Сплин - Конец прекрасной эпохи
текст песни
38
0 человек. считает текст песни верным
0 человек считают текст песни неверным
Сплин - Конец прекрасной эпохи - оригинальный текст песни, перевод, видео
- Текст
- Перевод
Потому что искусство поэзии требует слов,
я - один из глухих, облысевших, угрюмых послов
Второсортной державы, связавшейся с этой.
Не желая насиловать собственный мозг,
сам себе подавая одежду, спускаюсь в киоск
за вечерней газетой.
Ветер гонит листву. Старых лампочек тусклый накал
в этих грустных краях, чей эпиграф - победа зеркал,
при содействии луж порождает эффект изобилья.
Даже воры крадут апельсин, амальгаму скребя,
впрочем, чувство, с которым глядишь на себя, -
это чувство забыл я.
В этих грустных краях все рассчитано на зиму: сны
стены тюрем, пальто, туалеты невест - белизны
новогодней, напитки, секундные стрелки,
голоса домовых, безнадежная власть мелочей.
Пуританские нравы. Белье. И в руках скрипачей -
деревянные грелки.
Жить в эпоху свершений, имея возвышенный нрав,
к сожалению, трудно. Красавице платье задрав,
видишь то, что искал, а не новые дивные дивы.
И не то чтобы здесь Лобачевского твердо блюдут,
но раздвинутый мир должен где-то сужаться, и тут -
тут конец перспективы.
То ли карту Европы украли агенты властей,
то ль пятерка шестых остающихся в мире частей
чересчур далека. То ли некая добрая фея
надо мной ворожит, но отсюда бежать не могу.
Сам себе наливаю кагор - не кричать же слугу -
да чешу котофея...
Зоркость этой эпохи корнями вплетается в те
времена, неспособные в общей своей слепоте
отличать выпадавших из люлек от выпавших люлек.
Белоглазая чудь дальше смерти не хочет взглянуть.
Жалко, блюдец полно, только не с кем стола вертануть,
чтоб спросить с тебя, Рюрик.
Зоркость этих времен - это зоркость к вещам тупика.
Не по древу умом растекаться пристало пока,
но плевком по стене. И не князя будить, а динозавра.
Для последней строки, эх, не вырвать у птицы пера.
Неповинной главе всех и дел-то, что ждать топора.
Только ждать топора да зеленого флага...
я - один из глухих, облысевших, угрюмых послов
Второсортной державы, связавшейся с этой.
Не желая насиловать собственный мозг,
сам себе подавая одежду, спускаюсь в киоск
за вечерней газетой.
Ветер гонит листву. Старых лампочек тусклый накал
в этих грустных краях, чей эпиграф - победа зеркал,
при содействии луж порождает эффект изобилья.
Даже воры крадут апельсин, амальгаму скребя,
впрочем, чувство, с которым глядишь на себя, -
это чувство забыл я.
В этих грустных краях все рассчитано на зиму: сны
стены тюрем, пальто, туалеты невест - белизны
новогодней, напитки, секундные стрелки,
голоса домовых, безнадежная власть мелочей.
Пуританские нравы. Белье. И в руках скрипачей -
деревянные грелки.
Жить в эпоху свершений, имея возвышенный нрав,
к сожалению, трудно. Красавице платье задрав,
видишь то, что искал, а не новые дивные дивы.
И не то чтобы здесь Лобачевского твердо блюдут,
но раздвинутый мир должен где-то сужаться, и тут -
тут конец перспективы.
То ли карту Европы украли агенты властей,
то ль пятерка шестых остающихся в мире частей
чересчур далека. То ли некая добрая фея
надо мной ворожит, но отсюда бежать не могу.
Сам себе наливаю кагор - не кричать же слугу -
да чешу котофея...
Зоркость этой эпохи корнями вплетается в те
времена, неспособные в общей своей слепоте
отличать выпадавших из люлек от выпавших люлек.
Белоглазая чудь дальше смерти не хочет взглянуть.
Жалко, блюдец полно, только не с кем стола вертануть,
чтоб спросить с тебя, Рюрик.
Зоркость этих времен - это зоркость к вещам тупика.
Не по древу умом растекаться пристало пока,
но плевком по стене. И не князя будить, а динозавра.
Для последней строки, эх, не вырвать у птицы пера.
Неповинной главе всех и дел-то, что ждать топора.
Только ждать топора да зеленого флага...
Because the art of poetry requires words
I am one of the deaf, bald, sullen ambassadors
A second-rate power that has connected to this.
Not wanting to rape your own brain
myself feeding clothes, go down in the kiosk
For evening newspaper.
Wind drives foliage. Old light bulbs dull
In these sad edges, whose epigraph is the victory of the mirrors,
With the assistance of puddles, it gives rise to the effect of an outbill.
Even thieves steal orange, amalgam scraper,
However, the feeling with whom you look at yourself -
I forgot this feeling.
In these sad edges, everything is designed for winter: dreams
Walls of prisons, coats, bride toilets - White
New Year, Drinks, Second Arrows,
Votes of houses, hopeless power in small things.
Puritan morals. Linen. And in the hands of violinists -
Wooder pads.
Live in the era of accomplishments, having an exalted temper,
Unfortunately, difficult. Beauty dress tested,
See what I was looking for, and not new wonderful diva.
And it's not that here Lobachevsky is firmly breaking,
But the part of the world should be dried somewhere, and here -
Here the end of the prospects.
Whether Europe's card was stolen by the authorities,
then the five of the sixth parts remaining in the world
Obedhest far. Whether a kind of kind fairy
I have to burst, but I can not run away from here.
Himself pouring Cahors - do not shout the servant -
Yes, Cesh Kotofey ...
The dormant of this era rooted woven into those
times incapable of in common blindness
distinguish the cracked crackers from the crackers.
Beloglazaya Chud further death does not want to take a look.
It is a pity, the saucer is fully, just not with anyone to merge,
To ask you, Rurik.
The dormantity of these times is a poorer to the stuffing things.
Not on the tree mind to spread until
But spitched on the wall. And no prince wake, but a dinosaur.
For the last line, Eh, do not snatch the pen from the bird.
Invincible chapter of all and the case is that waiting for an ax.
Just wait for the ax and green flag ...
I am one of the deaf, bald, sullen ambassadors
A second-rate power that has connected to this.
Not wanting to rape your own brain
myself feeding clothes, go down in the kiosk
For evening newspaper.
Wind drives foliage. Old light bulbs dull
In these sad edges, whose epigraph is the victory of the mirrors,
With the assistance of puddles, it gives rise to the effect of an outbill.
Even thieves steal orange, amalgam scraper,
However, the feeling with whom you look at yourself -
I forgot this feeling.
In these sad edges, everything is designed for winter: dreams
Walls of prisons, coats, bride toilets - White
New Year, Drinks, Second Arrows,
Votes of houses, hopeless power in small things.
Puritan morals. Linen. And in the hands of violinists -
Wooder pads.
Live in the era of accomplishments, having an exalted temper,
Unfortunately, difficult. Beauty dress tested,
See what I was looking for, and not new wonderful diva.
And it's not that here Lobachevsky is firmly breaking,
But the part of the world should be dried somewhere, and here -
Here the end of the prospects.
Whether Europe's card was stolen by the authorities,
then the five of the sixth parts remaining in the world
Obedhest far. Whether a kind of kind fairy
I have to burst, but I can not run away from here.
Himself pouring Cahors - do not shout the servant -
Yes, Cesh Kotofey ...
The dormant of this era rooted woven into those
times incapable of in common blindness
distinguish the cracked crackers from the crackers.
Beloglazaya Chud further death does not want to take a look.
It is a pity, the saucer is fully, just not with anyone to merge,
To ask you, Rurik.
The dormantity of these times is a poorer to the stuffing things.
Not on the tree mind to spread until
But spitched on the wall. And no prince wake, but a dinosaur.
For the last line, Eh, do not snatch the pen from the bird.
Invincible chapter of all and the case is that waiting for an ax.
Just wait for the ax and green flag ...
Другие песни исполнителя: