Яна Лехчина - Ворожея
текст песни
55
0 человек. считает текст песни верным
0 человек считают текст песни неверным
Яна Лехчина - Ворожея - оригинальный текст песни, перевод, видео
- Текст
- Перевод
Не просите историй, вы слышите, не просите,
будет звонок и зол переменчивый мой язык.
Разгорался сентябрь, и диск солнца пылал в зените,
оседал в горле вкус приближающейся грозы.
Гарцевал гнедой конь перед маленькими домами,
брызги пламени с треском летели из-под копыт.
И шипел красный всадник, что мы его обокрали,
что его обокрали, и время пришло платить.
Мой язык слова точит железом, льёт наземь мёдом,
колдовать не умею, но как же я говорю.
Когда видели мы ворожею чужого рода
и в чьём доме ей дали пристанище и приют?
«Выводите её со двора да вяжите крепко
её вечно открытый, трепещущий алый рот».
Я вплетаю себе в косы бусины, кости, ветки,
надеваю рубаху с солнцем наоборот.
Я могла одним именем, названным тихо, ровно,
успокоить его разошедшийся страшный гнев.
Знаю, как взрастить зависть, разжечь словом месть и войны.
Выводили отцы дочерей, только все не те.
От плеча красный всадник хлестнул коня медной плетью:
занимался пожар, где на землю упала кровь.
И он выжег в тот день дотла маленькую деревню,
потоптал пепелище копытами его конь.
Не просите, вы слышите, рваных моих историй,
мой язык колет, мелет и громко зовёт беду.
Я умею скрываться, сбивать в рукава дороги,
ускользать из оков,
но куда лучше говорю.
будет звонок и зол переменчивый мой язык.
Разгорался сентябрь, и диск солнца пылал в зените,
оседал в горле вкус приближающейся грозы.
Гарцевал гнедой конь перед маленькими домами,
брызги пламени с треском летели из-под копыт.
И шипел красный всадник, что мы его обокрали,
что его обокрали, и время пришло платить.
Мой язык слова точит железом, льёт наземь мёдом,
колдовать не умею, но как же я говорю.
Когда видели мы ворожею чужого рода
и в чьём доме ей дали пристанище и приют?
«Выводите её со двора да вяжите крепко
её вечно открытый, трепещущий алый рот».
Я вплетаю себе в косы бусины, кости, ветки,
надеваю рубаху с солнцем наоборот.
Я могла одним именем, названным тихо, ровно,
успокоить его разошедшийся страшный гнев.
Знаю, как взрастить зависть, разжечь словом месть и войны.
Выводили отцы дочерей, только все не те.
От плеча красный всадник хлестнул коня медной плетью:
занимался пожар, где на землю упала кровь.
И он выжег в тот день дотла маленькую деревню,
потоптал пепелище копытами его конь.
Не просите, вы слышите, рваных моих историй,
мой язык колет, мелет и громко зовёт беду.
Я умею скрываться, сбивать в рукава дороги,
ускользать из оков,
но куда лучше говорю.
Do not ask for stories, you hear, do not ask
There will be a call and angry my changeable language.
September flared up, and the sun disk glowed at the zenith,
The taste of an approaching thunderstorm settled in the throat.
Counted a bay horse in front of small houses,
Spray of flame with a bang flew from under the hooves.
And the red rider hissed that we robbed him,
That he was robbed, and time came to pay.
My language sharpens the word with iron, pours to the ground with honey,
I don’t know how to conjure, but how I say.
When we saw a voyage of someone else's kind
And in whose house she was given a refuge and a shelter?
“Bring it from the yard and knit it tight
Her forever open, trembling scarlet mouth. "
I weave beads, bones, branches into the braids,
I put on a shirt with the sun on the contrary.
I could be one name, named quietly, smooth
Calm his dispersed terrible anger.
I know how to cultivate envy, to light up revenge and war with a word.
The fathers of the daughters were taken out, only all are not the same.
From the shoulder, the red rider whipped the horse with a copper whip:
He was engaged in a fire where blood fell to Earth.
And he burned a small village that day, that day,
His horse trampled his ashes.
Do not ask, you hear my torn stories,
My tongue trims, grinds and loudly calls trouble.
I know how to hide, knock into the sleeves of the road,
slip out of the shackles,
But I say much better.
There will be a call and angry my changeable language.
September flared up, and the sun disk glowed at the zenith,
The taste of an approaching thunderstorm settled in the throat.
Counted a bay horse in front of small houses,
Spray of flame with a bang flew from under the hooves.
And the red rider hissed that we robbed him,
That he was robbed, and time came to pay.
My language sharpens the word with iron, pours to the ground with honey,
I don’t know how to conjure, but how I say.
When we saw a voyage of someone else's kind
And in whose house she was given a refuge and a shelter?
“Bring it from the yard and knit it tight
Her forever open, trembling scarlet mouth. "
I weave beads, bones, branches into the braids,
I put on a shirt with the sun on the contrary.
I could be one name, named quietly, smooth
Calm his dispersed terrible anger.
I know how to cultivate envy, to light up revenge and war with a word.
The fathers of the daughters were taken out, only all are not the same.
From the shoulder, the red rider whipped the horse with a copper whip:
He was engaged in a fire where blood fell to Earth.
And he burned a small village that day, that day,
His horse trampled his ashes.
Do not ask, you hear my torn stories,
My tongue trims, grinds and loudly calls trouble.
I know how to hide, knock into the sleeves of the road,
slip out of the shackles,
But I say much better.