves, meadows and arable land,
His hand will collect them in an outline pencils,
Russian tales in the people are full of dense secrets,
And in the fields they wandered the black horror, reading ...
Fedya loved the literature
I drank a lot, smoked a lot and thought a lot,
He recalled how Mom died from Chihototka,
That's what her face is remembered so clearly.
Rented again, what he wrote from spring,
And .. Father probably killed forty,
Past passersby sailed on the pavement,
Through a thick frosty smoke, in the paws of trouble.
Here they drink to the music of evening blizzard,
Eternal vicious circle, St. Petersburg,
Poor people, White Nights,
Sounds of the Food, Moting Dots ...
And suddenly everything ended, forty-ninth year,
And someone pulls, someone leads to the scaffold,
Still alive but the wind boldly harvested in the face
He waited for a shooting at Semenovsky Place.
In the shackles, ahead of the Siberian tract,
Where love is burning, fear recedes there,
To Siberia, to the priest, the cross is the road,
Boys on the streets will find and lose God.
In the shackles, ahead of the Siberian tract,
Where love is burning, fear recedes there,
To Siberia, to the priest, the cross is the road,
Boys on the streets will find and lose God.
Where there are naras in two floors, among Qatarzhan,
Where the view of people expressed nothing,
He waited, he greedily looked in his face with a black mouth,
Then he remembers and record everything about the dead house.
About the bottomless grief of stamped and rejected,
Deprived of names clutching in hope
About the fact that there are capable of forgive between them
The fact that white clothes should be able to wear.
Write this path going
And even in the end it will fall in the attack of a faddy,
Lieutenant Dostoevsky recognizes his people
The one who goes this expensive idiot for the world.
And the radion then sew a loop to the lining,
Stone looking, as the old woman is underway with stacking,
Paying demands debts, black ceilings,
Her hints of the ring, her hands are so thin.
The player will put everything and will lose on roulette,
His hand will leave the marks on the fields,
Will give a copper coin choking beggar,
In one step, the happiness suddenly says: "Farewell!"
And the wind waltz will raise the floors of the coat,
Without looking back, even he will say: "It's not that ..."
And he will go look at that ceiling and cracks,
In a huge room together at the corpse of a woman.
In the shackles, ahead of the Siberian tract,
Where love is burning, fear recedes there,
To Siberia, to the priest, the cross is the road,
Boys on the streets will find and lose God.
In the shackles, ahead of the Siberian tract,
Where love is burning, fear recedes there,
To Siberia, to the priest, the cross is the road,
Boys on the streets will find and lose God.
The pigeon flew under the dome of the rural temple,
In the morning, he watched him was delighted,
Going beyond the church fence, he waited for miracles,
Under the blue heights called his father-forest.
The smell of those places: groves, meadows and arable land,
His hand will collect them in an outline pencils,
Russian tales in the people are full of dense secrets,
And in the fields they wandered the black horror, reading ...
Fedya loved the literature
I drank a lot, smoked a lot and thought a lot,
He recalled how Mom died from Chihototka,
That's what her face is remembered so clearly.
Rented again, what he wrote from spring,
And .. Father probably killed forty,
Past passersby sailed on the pavement,
Through a thick frosty smoke, in the paws of trouble.
Here they drink to the music of evening blizzard,
Eternal vicious circle, St. Petersburg,
Poor people, White Nights,
Sounds of the Food, Moting Dots ...
And suddenly everything ended, forty-ninth year,
And someone pulls, someone leads to the scaffold,
Still alive but the wind boldly harvested in the face
He waited for a shooting at Semenovsky Place.
In the shackles, ahead of the Siberian tract,
Where love is burning, fear recedes there,
To Siberia, to the priest, the cross is the road,
Boys on the streets will find and lose God.
In the shackles, ahead of the Siberian tract,
Where love is burning, fear recedes there,
To Siberia, to the priest, the cross is the road,
Boys on the streets will find and lose God.
Where there are naras in two floors, among Qatarzhan,
Where the view of people expressed nothing,
He waited, he greedily looked in his face with a black mouth,
Then he remembers and record everything about the dead house.
About the bottomless grief of stamped and rejected,
Deprived of names clutching in hope
About the fact that there are capable of forgive between them
The fact that white clothes should be able to wear.
Write this path going
And even in the end it will fall in the attack of a faddy,
Lieutenant Dostoevsky recognizes his people
The one who goes this expensive idiot for the world.
And the radion then sew a loop to the lining,
Stone looking, as the old woman is underway with stacking,
Paying demands debts, black ceilings,
Her hints of the ring, her hands are so thin.
The player will put everything and will lose on roulette,
His hand will leave the marks on the fields,
Will give a copper coin choking beggar,
In one step, the happiness suddenly says: "Farewell!"
And the wind waltz will raise the floors of the coat,
Without looking back, even he will say: "It's not that ..."
And he will go look at that ceiling and cracks,
In a huge room together at the corpse of a woman.
In the shackles, ahead of the Siberian tract,
Where love is burning, fear recedes there,
To Siberia, to the priest, the cross is the road,
Boys on the streets will find and lose God.
In the shackles, ahead of the Siberian tract,
Where love is burning, fear recedes there,
To Siberia, to the priest, the cross is the road,
Boys on the streets will find and lose God.
Другие песни исполнителя: