Тимур Шаов - Мумузикл
текст песни
42
0 человек. считает текст песни верным
0 человек считают текст песни неверным
Тимур Шаов - Мумузикл - оригинальный текст песни, перевод, видео
- Текст
- Перевод
По зрелищу хорошему скучая,
Искусства театрального взыскуя,
Смотрел я гамлетов, макбетов, прочих чаек.
Что о театре вам сказать могу я?
С парковками, во-первых, хреновато
В Ленкоме, на Таганке, в Маяковке.
Ведь Станиславский говорил когда-то:
«Театр начинается...» с парковки.
Спектакли тоже, скажем так, не гениальны.
Ну, вяло. Слабо. Мелко Не цепляет.
Прочтенье классики стандартно и банально.
Ну, кто так ставит? Ну, кто так играет?!
Бездарно. Скучно. Пыльно как в могиле.
А ведь Станиславский с Немировичем писали:
«Театр это вам не фигли-мигли,
Театр это вам не трали-вали».
А не проявить ли мне инициативу снизу?
И не поставить ли спектакль самому?
Организую я, пожалуй, антрепризу,
И замахнусь-ка я, пожалуй, на «Муму».
В этой драме столько страсти,
Философии и грусти.
Там о конформизме и о власти,
О королях и о капусте.
И о чем молчит Герасим,
И зачем собака лает.
Что хотел сказать нам классик?
А тут ведь, хрен же его знает.
Смешаем Брехта, Товстоногова и Брука,
Разбавим Эфросом, потом добавим Штайна.
Муму пусть будет ни кобель, ни сука:
Должна быть в женщине какая-нибудь тайна.
И пожеланье для господ актеров
Играть на стыке драматизма и гротеска.
Ах, как сыграли бы Меркурьев или Кторов...
Кем заменить? Безруков да Хабенский.
А сценография пусть будет лапидарной,
Концептуальной, в стиле черного квадрата.
Стоят ворота, а на них замок амбарный,
Как аллегория - мол, свободы нет, ребята.
А нам не нужен реализм залежалый,
У нас не будет самоваров и медведей.
И в действие введу я хор, пожалуй,
По типу хора греческих трагедий.
Кто там сказал:
Времен распалась связь?
А черта с два.
Начнем же, помолясь.
Действие первое. Усадьба барыни.
Поет хор:На горе стоит ветла,
Под горой пылит подвода.
Тяжела ты, тяжела
Жизнь трудящего народа.
Птичка божья: чик-чирик,
Ей на воле всё веселье.
А бедняга наш мужик
Жнет и сеет, жнет и сеет,
Жнет и сеет!
А с другой-то стороны
Есть порты и есть онучи.
Каша есть, а то блины.
Баба есть, на всякий случай.
Отпахал, напился пьян,
Да, и дрыхни до восхода.
Так на хрена козе баян,
А крестьянину свобода.
А секут нас, слава Богу, через день
А за нашу нерадивость да за лень.
Выправляется хаЛактер наш дурной,
И за все спасибо Барыне родной!
Наша Барыня красива и умна.
Справедливая и строгая она.
Ой, какое ты смиренное, признательное
Коллективное ты наше бессознательное.
Входит Барыня.
Мой муж покойный был изрядным либералом.
Был книгочей, философ, в общем, балабол.
И юбки девкам дворовым не задирал он,
И мужиков принципиально не порол.
Права, свободы, паче просвещенье мира.
Бывало дворню созовет в господский зал,
Им Сумарокова читает, Кантемира.
А те в испуге только пучили глаза.
Мужик непоротый теряет ориентиры,
К работе хладен, в голове разброд.
Хозяйству вред один от этих кантемиров,
От сумароковых падеж и недород.
А свобода – суть отрава,
Вольтерьянство наносное.
Человек имеет право,
И это право – крепостное.
Входит дворецкий Гаврила.
Барыня:Ну что народ?
Гаврила:Народ поет о том как славно он живет
Под Вашим чутким, извиняюсь, руководством.
Барыня:Но-но, да ты гляди мне, не юродствуй.
Гаврила:Да как же можно-с, Боже упаси!
Барыня:Ладно, слушай сюда.
Герасим, дворник наш, завел отвратнейшую псинку.
Муму сует повсюду свой поганый мокрый нос,
И лает, лает на меня как на простолюдинку.
Она ведь тем мою сакральность ставит под вопрос.
Ты мне скажи: я власть или не власть?
Гаврила: Власть.
Барыня:А что ж она тут разевает пасть!
Поговори с башмачником, ну с этим, Капитоном.
Он рожа прохиндейская, мерзавец и бандит.
Он с детства хулиганом рос, шатался по притонам.
Пусть он вопрос с собачкой окончательно решит.
Налей ему, а сам смотри, ни-ни!
Гаврила:Да, как же можно-с, Боже сохрани
Искусства театрального взыскуя,
Смотрел я гамлетов, макбетов, прочих чаек.
Что о театре вам сказать могу я?
С парковками, во-первых, хреновато
В Ленкоме, на Таганке, в Маяковке.
Ведь Станиславский говорил когда-то:
«Театр начинается...» с парковки.
Спектакли тоже, скажем так, не гениальны.
Ну, вяло. Слабо. Мелко Не цепляет.
Прочтенье классики стандартно и банально.
Ну, кто так ставит? Ну, кто так играет?!
Бездарно. Скучно. Пыльно как в могиле.
А ведь Станиславский с Немировичем писали:
«Театр это вам не фигли-мигли,
Театр это вам не трали-вали».
А не проявить ли мне инициативу снизу?
И не поставить ли спектакль самому?
Организую я, пожалуй, антрепризу,
И замахнусь-ка я, пожалуй, на «Муму».
В этой драме столько страсти,
Философии и грусти.
Там о конформизме и о власти,
О королях и о капусте.
И о чем молчит Герасим,
И зачем собака лает.
Что хотел сказать нам классик?
А тут ведь, хрен же его знает.
Смешаем Брехта, Товстоногова и Брука,
Разбавим Эфросом, потом добавим Штайна.
Муму пусть будет ни кобель, ни сука:
Должна быть в женщине какая-нибудь тайна.
И пожеланье для господ актеров
Играть на стыке драматизма и гротеска.
Ах, как сыграли бы Меркурьев или Кторов...
Кем заменить? Безруков да Хабенский.
А сценография пусть будет лапидарной,
Концептуальной, в стиле черного квадрата.
Стоят ворота, а на них замок амбарный,
Как аллегория - мол, свободы нет, ребята.
А нам не нужен реализм залежалый,
У нас не будет самоваров и медведей.
И в действие введу я хор, пожалуй,
По типу хора греческих трагедий.
Кто там сказал:
Времен распалась связь?
А черта с два.
Начнем же, помолясь.
Действие первое. Усадьба барыни.
Поет хор:На горе стоит ветла,
Под горой пылит подвода.
Тяжела ты, тяжела
Жизнь трудящего народа.
Птичка божья: чик-чирик,
Ей на воле всё веселье.
А бедняга наш мужик
Жнет и сеет, жнет и сеет,
Жнет и сеет!
А с другой-то стороны
Есть порты и есть онучи.
Каша есть, а то блины.
Баба есть, на всякий случай.
Отпахал, напился пьян,
Да, и дрыхни до восхода.
Так на хрена козе баян,
А крестьянину свобода.
А секут нас, слава Богу, через день
А за нашу нерадивость да за лень.
Выправляется хаЛактер наш дурной,
И за все спасибо Барыне родной!
Наша Барыня красива и умна.
Справедливая и строгая она.
Ой, какое ты смиренное, признательное
Коллективное ты наше бессознательное.
Входит Барыня.
Мой муж покойный был изрядным либералом.
Был книгочей, философ, в общем, балабол.
И юбки девкам дворовым не задирал он,
И мужиков принципиально не порол.
Права, свободы, паче просвещенье мира.
Бывало дворню созовет в господский зал,
Им Сумарокова читает, Кантемира.
А те в испуге только пучили глаза.
Мужик непоротый теряет ориентиры,
К работе хладен, в голове разброд.
Хозяйству вред один от этих кантемиров,
От сумароковых падеж и недород.
А свобода – суть отрава,
Вольтерьянство наносное.
Человек имеет право,
И это право – крепостное.
Входит дворецкий Гаврила.
Барыня:Ну что народ?
Гаврила:Народ поет о том как славно он живет
Под Вашим чутким, извиняюсь, руководством.
Барыня:Но-но, да ты гляди мне, не юродствуй.
Гаврила:Да как же можно-с, Боже упаси!
Барыня:Ладно, слушай сюда.
Герасим, дворник наш, завел отвратнейшую псинку.
Муму сует повсюду свой поганый мокрый нос,
И лает, лает на меня как на простолюдинку.
Она ведь тем мою сакральность ставит под вопрос.
Ты мне скажи: я власть или не власть?
Гаврила: Власть.
Барыня:А что ж она тут разевает пасть!
Поговори с башмачником, ну с этим, Капитоном.
Он рожа прохиндейская, мерзавец и бандит.
Он с детства хулиганом рос, шатался по притонам.
Пусть он вопрос с собачкой окончательно решит.
Налей ему, а сам смотри, ни-ни!
Гаврила:Да, как же можно-с, Боже сохрани
Breatering a good spectacle,
Theater arts recovering,
I watched Hamlets, McBet, other gulls.
What can I tell you about the theater?
With parking, firstly, shitty
In Lenkom, on Taganka, in Mayakovka.
After all, Stanislavsky once said:
"Theater begins ..." with parking.
The performances, too, let's say, are not brilliant.
Well, sluggish. Weak. Finely does not catch.
Reading the classics is standard and banal.
Well, who puts it like that? Well, who plays like that?!
Mediocre. Boring. Dusty as in the grave.
But Stanislavsky wrote with Nemirovich:
“The theater is not a fig migle to you,
The theater is not trawed to you. ”
But do I show the initiative from below?
And do not put the performance yourself?
I will organize, perhaps, the entreprise,
And I will swing, perhaps, to Mumu.
There is so much passion in this drama
Philosophy and sadness.
There about conformism and about the authorities,
About kings and cabbage.
And what Gerasim is silent about,
And why the dog barks.
What did the classic want to tell us?
And then, hell knows.
Mix Brecht, Tovstonogov and Brook,
Dilute with Efros, then add Stein.
Let there be neither a male nor a bitch: Mumu:
There must be some secret in a woman.
And the wish for the gentlemen of the actors
Play at the junction of drama and grotesque.
Ah, how Merkuryev or Khurov would play ...
Who to replace? Bezrukov and Khabensky.
And let the scenography be lapidar
Conceptual, in the style of a black square.
There are a gate, and on them a barn castle,
As an allegory - they say, there is no freedom, guys.
And we do not need real realism,
We will not have samovars and bears.
And I will put the choir into action, perhaps,
By the type of choir of Greek tragedies.
Who said there:
Is the connection broken up?
And the devil with two.
Let's start praying.
The first action. Baryni estate.
Sings the choir: there is a veterinum on the mountain,
The cart is dusting under the mountain.
You are heavy, heavy
The life of the working people.
Bird of God: Chick-Chick,
She is all fun in the wild.
And the poor man is our man
Worships and sows, worships and sows,
He eats and sows!
And on the other side
There are ports and there are one.
There is porridge, otherwise pancakes.
There is a woman, just in case.
Sounded, got drunk,
Yes, and ducks to sunrise.
So on the horseradish goat Bayan,
And the peasant is freedom.
And they snatch us, thank God, every other day
And for our negligence and for laziness.
Our halalacter is being straightened,
And for all thanks to the Baryn's dear!
Our lady is beautiful and smart.
She is fair and strict.
Oh, how humble, grateful you are
You are our unconscious collective.
The lady enters.
My husband was a fair liberal.
There were books, a philosopher, in general, balabol.
And he did not lift up the skirts of the girls Dvorov,
And the peasants did not fundamentally stole.
Rights, freedom, more than the enlightenment of the world.
It happened to the yard to the master's hall,
Sumarokova reads them, Kantemir.
And they only put their eyes in fright.
The man's hard man loses the guidelines,
The work is cool, a scatter in my head.
The farm is the harm one from these kantemirs,
From Sumarokov case and flaw.
And freedom is the essence of poison,
The volterer.
A person has the right
And this right is serf.
The butler Gavrila enters.
Baryna: Well, what about the people?
Gavrila: The people sings about how gloriously he lives
Under your sensitive, I apologize, the leadership.
Baryna: But-no, you look at me, do not jeopardize.
Gavrila: But how can you, God forbid!
Baryna: Okay, listen here.
Gerasim, our janitor, started a disgusting dog.
Mumu pours his filthy wet nose everywhere,
And barking, barking at me like a commoner.
After all, she raises my sacredness into question.
Tell me: am I power or not power?
Gavrila: Power.
Barynya: Well, what is she flinging to her mouth!
Talk to the shoes, well, with this, Capiton.
He is the mug of the Prokhinde, a bastard and a bandit.
He grew up from childhood with a bully, staggering through the brothels.
Let him finally solve the question with the dog.
Pour him, and look, no, no!
Gavrila: Yes, how can you save
Theater arts recovering,
I watched Hamlets, McBet, other gulls.
What can I tell you about the theater?
With parking, firstly, shitty
In Lenkom, on Taganka, in Mayakovka.
After all, Stanislavsky once said:
"Theater begins ..." with parking.
The performances, too, let's say, are not brilliant.
Well, sluggish. Weak. Finely does not catch.
Reading the classics is standard and banal.
Well, who puts it like that? Well, who plays like that?!
Mediocre. Boring. Dusty as in the grave.
But Stanislavsky wrote with Nemirovich:
“The theater is not a fig migle to you,
The theater is not trawed to you. ”
But do I show the initiative from below?
And do not put the performance yourself?
I will organize, perhaps, the entreprise,
And I will swing, perhaps, to Mumu.
There is so much passion in this drama
Philosophy and sadness.
There about conformism and about the authorities,
About kings and cabbage.
And what Gerasim is silent about,
And why the dog barks.
What did the classic want to tell us?
And then, hell knows.
Mix Brecht, Tovstonogov and Brook,
Dilute with Efros, then add Stein.
Let there be neither a male nor a bitch: Mumu:
There must be some secret in a woman.
And the wish for the gentlemen of the actors
Play at the junction of drama and grotesque.
Ah, how Merkuryev or Khurov would play ...
Who to replace? Bezrukov and Khabensky.
And let the scenography be lapidar
Conceptual, in the style of a black square.
There are a gate, and on them a barn castle,
As an allegory - they say, there is no freedom, guys.
And we do not need real realism,
We will not have samovars and bears.
And I will put the choir into action, perhaps,
By the type of choir of Greek tragedies.
Who said there:
Is the connection broken up?
And the devil with two.
Let's start praying.
The first action. Baryni estate.
Sings the choir: there is a veterinum on the mountain,
The cart is dusting under the mountain.
You are heavy, heavy
The life of the working people.
Bird of God: Chick-Chick,
She is all fun in the wild.
And the poor man is our man
Worships and sows, worships and sows,
He eats and sows!
And on the other side
There are ports and there are one.
There is porridge, otherwise pancakes.
There is a woman, just in case.
Sounded, got drunk,
Yes, and ducks to sunrise.
So on the horseradish goat Bayan,
And the peasant is freedom.
And they snatch us, thank God, every other day
And for our negligence and for laziness.
Our halalacter is being straightened,
And for all thanks to the Baryn's dear!
Our lady is beautiful and smart.
She is fair and strict.
Oh, how humble, grateful you are
You are our unconscious collective.
The lady enters.
My husband was a fair liberal.
There were books, a philosopher, in general, balabol.
And he did not lift up the skirts of the girls Dvorov,
And the peasants did not fundamentally stole.
Rights, freedom, more than the enlightenment of the world.
It happened to the yard to the master's hall,
Sumarokova reads them, Kantemir.
And they only put their eyes in fright.
The man's hard man loses the guidelines,
The work is cool, a scatter in my head.
The farm is the harm one from these kantemirs,
From Sumarokov case and flaw.
And freedom is the essence of poison,
The volterer.
A person has the right
And this right is serf.
The butler Gavrila enters.
Baryna: Well, what about the people?
Gavrila: The people sings about how gloriously he lives
Under your sensitive, I apologize, the leadership.
Baryna: But-no, you look at me, do not jeopardize.
Gavrila: But how can you, God forbid!
Baryna: Okay, listen here.
Gerasim, our janitor, started a disgusting dog.
Mumu pours his filthy wet nose everywhere,
And barking, barking at me like a commoner.
After all, she raises my sacredness into question.
Tell me: am I power or not power?
Gavrila: Power.
Barynya: Well, what is she flinging to her mouth!
Talk to the shoes, well, with this, Capiton.
He is the mug of the Prokhinde, a bastard and a bandit.
He grew up from childhood with a bully, staggering through the brothels.
Let him finally solve the question with the dog.
Pour him, and look, no, no!
Gavrila: Yes, how can you save
Другие песни исполнителя: