Фазиль Искандер - Две женщины
текст песни
40
0 человек. считает текст песни верным
0 человек считают текст песни неверным
Фазиль Искандер - Две женщины - оригинальный текст песни, перевод, видео
- Текст
- Перевод
radiomayak.ru/shows/episode/id/1382764/
yadi.sk/i/abfb4f1xy88P3
07:50
Разумеется, родители от меня старались скрыть всё, что можно было скрыть, но сам страх перед властью они, конечно, скрыть не могли. И этот страх мне всегда казался комически преувеличенным, и в то же время сам я, с детства склонный к беспредельной искренности, всё-таки твёрдо знал, что никому нельзя говорить о том, на чьей стороне погибли братья отца. И вопреки тому, что мне говорили в школе, и вопреки грустным воспоминаниям родителей о старой жизни я носил в душе тайную мечту, что две эти жизни можно склеить, старую и новую, что родители мои будут счастливы в этой жизни и сами по себе. Было тоскливо думать, что они живут для меня. Мне всё казалось, что обе стороны чего-то недопонимают, но пройдёт немного времени, и всё будет хорошо.
И вот появилась у нас в доме Клавушка, девушка из народа, и оттого, что она говорила полуукраинским языком, она казалась мне особенно подлинной в свой народности.
Конечно, я привязался к весёлой, ребячливой Клавушке и сам по себе. Этому, наверное, способствовало и то, что у меня не было ни братьев, ни сестёр. Но и та заветная мысль была, что всё склеится и вот уже всё склеивается через Клавушку, девушку из народа, которому принадлежит власть. Почему девушка из народа, которому принадлежит власть, чуть не умерла с голоду при своей власти и почему здесь не мы кормимся при ней, а она кормится при нас, мне как-то не приходило в голову. Вернее, мне это казалось случайными частностями.
Как ребёнок, никогда не знавший родного отца, привязывается к новому мужу матери, разумеется, если он не изверг, так и я, сиротски лишённый своего народа, и, видимо, неосознанно тосковавший по нему, вдруг приобрёл его в Клавушке.
Я как бы весь народ получил в своё личное пользование, и мне с ним было хорошо, и народу -- Клавушке -- было с нами весело. А говорили -- они нас ненавидят. Вот уж глупость!
13:57
Я оцепенел от возмущения, душившего моё детское горло. Возмущение это было особенно мучительно, потому что я не мог его выплеснуть, не мог ничего сказать бабке. Смутно вспоминая всё, что писалось в школьных учебниках о дореволюционном отношении помещиков к простым людям, чему я раньше не очень верил, я сейчас отчаянно повторял про себя: "Правильно! Правильно! Всё правильно с вами сделали!"
17:48
Мать ничего не могла сказать бабушке, но, конечно, вечером всё рассказала отцу. Между отцом и бабушкой был крупный разговор. Чтобы я ничего не понимал, говорили по-французски.
-- Оставь, пожалуйста, -- вдруг перешла бабушка на русский, -- они изгадили Россию, а теперь сюда понаехали, голодранцы!
Отец опять что-то терпеливо говорил ей по-французски, и вдруг бабка стукнула палкой об пол и крикнула по-русски:
-- Если б вы были настоящими мужчинами, с Россией не случилось бы то, что случилось!
Стало ужасно тихо. Мама, прижав ладони к щекам, умоляюще смотрела на отца широко распахнутыми глазами. Отец неподвижно стоял перед бабушкой.
20:44
Больше Клавушка у нас не появлялась ни разу. С месяц я её иногда видел в школе, сначала с повязкой на руке, а потом уже без повязки. Нам обоим было стыдно встречаться, и мы оба делали вид, что не замечаем друг друга. Но при этом, когда мы встречались, я смотрел перед собой, а она всегда куда-то отворачивалась, и я уже тогда понимал, что это она делает от большей душевной тонкости, что ей стыдней, чем мне. Но я всё надеялся на какой-то случай, который вдруг нас примирит, и она поймёт, что я её по-прежнему люблю и мама её любит и папа её любит... Но случай так и не представился, а Клавушка куда-то исчезла из школы, и я её никогда больше не видел.
yadi.sk/i/abfb4f1xy88P3
07:50
Разумеется, родители от меня старались скрыть всё, что можно было скрыть, но сам страх перед властью они, конечно, скрыть не могли. И этот страх мне всегда казался комически преувеличенным, и в то же время сам я, с детства склонный к беспредельной искренности, всё-таки твёрдо знал, что никому нельзя говорить о том, на чьей стороне погибли братья отца. И вопреки тому, что мне говорили в школе, и вопреки грустным воспоминаниям родителей о старой жизни я носил в душе тайную мечту, что две эти жизни можно склеить, старую и новую, что родители мои будут счастливы в этой жизни и сами по себе. Было тоскливо думать, что они живут для меня. Мне всё казалось, что обе стороны чего-то недопонимают, но пройдёт немного времени, и всё будет хорошо.
И вот появилась у нас в доме Клавушка, девушка из народа, и оттого, что она говорила полуукраинским языком, она казалась мне особенно подлинной в свой народности.
Конечно, я привязался к весёлой, ребячливой Клавушке и сам по себе. Этому, наверное, способствовало и то, что у меня не было ни братьев, ни сестёр. Но и та заветная мысль была, что всё склеится и вот уже всё склеивается через Клавушку, девушку из народа, которому принадлежит власть. Почему девушка из народа, которому принадлежит власть, чуть не умерла с голоду при своей власти и почему здесь не мы кормимся при ней, а она кормится при нас, мне как-то не приходило в голову. Вернее, мне это казалось случайными частностями.
Как ребёнок, никогда не знавший родного отца, привязывается к новому мужу матери, разумеется, если он не изверг, так и я, сиротски лишённый своего народа, и, видимо, неосознанно тосковавший по нему, вдруг приобрёл его в Клавушке.
Я как бы весь народ получил в своё личное пользование, и мне с ним было хорошо, и народу -- Клавушке -- было с нами весело. А говорили -- они нас ненавидят. Вот уж глупость!
13:57
Я оцепенел от возмущения, душившего моё детское горло. Возмущение это было особенно мучительно, потому что я не мог его выплеснуть, не мог ничего сказать бабке. Смутно вспоминая всё, что писалось в школьных учебниках о дореволюционном отношении помещиков к простым людям, чему я раньше не очень верил, я сейчас отчаянно повторял про себя: "Правильно! Правильно! Всё правильно с вами сделали!"
17:48
Мать ничего не могла сказать бабушке, но, конечно, вечером всё рассказала отцу. Между отцом и бабушкой был крупный разговор. Чтобы я ничего не понимал, говорили по-французски.
-- Оставь, пожалуйста, -- вдруг перешла бабушка на русский, -- они изгадили Россию, а теперь сюда понаехали, голодранцы!
Отец опять что-то терпеливо говорил ей по-французски, и вдруг бабка стукнула палкой об пол и крикнула по-русски:
-- Если б вы были настоящими мужчинами, с Россией не случилось бы то, что случилось!
Стало ужасно тихо. Мама, прижав ладони к щекам, умоляюще смотрела на отца широко распахнутыми глазами. Отец неподвижно стоял перед бабушкой.
20:44
Больше Клавушка у нас не появлялась ни разу. С месяц я её иногда видел в школе, сначала с повязкой на руке, а потом уже без повязки. Нам обоим было стыдно встречаться, и мы оба делали вид, что не замечаем друг друга. Но при этом, когда мы встречались, я смотрел перед собой, а она всегда куда-то отворачивалась, и я уже тогда понимал, что это она делает от большей душевной тонкости, что ей стыдней, чем мне. Но я всё надеялся на какой-то случай, который вдруг нас примирит, и она поймёт, что я её по-прежнему люблю и мама её любит и папа её любит... Но случай так и не представился, а Клавушка куда-то исчезла из школы, и я её никогда больше не видел.
radiomayak.ru/shows/episode/id/1382764/
yadi.sk/i/abfb4f1xy88p3
07:50
Of course, my parents tried to hide everything that could be hidden from me, but of course they could not hide the fear of power. And this fear always seemed comically exaggerated to me, and at the same time, I myself, from childhood, is inclined to infinite sincerity, nevertheless he firmly knew that no one could talk about which side the brothers of the father died on. And contrary to what they told me at school, and contrary to the sad memories of my parents about the old life, I wore a secret dream in my soul that these two lives can be glued, old and new, that my parents would be happy in this life and on their own. It was sad to think that they live for me. It all seemed to me that both sides were misunderstood something, but a little time would pass, and everything would be fine.
And so Klavushka, a girl from the people, appeared in our house, and because she spoke in a semicarian language, she seemed especially genuine in her nationality.
Of course, I became attached to a cheerful, childish clavy and on my own. This, probably, was also facilitated by the fact that I had neither brothers nor sisters. But even that cherished thought was that everything would stick together and now everything is glued through Klavushka, a girl from the people who belongs to power. Why a girl from the people who belongs to the authorities almost died with hunger with her power and why we are not feeding on her here, but she feeds on us, it somehow never occurred to me. Rather, it seemed to me by random privileges.
As a child, who has never knew his own father, is attached to his mother’s new husband, of course, if he is not a spear, so I, an orphaned by his people, and, apparently, unconsciously yearning for him, suddenly acquired him in Klavushka.
I, as it were, got the whole people for their personal use, and I was good with them, and the people - Klavushka - was fun with us. And they said - they hate us. That's stupidity!
13:57
I was numb with indignation, strangling my childish throat. This indignation was especially painful, because I could not throw him out, I could not say anything to the grandmother. Vaguely recalling everything that was written in school textbooks on the pre -revolutionary attitude of landowners to ordinary people, which I did not really believe before, I now desperately repeated to myself: "That's right! That's right! They did everything right with you!"
17:48
Mother could not tell her grandmother, but, of course, in the evening she told her father. There was a major conversation between father and grandmother. So that I do not understand anything, they spoke French.
“Please leave it,” the grandmother suddenly switched to Russian, “they guessed Russia, and now they came here, holodrans!”
Father again patiently told her in French, and suddenly the grandmother hit the floor with a stick and shouted in Russian:
- If you were real men, what happened to Russia would not have happened!
It became terribly quiet. Mom, pressing her palms to her cheeks, looked imploringly at her father with wide eyes. Father stood motionless in front of his grandmother.
20:44
We have never appeared more than the clavy. For a month, I sometimes saw her at school, first with a bandage on my hand, and then without a bandage. We both were ashamed to meet, and we both pretended not to notice each other. But at the same time, when we met, I looked in front of me, and she always turned away somewhere, and I already understood what she was doing from greater mental subtlety, which is more shameful than me. But I was hoping for some case that suddenly reconciles us, and she would understand that I still love her and her mother loves her and dad loves her ... But the case did not introduce herself, and the clavy disappeared somewhere From school, and I have never seen her again.
yadi.sk/i/abfb4f1xy88p3
07:50
Of course, my parents tried to hide everything that could be hidden from me, but of course they could not hide the fear of power. And this fear always seemed comically exaggerated to me, and at the same time, I myself, from childhood, is inclined to infinite sincerity, nevertheless he firmly knew that no one could talk about which side the brothers of the father died on. And contrary to what they told me at school, and contrary to the sad memories of my parents about the old life, I wore a secret dream in my soul that these two lives can be glued, old and new, that my parents would be happy in this life and on their own. It was sad to think that they live for me. It all seemed to me that both sides were misunderstood something, but a little time would pass, and everything would be fine.
And so Klavushka, a girl from the people, appeared in our house, and because she spoke in a semicarian language, she seemed especially genuine in her nationality.
Of course, I became attached to a cheerful, childish clavy and on my own. This, probably, was also facilitated by the fact that I had neither brothers nor sisters. But even that cherished thought was that everything would stick together and now everything is glued through Klavushka, a girl from the people who belongs to power. Why a girl from the people who belongs to the authorities almost died with hunger with her power and why we are not feeding on her here, but she feeds on us, it somehow never occurred to me. Rather, it seemed to me by random privileges.
As a child, who has never knew his own father, is attached to his mother’s new husband, of course, if he is not a spear, so I, an orphaned by his people, and, apparently, unconsciously yearning for him, suddenly acquired him in Klavushka.
I, as it were, got the whole people for their personal use, and I was good with them, and the people - Klavushka - was fun with us. And they said - they hate us. That's stupidity!
13:57
I was numb with indignation, strangling my childish throat. This indignation was especially painful, because I could not throw him out, I could not say anything to the grandmother. Vaguely recalling everything that was written in school textbooks on the pre -revolutionary attitude of landowners to ordinary people, which I did not really believe before, I now desperately repeated to myself: "That's right! That's right! They did everything right with you!"
17:48
Mother could not tell her grandmother, but, of course, in the evening she told her father. There was a major conversation between father and grandmother. So that I do not understand anything, they spoke French.
“Please leave it,” the grandmother suddenly switched to Russian, “they guessed Russia, and now they came here, holodrans!”
Father again patiently told her in French, and suddenly the grandmother hit the floor with a stick and shouted in Russian:
- If you were real men, what happened to Russia would not have happened!
It became terribly quiet. Mom, pressing her palms to her cheeks, looked imploringly at her father with wide eyes. Father stood motionless in front of his grandmother.
20:44
We have never appeared more than the clavy. For a month, I sometimes saw her at school, first with a bandage on my hand, and then without a bandage. We both were ashamed to meet, and we both pretended not to notice each other. But at the same time, when we met, I looked in front of me, and she always turned away somewhere, and I already understood what she was doing from greater mental subtlety, which is more shameful than me. But I was hoping for some case that suddenly reconciles us, and she would understand that I still love her and her mother loves her and dad loves her ... But the case did not introduce herself, and the clavy disappeared somewhere From school, and I have never seen her again.
Другие песни исполнителя: