Шуфутинский Михаил - Медсестричка
текст песни
12
0 человек. считает текст песни верным
0 человек считают текст песни неверным
Шуфутинский Михаил - Медсестричка - оригинальный текст песни, перевод, видео
- Текст
- Перевод
В начале марта где-то снег сыпал до рассвета, на стриженых, без шапок и без шляп,
С фамилией на бирке, в районы Индигирки из камер забирали на этап.
Там было множество мастей, улыбок, жестов, новостей, и посмотреть бы это все со стороны -
Как будто в стареньком кино, друзья, не видевшись давно, сошлись на встречу после длительной войны.
Как будто в стареньком кино, друзья, не видевшись давно, сошлись на встречу после длительной войны.
Начальничек конвоя в колонну всех по трое погнал бегом через тюремный двор,
А у ворот на вышках со звездами мальчишки заученно проверили затвор.
Один метнулся на "рывок", но головой в сугроб кивок, и тело за ноги в подвал поволокли,
И наплевать теперь ему на золотую Колыму и на раскопки крайнесеверной земли.
И наплевать теперь ему на золотую Колыму и на раскопки крайнесеверной земли.
Но сквозь метели сетку не разглядеть "запретку", стрелок с винтовкой малость оплошал,
И пуля хоть куснула, но сердце обогнула, беглец еще прерывисто дышал.
В тюремном лазарете хирург при слабом свете доставленного сразу же на стол.
Накрашенная ярко девчонка-санитарка спешила и готовила укол.
Он заключенный - ну, и что ж? Зато собою так хорош! И сколько смертными статьями не суди,
Но вот уже в который раз не оторвать ей робких глаз от этой сильной забинтованной груди.
Но вот уже в который раз не оторвать ей робких глаз от этой сильной забинтованной груди.
В натопленной палате под простыней, в халате, на стенке даже радио поет.
Торопятся недели, за решеткой звон капели, беглец уже и на ноги встает.
И так проходит день за днем, а сердце девичье огнем: знать, для любви решеток нет и нету крыш.
Девчонка шепчет: "Мой родной, мне без тебя не жить одной, прокуратуре это разве объяснишь?"
"Мой родной, мне без тебя не жить одной, прокуратуре это разве объяснишь?"
И вот апрельский вечер, охрана горбит плечи, несется санмашина через двор.
Взглянули по привычке: в кабине - медсестричка, работникам - "зеленый светофор".
И что на утро было там! Хлопот конвою и постам: найти ни зека, ни сестричку не могли.
И непонятно, почему им наплевать на Колыму и на раскопки крайнесеверной земли?
"Мой родной, мне без тебя не жить одной, прокуратуре это разве объяснишь?"
С фамилией на бирке, в районы Индигирки из камер забирали на этап.
Там было множество мастей, улыбок, жестов, новостей, и посмотреть бы это все со стороны -
Как будто в стареньком кино, друзья, не видевшись давно, сошлись на встречу после длительной войны.
Как будто в стареньком кино, друзья, не видевшись давно, сошлись на встречу после длительной войны.
Начальничек конвоя в колонну всех по трое погнал бегом через тюремный двор,
А у ворот на вышках со звездами мальчишки заученно проверили затвор.
Один метнулся на "рывок", но головой в сугроб кивок, и тело за ноги в подвал поволокли,
И наплевать теперь ему на золотую Колыму и на раскопки крайнесеверной земли.
И наплевать теперь ему на золотую Колыму и на раскопки крайнесеверной земли.
Но сквозь метели сетку не разглядеть "запретку", стрелок с винтовкой малость оплошал,
И пуля хоть куснула, но сердце обогнула, беглец еще прерывисто дышал.
В тюремном лазарете хирург при слабом свете доставленного сразу же на стол.
Накрашенная ярко девчонка-санитарка спешила и готовила укол.
Он заключенный - ну, и что ж? Зато собою так хорош! И сколько смертными статьями не суди,
Но вот уже в который раз не оторвать ей робких глаз от этой сильной забинтованной груди.
Но вот уже в который раз не оторвать ей робких глаз от этой сильной забинтованной груди.
В натопленной палате под простыней, в халате, на стенке даже радио поет.
Торопятся недели, за решеткой звон капели, беглец уже и на ноги встает.
И так проходит день за днем, а сердце девичье огнем: знать, для любви решеток нет и нету крыш.
Девчонка шепчет: "Мой родной, мне без тебя не жить одной, прокуратуре это разве объяснишь?"
"Мой родной, мне без тебя не жить одной, прокуратуре это разве объяснишь?"
И вот апрельский вечер, охрана горбит плечи, несется санмашина через двор.
Взглянули по привычке: в кабине - медсестричка, работникам - "зеленый светофор".
И что на утро было там! Хлопот конвою и постам: найти ни зека, ни сестричку не могли.
И непонятно, почему им наплевать на Колыму и на раскопки крайнесеверной земли?
"Мой родной, мне без тебя не жить одной, прокуратуре это разве объяснишь?"
At the beginning of March, somewhere snow fell before dawn, on people with short hair, without caps and without hats,
With the name on the tag, they were taken from the cells to the Indigirka districts for the arrest.
There were a lot of colors, smiles, gestures, news, and if you could look at it all from the outside -
As if in an old movie, friends who had not seen each other for a long time came together to meet after a long war.
As if in an old movie, friends who had not seen each other for a long time came together to meet after a long war.
The commander of the convoy sent everyone in a column of three at a run through the prison yard,
And at the gate on the towers with the stars, the boys checked the shutter by rote.
One rushed towards the “jerk”, but he nodded his head into the snowdrift, and the body was dragged by the legs into the basement,
And now he doesn’t give a damn about the golden Kolyma and the excavations of the far northern land.
And now he doesn’t give a damn about the golden Kolyma and the excavations of the far northern land.
But through the snowstorm the net is impossible to see the “ban”, the shooter with the rifle made a slight mistake,
And the bullet, although it bit, went around his heart, the fugitive was still breathing intermittently.
In the prison infirmary, the surgeon, under dim light, was brought immediately to the table.
A brightly painted nurse was in a hurry and preparing an injection.
He's a prisoner - so what? But he looks so good! And no matter how mortal articles you judge,
But for the umpteenth time she couldn’t take her timid eyes off those strong, bandaged breasts.
But for the umpteenth time she couldn’t take her timid eyes off those strong, bandaged breasts.
In the flooded room, under a sheet, in a robe, there’s even a radio singing on the wall.
The weeks are rushing by, drips are ringing behind bars, the fugitive is already getting back on his feet.
And so day after day passes, and the girl’s heart is on fire: to know, for love there are no bars and no roofs.
The girl whispers: “My dear, I can’t live alone without you, can you explain this to the prosecutor’s office?”
“My dear, I can’t live alone without you, can you explain this to the prosecutor’s office?”
And then it’s an April evening, the guards are hunching their shoulders, an ambulance is rushing through the yard.
We looked out of habit: there was a nurse in the cabin, and a “green traffic light” for the workers.
And what was there in the morning! Trouble for the convoy and posts: they could not find either the prisoner or the sister.
And it’s not clear why they don’t give a damn about Kolyma and the excavations of the far northern land?
“My dear, I can’t live alone without you, can you explain this to the prosecutor’s office?”
With the name on the tag, they were taken from the cells to the Indigirka districts for the arrest.
There were a lot of colors, smiles, gestures, news, and if you could look at it all from the outside -
As if in an old movie, friends who had not seen each other for a long time came together to meet after a long war.
As if in an old movie, friends who had not seen each other for a long time came together to meet after a long war.
The commander of the convoy sent everyone in a column of three at a run through the prison yard,
And at the gate on the towers with the stars, the boys checked the shutter by rote.
One rushed towards the “jerk”, but he nodded his head into the snowdrift, and the body was dragged by the legs into the basement,
And now he doesn’t give a damn about the golden Kolyma and the excavations of the far northern land.
And now he doesn’t give a damn about the golden Kolyma and the excavations of the far northern land.
But through the snowstorm the net is impossible to see the “ban”, the shooter with the rifle made a slight mistake,
And the bullet, although it bit, went around his heart, the fugitive was still breathing intermittently.
In the prison infirmary, the surgeon, under dim light, was brought immediately to the table.
A brightly painted nurse was in a hurry and preparing an injection.
He's a prisoner - so what? But he looks so good! And no matter how mortal articles you judge,
But for the umpteenth time she couldn’t take her timid eyes off those strong, bandaged breasts.
But for the umpteenth time she couldn’t take her timid eyes off those strong, bandaged breasts.
In the flooded room, under a sheet, in a robe, there’s even a radio singing on the wall.
The weeks are rushing by, drips are ringing behind bars, the fugitive is already getting back on his feet.
And so day after day passes, and the girl’s heart is on fire: to know, for love there are no bars and no roofs.
The girl whispers: “My dear, I can’t live alone without you, can you explain this to the prosecutor’s office?”
“My dear, I can’t live alone without you, can you explain this to the prosecutor’s office?”
And then it’s an April evening, the guards are hunching their shoulders, an ambulance is rushing through the yard.
We looked out of habit: there was a nurse in the cabin, and a “green traffic light” for the workers.
And what was there in the morning! Trouble for the convoy and posts: they could not find either the prisoner or the sister.
And it’s not clear why they don’t give a damn about Kolyma and the excavations of the far northern land?
“My dear, I can’t live alone without you, can you explain this to the prosecutor’s office?”
Другие песни исполнителя: