Валентин Клементьев - Николай Тряпкин - Стихи о борьбе с религией
текст песни
24
0 человек. считает текст песни верным
0 человек считают текст песни неверным
Валентин Клементьев - Николай Тряпкин - Стихи о борьбе с религией - оригинальный текст песни, перевод, видео
- Текст
- Перевод
Стихи о борьбе с религией
Раз приходит отец – вечерком, с трудового ристанья,
Покрутил моё ухо и чуть посвистал «Ермака».
«Ты слыхал, удалец? Получил я сегодня заданье –
Завтра храм разгружать. Пресвятых раскулачим слегка».
«А что будет потом?» – «А потом-то кратки уже сборы:
С полутонны взрывчатки – и вихорь к седьмым небесам.
Заходи-ка вот завтра. Заглянешь там в Божьи каморы.
Покопаешься в книгах. Сварганю что-либо и сам».
А во мне уже юность звенела во все сухожилья
И взывала к созвездьям и к вечным скрижалям земли.
А за полем вечерним, расправив закатные крылья,
Византийское чудо сияло в багряной пыли.
Я любил эти главы, взлетавшие к высям безвестным,
И воскресные звоны, и свист неуёмных стрижей.
Этот дедовский храм, украшавший всю нашу окрестность
И всю нашу юдоль освящавший короной своей!
Пусть не чтил я святых и, на церковь взглянув, не крестился,
Но, когда с колокольни звала голосистая медь,
Заходил я в притвор, и смиренно в дверях становился,
И смотрел в глубину, погружённую в сумрак на треть.
Замирала душа, и дрожало свечное мерцанье,
А гремящие хоры свергали волну за волной.
И всё чудилось мне, что ступил я в предел Мирозданья
И что вечность сама возжигала огни предо мной.
Нет, не с Богом я был и не в храме стоял деревенском,
И душа замирала совсем под другим вольтажом.
Эти вещие гимны, летящие к высям вселенским!
Это бедное сердце, омытое лучшим дождём!..
И пришёл я туда – посмотреть на иную заботу!
Не могу и теперь позабыть той печальной страды, –
Как отцовские руки срывали со стен позолоту,
Как отцовский топор оставлял на иконах следы.
Изломали алтарь, искрошили паркетные плиты,
И горчайшая пыль закрывала все окна кругом.
И стояли у стен наши скорбные тётки Улиты,
Утирая слезу бумазейным своим лоскутком.
А потом я смотрел, как дрожали отцовские руки,
Как напарник его молчаливо заглатывал снедь…
Ничего я не взял, ни единой припрятанной штуки,
И смотрел по верхам, чтобы людям в глаза не смотреть.
Я любил эти своды, взлетавшие к высям безвестным,
И воскресные хоры, и гулы со всех ступеней…
Этот дедовский храм, возведённый строителем местным
И по грошику собранный в долах Отчизны моей!
И смотрел я туда, где сновало стрижиное племя,
Залетая под купол, цепляясь за каждый карниз.
И не знал я тогда, что запало горчайшее семя
В это сердце моё, что грустило у сваленных риз.
И промчатся года, и развеется сумрак незнанья,
И припомнится всё – этот храм, и топор, и стрижи, –
И про эти вот стены сложу я вот это сказанье
И высокую Песнь, что споётся у этой межи.
Пусть послухает внук – и на деда не смотрит столь криво:
Хоть и робок бывал, а любил всё же правду старик!..
Ты прости меня, Боже, за поздние эти порывы
И за этот мой горестный крик.
Стихотворение Николая Тряпкина в прочтении народного артиста России Валентина Клементьева. видео подготовлено Бюро пропаганды художественной литературы СП России реж.И.Панкова. музыка И.С.Баха
Раз приходит отец – вечерком, с трудового ристанья,
Покрутил моё ухо и чуть посвистал «Ермака».
«Ты слыхал, удалец? Получил я сегодня заданье –
Завтра храм разгружать. Пресвятых раскулачим слегка».
«А что будет потом?» – «А потом-то кратки уже сборы:
С полутонны взрывчатки – и вихорь к седьмым небесам.
Заходи-ка вот завтра. Заглянешь там в Божьи каморы.
Покопаешься в книгах. Сварганю что-либо и сам».
А во мне уже юность звенела во все сухожилья
И взывала к созвездьям и к вечным скрижалям земли.
А за полем вечерним, расправив закатные крылья,
Византийское чудо сияло в багряной пыли.
Я любил эти главы, взлетавшие к высям безвестным,
И воскресные звоны, и свист неуёмных стрижей.
Этот дедовский храм, украшавший всю нашу окрестность
И всю нашу юдоль освящавший короной своей!
Пусть не чтил я святых и, на церковь взглянув, не крестился,
Но, когда с колокольни звала голосистая медь,
Заходил я в притвор, и смиренно в дверях становился,
И смотрел в глубину, погружённую в сумрак на треть.
Замирала душа, и дрожало свечное мерцанье,
А гремящие хоры свергали волну за волной.
И всё чудилось мне, что ступил я в предел Мирозданья
И что вечность сама возжигала огни предо мной.
Нет, не с Богом я был и не в храме стоял деревенском,
И душа замирала совсем под другим вольтажом.
Эти вещие гимны, летящие к высям вселенским!
Это бедное сердце, омытое лучшим дождём!..
И пришёл я туда – посмотреть на иную заботу!
Не могу и теперь позабыть той печальной страды, –
Как отцовские руки срывали со стен позолоту,
Как отцовский топор оставлял на иконах следы.
Изломали алтарь, искрошили паркетные плиты,
И горчайшая пыль закрывала все окна кругом.
И стояли у стен наши скорбные тётки Улиты,
Утирая слезу бумазейным своим лоскутком.
А потом я смотрел, как дрожали отцовские руки,
Как напарник его молчаливо заглатывал снедь…
Ничего я не взял, ни единой припрятанной штуки,
И смотрел по верхам, чтобы людям в глаза не смотреть.
Я любил эти своды, взлетавшие к высям безвестным,
И воскресные хоры, и гулы со всех ступеней…
Этот дедовский храм, возведённый строителем местным
И по грошику собранный в долах Отчизны моей!
И смотрел я туда, где сновало стрижиное племя,
Залетая под купол, цепляясь за каждый карниз.
И не знал я тогда, что запало горчайшее семя
В это сердце моё, что грустило у сваленных риз.
И промчатся года, и развеется сумрак незнанья,
И припомнится всё – этот храм, и топор, и стрижи, –
И про эти вот стены сложу я вот это сказанье
И высокую Песнь, что споётся у этой межи.
Пусть послухает внук – и на деда не смотрит столь криво:
Хоть и робок бывал, а любил всё же правду старик!..
Ты прости меня, Боже, за поздние эти порывы
И за этот мой горестный крик.
Стихотворение Николая Тряпкина в прочтении народного артиста России Валентина Клементьева. видео подготовлено Бюро пропаганды художественной литературы СП России реж.И.Панкова. музыка И.С.Баха
Poems about the fight against religion
Once the father comes - in the evening, from labor ristania,
He twisted my ear and whistled a little “Ermak”.
“Have you heard, a strangler? I got a task today -
Unload the temple tomorrow. We slightly dispossessed the Most Holy. ”
"What's next?" -“And then the briefings are already fees:
With half -ton of explosives - and whirlwind to the seventh heaven.
Come on tomorrow. You will look there in God's kamors.
You rummage in books. I’ll make something to be something. ”
And in me, youth rang in all tendons
And she appealed to the constellations and to the eternal tablets of the Earth.
And behind the evening field, straightening the sunset wings,
The Byzantine miracle shone in crimson dust.
I loved these chapters, soared to the heights of unknown,
And Sunday ringing, and the whistle of indefatigable cuts.
This grandfather's temple, decorating our entire neighborhood
And all our newcomers consecrated with his crown!
Let me not honor the saints and, looking at the church, was not baptized,
But when vocal copper called from the bell tower,
I went into the bait, and humbly became in the doorway,
And he looked into the depths, immersed in the dusk by a third.
The soul froze, and the candle flicker trembled,
And the rattling choirs overthrew the wave behind the wave.
And everything seemed to me that I stepped into the limit of the universe
And that eternity itself lit the lights before me.
No, I was not with God and did not stand in the temple,
And the soul froze under a completely different voltage.
These prophetic hymns flying to universal heights!
This is a poor heart, washed by the best rain! ..
And I came there - look at another care!
I can’t forget that sad suffering now, -
How paternal hands were torn from the walls of gilding,
How his father’s ax left traces on the icons.
They broke the altar, sparkled parquet slabs,
And the worst dust covered all the windows around.
And our mournful aunts stood at the walls,
Wiping off a tear with a handful of shred.
And then I watched my father’s hands trembled,
As his partner, he silently swallowed his eating ...
I did not take anything, not a single hidden thing,
And he looked at the top so that people would not look in the eye.
I loved these vaults, soared to the heights of unknown,
And Sunday choirs, and hums from all steps ...
This grandfather's temple, erected by the builder by local
And on a penny collected in the valleys of my homeland!
And I looked to where the shuttle tribe was opened,
Flying under the dome, clinging to each cornice.
And I did not know then that the worst seed sank
In this heart my heart, which was sad at the dumped ries.
And the year rushes, and the dusk will be scattered,
And everything will be remembered - this temple, and an ax, and cutting, -
And about these walls I will lay out this story
And a high song that is coming in this sword.
Let the grandson obey - and does not look at his grandfather so crookedly:
Although he was timid, but the old man still loved the truth! ..
Forgive me, God, for these late impulses
And for this woeful cry of mine.
The poem by Nikolai Tlaupkin in reading the People's Artist of Russia Valentina Klementyev. The video was prepared by the Bureau of Propaganda of the Fiction of the SP of Russia Rezh.I. Pankov. Music I.S. BAHA
Once the father comes - in the evening, from labor ristania,
He twisted my ear and whistled a little “Ermak”.
“Have you heard, a strangler? I got a task today -
Unload the temple tomorrow. We slightly dispossessed the Most Holy. ”
"What's next?" -“And then the briefings are already fees:
With half -ton of explosives - and whirlwind to the seventh heaven.
Come on tomorrow. You will look there in God's kamors.
You rummage in books. I’ll make something to be something. ”
And in me, youth rang in all tendons
And she appealed to the constellations and to the eternal tablets of the Earth.
And behind the evening field, straightening the sunset wings,
The Byzantine miracle shone in crimson dust.
I loved these chapters, soared to the heights of unknown,
And Sunday ringing, and the whistle of indefatigable cuts.
This grandfather's temple, decorating our entire neighborhood
And all our newcomers consecrated with his crown!
Let me not honor the saints and, looking at the church, was not baptized,
But when vocal copper called from the bell tower,
I went into the bait, and humbly became in the doorway,
And he looked into the depths, immersed in the dusk by a third.
The soul froze, and the candle flicker trembled,
And the rattling choirs overthrew the wave behind the wave.
And everything seemed to me that I stepped into the limit of the universe
And that eternity itself lit the lights before me.
No, I was not with God and did not stand in the temple,
And the soul froze under a completely different voltage.
These prophetic hymns flying to universal heights!
This is a poor heart, washed by the best rain! ..
And I came there - look at another care!
I can’t forget that sad suffering now, -
How paternal hands were torn from the walls of gilding,
How his father’s ax left traces on the icons.
They broke the altar, sparkled parquet slabs,
And the worst dust covered all the windows around.
And our mournful aunts stood at the walls,
Wiping off a tear with a handful of shred.
And then I watched my father’s hands trembled,
As his partner, he silently swallowed his eating ...
I did not take anything, not a single hidden thing,
And he looked at the top so that people would not look in the eye.
I loved these vaults, soared to the heights of unknown,
And Sunday choirs, and hums from all steps ...
This grandfather's temple, erected by the builder by local
And on a penny collected in the valleys of my homeland!
And I looked to where the shuttle tribe was opened,
Flying under the dome, clinging to each cornice.
And I did not know then that the worst seed sank
In this heart my heart, which was sad at the dumped ries.
And the year rushes, and the dusk will be scattered,
And everything will be remembered - this temple, and an ax, and cutting, -
And about these walls I will lay out this story
And a high song that is coming in this sword.
Let the grandson obey - and does not look at his grandfather so crookedly:
Although he was timid, but the old man still loved the truth! ..
Forgive me, God, for these late impulses
And for this woeful cry of mine.
The poem by Nikolai Tlaupkin in reading the People's Artist of Russia Valentina Klementyev. The video was prepared by the Bureau of Propaganda of the Fiction of the SP of Russia Rezh.I. Pankov. Music I.S. BAHA