Светличный - Ворон
текст песни
45
0 человек. считает текст песни верным
0 человек считают текст песни неверным
Светличный - Ворон - оригинальный текст песни, перевод, видео
- Текст
- Перевод
Ворон Перевод В. Брюсова(1905-1924)
Как-то в полночь, в час унылый, я вникал, устав, без силы,
Меж томов старинных, в строки рассужденья одного
По отвергнутой науке и расслышал смутно звуки,
Вдруг у двери словно стуки - стук у входа моего.
"Это - гость,- пробормотал я, - там, у входа моего,
Гость, - и больше ничего!"
Ах! мне помнится так ясно: был декабрь и день ненастный,
Был как призрак - отсвет красный от камина моего.
Ждал зари я в нетерпенье, в книгах тщетно утешенье
Я искал в ту ночь мученья, - бденья ночь, без той, кого
Звали здесь Линор. То имя... Шепчут ангелы его,
На земле же - нет его.
Шелковистый и не резкий, шорох алой занавески
Мучил, полнил темным страхом, что не знал я до него.
Чтоб смирить в себе биенья сердца, долго в утешенье
Я твердил: "То - посещенье просто друга одного".
Повторял: "То - посещенье просто друга одного,
Друга, - больше ничего!"
Наконец, владея волей, я сказал, не медля боле:
"Сэр иль Мистрисс, извините, что молчал я до того.
Дело в том, что задремал я и не сразу расслыхал я,
Слабый стук не разобрал я, стук у входа моего".
Говоря, открыл я настежь двери дома моего.
Тьма, - и больше ничего.
И, смотря во мрак глубокий, долго ждал я, одинокий,
Полный грез, что ведать смертным не давалось до тою!
Все безмолвно было снова, тьма вокруг была сурова,
Раздалось одно лишь слово: шепчут ангелы его.
Я шепнул: "Линор" - и эхо повторило мне его,
Эхо, - больше ничего.
Лишь вернулся я несмело (вся душа во мне горела),
Вскоре вновь я стук расслышал, но ясней, чем до того.
Но сказал я: "Это ставней ветер зыблет своенравный,
Он и вызвал страх недавний, ветер, только и всего,
Будь спокойно, сердце! Это - ветер, только и всего.
Ветер, - больше ничего! "
Растворил свое окно я, и влетел во глубь покоя
Статный, древний Ворон, шумом крыльев славя торжество,
Поклониться не хотел он; не колеблясь, полетел он,
Словно лорд иль лэди, сел он, сел у входа моего,
Там, на белый бюст Паллады, сел у входа моего,
Сел, - и больше ничего.
Я с улыбкой мог дивиться, как эбеновая птица,
В строгой важности - сурова и горда была тогда.
"Ты, - сказал я, - лыс и черен, но не робок и упорен,
Древний, мрачный Ворон, странник с берегов, где ночь всегда!
Как же царственно ты прозван у Плутона?" Он тогда
Каркнул: "Больше никогда!"
Птица ясно прокричала, изумив меня сначала.
Было в крике смысла мало, и слова не шли сюда.
Но не всем благословенье было - ведать посещенье
Птицы, что над входом сядет, величава и горда,
Что на белом бюсте сядет, чернокрыла и горда,
С кличкой "Больше никогда!".
Одинокий, Ворон черный, сев на бюст, бросал, упорный,
Лишь два слова, словно душу вылил в них он навсегда.
Их твердя, он словно стынул, ни одним пером не двинул,
Наконец я птице кинул: "Раньше скрылись без следа
Все друзья; ты завтра сгинешь безнадежно!.." Он тогда
Каркнул: "Больше никогда!"
Вз
Как-то в полночь, в час унылый, я вникал, устав, без силы,
Меж томов старинных, в строки рассужденья одного
По отвергнутой науке и расслышал смутно звуки,
Вдруг у двери словно стуки - стук у входа моего.
"Это - гость,- пробормотал я, - там, у входа моего,
Гость, - и больше ничего!"
Ах! мне помнится так ясно: был декабрь и день ненастный,
Был как призрак - отсвет красный от камина моего.
Ждал зари я в нетерпенье, в книгах тщетно утешенье
Я искал в ту ночь мученья, - бденья ночь, без той, кого
Звали здесь Линор. То имя... Шепчут ангелы его,
На земле же - нет его.
Шелковистый и не резкий, шорох алой занавески
Мучил, полнил темным страхом, что не знал я до него.
Чтоб смирить в себе биенья сердца, долго в утешенье
Я твердил: "То - посещенье просто друга одного".
Повторял: "То - посещенье просто друга одного,
Друга, - больше ничего!"
Наконец, владея волей, я сказал, не медля боле:
"Сэр иль Мистрисс, извините, что молчал я до того.
Дело в том, что задремал я и не сразу расслыхал я,
Слабый стук не разобрал я, стук у входа моего".
Говоря, открыл я настежь двери дома моего.
Тьма, - и больше ничего.
И, смотря во мрак глубокий, долго ждал я, одинокий,
Полный грез, что ведать смертным не давалось до тою!
Все безмолвно было снова, тьма вокруг была сурова,
Раздалось одно лишь слово: шепчут ангелы его.
Я шепнул: "Линор" - и эхо повторило мне его,
Эхо, - больше ничего.
Лишь вернулся я несмело (вся душа во мне горела),
Вскоре вновь я стук расслышал, но ясней, чем до того.
Но сказал я: "Это ставней ветер зыблет своенравный,
Он и вызвал страх недавний, ветер, только и всего,
Будь спокойно, сердце! Это - ветер, только и всего.
Ветер, - больше ничего! "
Растворил свое окно я, и влетел во глубь покоя
Статный, древний Ворон, шумом крыльев славя торжество,
Поклониться не хотел он; не колеблясь, полетел он,
Словно лорд иль лэди, сел он, сел у входа моего,
Там, на белый бюст Паллады, сел у входа моего,
Сел, - и больше ничего.
Я с улыбкой мог дивиться, как эбеновая птица,
В строгой важности - сурова и горда была тогда.
"Ты, - сказал я, - лыс и черен, но не робок и упорен,
Древний, мрачный Ворон, странник с берегов, где ночь всегда!
Как же царственно ты прозван у Плутона?" Он тогда
Каркнул: "Больше никогда!"
Птица ясно прокричала, изумив меня сначала.
Было в крике смысла мало, и слова не шли сюда.
Но не всем благословенье было - ведать посещенье
Птицы, что над входом сядет, величава и горда,
Что на белом бюсте сядет, чернокрыла и горда,
С кличкой "Больше никогда!".
Одинокий, Ворон черный, сев на бюст, бросал, упорный,
Лишь два слова, словно душу вылил в них он навсегда.
Их твердя, он словно стынул, ни одним пером не двинул,
Наконец я птице кинул: "Раньше скрылись без следа
Все друзья; ты завтра сгинешь безнадежно!.." Он тогда
Каркнул: "Больше никогда!"
Вз
Raven Translation by V. Bryusov (1905-1924)
Once at midnight, at a dull hour, I delved, tired, without strength,
Between the volumes of ancient, in the lines of the reasoning of one
In rejected science and heard vague sounds,
Suddenly at the door like knocking - a knock at my entrance.
“This is a guest,” I muttered, “there, at my entrance,
Guest - and nothing more! "
Oh! I remember so clearly: it was December and a unobtrusive day,
It was like a ghost - a reflection red from my fireplace.
I waited for dawn in impatience, in the books there is in vain consolation
I was looking for torment that night, - the vast night, without the one
The name was Linor here. That name ... his angels whisper,
On the ground - there is no him.
Silky and not sharp, rustle of a scarlet curtain
He tormented, filled with a dark fear that I did not know before him.
To humble in yourself, the heart of heart, for a long time in comfort
I insisted: "That - visiting is just a friend of one."
Repeated: "That - visiting is just a friend of one,
Friend - nothing more! "
Finally, owning the will, I said, without hesitation:
"Sir Il Mrushass, sorry that I was silent before that.
The fact is that I do not dozed off immediately, I did not sound,
I did not make out a weak knock, a knock at my entrance. "
Saying, I opened the door of my house.
Darkness, and nothing more.
And, depending on the darkness is deep, I waited a long time, lonely,
Full dreams that he was not allowed to know to that!
Everything was silent again, the darkness around was harsh,
Only the word was heard: his angels whisper.
I whispered: "Linor" - and the echo repeated it to me,
Echo - nothing more.
I just returned timidly (the whole soul was burning in me),
Soon again, I heard a knock, but clearer than before.
But I said: "It is a shutter of the wind that is a wayward,
He caused fear of recent, wind, that's all, and everything
Be calm, heart! This is the wind, that's all.
Wind - nothing more! "
I dissolved my window, and flew inland
Stately, ancient raven, by the noise of the wings, glorifying the celebration,
He did not want to bow; Without hesitation, he flew,
Like Lord Il Lady, he sat down, sat at my entrance,
There, on a white bust of the Pallas, sat at my entrance,
He sat down - and nothing more.
With a smile, I could threaten like an ebenic bird,
In strict importance - harsh and proud was then.
“You,” I said, “is bald and black, but not timid and stubbornly,
Ancient, gloomy raven, a wanderer from the shores, where the night is always!
How regally you are nicknamed by Pluto? "He then
Carcked: "Never again!"
The bird shouted clearly, amazing me at first.
There was little sense in a cry, and the words did not go here.
But not all blessings were - to know the visit
The birds that sit over the entrance, majestic and proud,
That at a white bust will sit down, black -wing and proud,
With the nickname "Never again!".
Lonely, the Raven Black, sat on the bust, threw, stubborn, stubborn
Only two words, as if he had poured his soul into them forever.
He was repeating, he seemed to be fucked up, he did not move any pen,
Finally I threw the bird: "I used to disappear without a trace
All friends; You will disappear hopeless tomorrow! .. "He then
Carcked: "Never again!"
St
Once at midnight, at a dull hour, I delved, tired, without strength,
Between the volumes of ancient, in the lines of the reasoning of one
In rejected science and heard vague sounds,
Suddenly at the door like knocking - a knock at my entrance.
“This is a guest,” I muttered, “there, at my entrance,
Guest - and nothing more! "
Oh! I remember so clearly: it was December and a unobtrusive day,
It was like a ghost - a reflection red from my fireplace.
I waited for dawn in impatience, in the books there is in vain consolation
I was looking for torment that night, - the vast night, without the one
The name was Linor here. That name ... his angels whisper,
On the ground - there is no him.
Silky and not sharp, rustle of a scarlet curtain
He tormented, filled with a dark fear that I did not know before him.
To humble in yourself, the heart of heart, for a long time in comfort
I insisted: "That - visiting is just a friend of one."
Repeated: "That - visiting is just a friend of one,
Friend - nothing more! "
Finally, owning the will, I said, without hesitation:
"Sir Il Mrushass, sorry that I was silent before that.
The fact is that I do not dozed off immediately, I did not sound,
I did not make out a weak knock, a knock at my entrance. "
Saying, I opened the door of my house.
Darkness, and nothing more.
And, depending on the darkness is deep, I waited a long time, lonely,
Full dreams that he was not allowed to know to that!
Everything was silent again, the darkness around was harsh,
Only the word was heard: his angels whisper.
I whispered: "Linor" - and the echo repeated it to me,
Echo - nothing more.
I just returned timidly (the whole soul was burning in me),
Soon again, I heard a knock, but clearer than before.
But I said: "It is a shutter of the wind that is a wayward,
He caused fear of recent, wind, that's all, and everything
Be calm, heart! This is the wind, that's all.
Wind - nothing more! "
I dissolved my window, and flew inland
Stately, ancient raven, by the noise of the wings, glorifying the celebration,
He did not want to bow; Without hesitation, he flew,
Like Lord Il Lady, he sat down, sat at my entrance,
There, on a white bust of the Pallas, sat at my entrance,
He sat down - and nothing more.
With a smile, I could threaten like an ebenic bird,
In strict importance - harsh and proud was then.
“You,” I said, “is bald and black, but not timid and stubbornly,
Ancient, gloomy raven, a wanderer from the shores, where the night is always!
How regally you are nicknamed by Pluto? "He then
Carcked: "Never again!"
The bird shouted clearly, amazing me at first.
There was little sense in a cry, and the words did not go here.
But not all blessings were - to know the visit
The birds that sit over the entrance, majestic and proud,
That at a white bust will sit down, black -wing and proud,
With the nickname "Never again!".
Lonely, the Raven Black, sat on the bust, threw, stubborn, stubborn
Only two words, as if he had poured his soul into them forever.
He was repeating, he seemed to be fucked up, he did not move any pen,
Finally I threw the bird: "I used to disappear without a trace
All friends; You will disappear hopeless tomorrow! .. "He then
Carcked: "Never again!"
St