белинда наизусть. - мы
текст песни
30
0 человек. считает текст песни верным
0 человек считают текст песни неверным
белинда наизусть. - мы - оригинальный текст песни, перевод, видео
- Текст
- Перевод
"на улице, чай, не Франция" - и Бродский, как всегда, прав.
на улице - кофе и Питер, терпи. там выныривают из метро красивые
и далекие, берут друг друга губами за губы, губами за пальцы,
смеющиеся, милые, цветные. а ты только и можешь стоять с ними рядом,
беспомощно улыбаться - у тебя нет таких губ, таких трехкомнатных квартир.
и сердце-то у тебя всё в пломбах, в пломбах. и руки в тромбах. и жизнь в траблах.
забитое наглухо детство. короче, давай короче, и в одной комнате можно
быть одинокими, и долго падать в пробелы электронного письма, как в снег, и ночью
всегда кажется, что не услышат. забьем на этот межладонный проём, пойдем на красный,
поговорим по дороге самыми затасканными на свете (на лене и кате) словами.
ни обнять, ни ударить. внешность у тебя в нежность, а я, как дурак, вцепилась
тебе в куртку и стою, молчу, привыкнув, что все разговоры доходят до переломов.
останься, а то я совсем остыну. жалобно поскулю в спину автобуса, развернусь и
поеду на залив заливать горе. пять минут, за которые можно спятить. и потом дли недели
не для меня, но только возвращайся. как нарочно накрапывает боль, стонут движения,
до жжения пробки по утрам раздражают, слышим, как нас ничего больше не связывает:
ни голосовые связки, ни бинты, ни килобайты. облезлое метро не налезает на город,
не может без паники пьянок и бьющих ног, а мы все просим, чтобы с нами поговорили,
просим в телефон людей, которые молчат. окончательно так, до нервных окончаний,
безнадежно, насовсем. мама, я не знаю, откуда бывает так грустно посреди
переполненного проспекта, зачем так орет в уши ветер, и как взять и заткнуться.
"на улице, чай, не Франция" - и Бродский, как всегда, прав.
на улице - кофе и Питер, терпи. впалые щеки подушек, выпирающие ребра батареи,
арки домов как красиво очерченные брови. я не блюю стихами, я ими люблю.
мы - это когда один поцелуй в ключицу больнее удара.
на улице - кофе и Питер, терпи. там выныривают из метро красивые
и далекие, берут друг друга губами за губы, губами за пальцы,
смеющиеся, милые, цветные. а ты только и можешь стоять с ними рядом,
беспомощно улыбаться - у тебя нет таких губ, таких трехкомнатных квартир.
и сердце-то у тебя всё в пломбах, в пломбах. и руки в тромбах. и жизнь в траблах.
забитое наглухо детство. короче, давай короче, и в одной комнате можно
быть одинокими, и долго падать в пробелы электронного письма, как в снег, и ночью
всегда кажется, что не услышат. забьем на этот межладонный проём, пойдем на красный,
поговорим по дороге самыми затасканными на свете (на лене и кате) словами.
ни обнять, ни ударить. внешность у тебя в нежность, а я, как дурак, вцепилась
тебе в куртку и стою, молчу, привыкнув, что все разговоры доходят до переломов.
останься, а то я совсем остыну. жалобно поскулю в спину автобуса, развернусь и
поеду на залив заливать горе. пять минут, за которые можно спятить. и потом дли недели
не для меня, но только возвращайся. как нарочно накрапывает боль, стонут движения,
до жжения пробки по утрам раздражают, слышим, как нас ничего больше не связывает:
ни голосовые связки, ни бинты, ни килобайты. облезлое метро не налезает на город,
не может без паники пьянок и бьющих ног, а мы все просим, чтобы с нами поговорили,
просим в телефон людей, которые молчат. окончательно так, до нервных окончаний,
безнадежно, насовсем. мама, я не знаю, откуда бывает так грустно посреди
переполненного проспекта, зачем так орет в уши ветер, и как взять и заткнуться.
"на улице, чай, не Франция" - и Бродский, как всегда, прав.
на улице - кофе и Питер, терпи. впалые щеки подушек, выпирающие ребра батареи,
арки домов как красиво очерченные брови. я не блюю стихами, я ими люблю.
мы - это когда один поцелуй в ключицу больнее удара.
"On the street, tea, not France" - and Brodsky, as always, is right.
On the street - coffee and St. Petersburg, tolerate. Beautiful from the metro emerge from the metro
and distant, take each other with their lips by the lips, lips by the fingers,
Laughing, cute, colored. And you can only stand next to them,
Smile helplessly - you do not have such lips, such three -room apartments.
And your heart is everything in seals, in seals. And hands in thrombi. And life in the trables.
Childhood clogged. In short, let's shorter, and in one room you can
be lonely, and fall into the gaps of email for a long time, like in the snow and at night
It always seems that they will not hear. We sew on this interdural opening, go to red,
We’ll talk along the road the most hidden in the world (on Lena and Katya) words.
Neither hug nor hit. your appearance is in tenderness, and I, like a fool, grabbed
I am in a jacket and stand, I am silent, getting used to it that all the conversations reach the fractures.
Stay, otherwise I will cool down. I will puzzle in the back of the bus, turn around and
I will go to the bay to pour grief. Five minutes for which you can go. And then the length of the week
Not for me, but just come back. how to deliberately pains pain, moans moves,
The plugs are annoyed in the morning, we hear nothing else to bind us:
No vocal cords, no bandages, no kilobytes. The shabby metro does not fit into the city,
It cannot without a panic of drunken legs and legs, and we all ask to talk to us,
We ask people who are silent to the phone. finally so, to the nerve endings,
Hoperless, for good. Mom, I don't know where it is so sad in the middle
The avenue overflowed, why is the wind in the ears so, and how to take and shut up.
"On the street, tea, not France" - and Brodsky, as always, is right.
On the street - coffee and St. Petersburg, tolerate. hollow cheeks of pillows, bulging the ribs of the battery,
The arches of houses are beautifully defined eyebrows. I do not vote with poems, I love them.
We are when one kiss in the collarbone is more painful.
On the street - coffee and St. Petersburg, tolerate. Beautiful from the metro emerge from the metro
and distant, take each other with their lips by the lips, lips by the fingers,
Laughing, cute, colored. And you can only stand next to them,
Smile helplessly - you do not have such lips, such three -room apartments.
And your heart is everything in seals, in seals. And hands in thrombi. And life in the trables.
Childhood clogged. In short, let's shorter, and in one room you can
be lonely, and fall into the gaps of email for a long time, like in the snow and at night
It always seems that they will not hear. We sew on this interdural opening, go to red,
We’ll talk along the road the most hidden in the world (on Lena and Katya) words.
Neither hug nor hit. your appearance is in tenderness, and I, like a fool, grabbed
I am in a jacket and stand, I am silent, getting used to it that all the conversations reach the fractures.
Stay, otherwise I will cool down. I will puzzle in the back of the bus, turn around and
I will go to the bay to pour grief. Five minutes for which you can go. And then the length of the week
Not for me, but just come back. how to deliberately pains pain, moans moves,
The plugs are annoyed in the morning, we hear nothing else to bind us:
No vocal cords, no bandages, no kilobytes. The shabby metro does not fit into the city,
It cannot without a panic of drunken legs and legs, and we all ask to talk to us,
We ask people who are silent to the phone. finally so, to the nerve endings,
Hoperless, for good. Mom, I don't know where it is so sad in the middle
The avenue overflowed, why is the wind in the ears so, and how to take and shut up.
"On the street, tea, not France" - and Brodsky, as always, is right.
On the street - coffee and St. Petersburg, tolerate. hollow cheeks of pillows, bulging the ribs of the battery,
The arches of houses are beautifully defined eyebrows. I do not vote with poems, I love them.
We are when one kiss in the collarbone is more painful.
Другие песни исполнителя: