Владимир Высотский - Ошибка вышла.
текст песни
37
0 человек. считает текст песни верным
0 человек считают текст песни неверным
Владимир Высотский - Ошибка вышла. - оригинальный текст песни, перевод, видео
- Текст
- Перевод
Я был и слаб, и уязвим, дрожал всем существом своим, Кровоточил своим больным, истерзанным нутром. И, словно в пошлом пупыри, огромный лоб возник в двери И озарился изнутри огромным недобром. Но властно дернулась рука: «Лежать, лицом к стене!» И вот мне стали мять бока на липком топчане. А самый главный сел за стол, вздохнул осатанело 2 раза И что-то на меня завел, похожее на дело. / Вот в пальцах цепких и худых смешно задергался кадык, Нажали в пах, потом под дых, на печень-бедолагу. Когда давили под ребро, как йокало мое нутро, И кровью харкало перо в невинную бумагу. В полубреду, в полупылу разделся до нага, В углу готовила иглу не старая карга. И от корней волос до пят по телу ужас плелся: «А, вдруг, уколом усыпят, чтоб, сонный, раскололся?» Он, потрудясь над животом, сдавил мне череп, а потом Предплечье мне стянул жгутом и крови ток прервал. Я, было, взвизгнул, но замолк, сухие губы на замок, А он кряхтел, кривился, мок, писал и ликовал. Он в раж вошел, знакомый раж, но я как заору: «Чего строчишь?! А ну покаж секретную муру». Подручный, бывший психопат, вязал мои запястья, Тускнели, выложившись в ряд, орудия пристрастья. Я терт и бит, и нравом крут, могу в разнос, могу в раскрут, Но тут смирят, но тут уймут, я никну и скучаю. Лежу я голый, как сокол, а главный шмыг, да шмыг за стол, Все что-то пишет протокол, хоть я не отвечаю. Нет, надо силы поберечь, а то ослаб, устал. Ведь скоро пятки станут жечь, чтоб я захохотал. Держусь на нерве, на чеку, но чувствую – отвратно, Мне в горло всунули кишку, я выплюнул обратно. Я взят в тиски, я в клещи взят, по мне елозят, егозят, Все вызнать, выведать хотят, все пробует на ощупь. Тут не пройдут и пять минут, как душу вынут и замнут, Всю испоганят, изомнут, ужмут и прополощут. «Дыши, дыши открытым ртом. Да выдохни – умрешь». «У вас тут выдохни, потом на вряд ли и вздохнешь». Во весь свой пересохший рот я скалюсь: «Ну, порядки! Со мною номер не пройдет, товарищи-ребятки». Убрали свет и дали газ, доска какая-то зажглась, И гноем брызнуло из глаз, и булькнула трахея. И он зверел, входил в экстаз, приволокли зачем-то таз, Я видел это как-то раз, фильм «В качестве трофея». Ко мне заходят со спины и делают укол. «Колите, сукины сыны, но дайте протокол!» Я даже на колени встал, я к тазу лбом прижался, Я требовал и угрожал, молил и унижался. Но туже затянули жгут, вон, вижу я, спиртовку жгут, Все рыжую чертовку ждут с волосяным кнутом. Где-где, а тут свое возьмут, а я гадаю, старый шут – Когда же раскаленный прут, сейчас или потом? Шабаш калился и лысел, пот лился горячо! Раздался звон, и ворон сел на белое плечо. И ворон крикнул: «Never more!» - проворен он и прыток. Напоминает прямо в морг выходит зал для пыток. Я слабо подымаю хвост, хотя для них я глуп и прост: «Эй, за пристрастный ваш допрос придется отвечать! Вы, как вас там по именам, вернулись к старым временам, Но протокол допроса нам обязаны давать». И я через плечо кошу на писанину ту: «Я это вам не подпишу, покуда не прочту!» Мне чья-то желтая спина ответила бесстрастно: «А ваша подпись не нужна, нам без нее все ясно». Сестренка милая не трусь, я не смолчу, я не утрусь, От протокола отопрусь при встрече с адвокатом. Я ничего им не сказал, ни на кого не показал, Скажите всем, кого я знал, - я им остался братом! Он молвил, подведя черту, читай, мол, и остынь. Я впился в писанину ту, а там одна латынь. В глазах круги, в мозгу нули, проклятый страх – исчезни. Они ведь просто завели историю болезни.
I was both weak and vulnerable, trembled with my whole being, bleeding my sick, tormented by the gut. And, as if in the vulgar pimples, a huge forehead appeared in the door and lit up from the inside with a huge unobtr. But the hand jerked imperiously: "Lie down, facing the wall!" And so they began to crush the sides on the sticky tops. And the most important sat down at the table, sighed sedimated 2 times and started something on me, similar to business. / Here in the fingers of tenacious and thin, Kadyk was ridiculously twitched, pressed in the groin, then under the breath, on the liver-bearing. When they crushed under the rib, like my gutto yokalo, and the blood of a feather in innocent paper. In a half -scribble, in the half -pusel, I undressed to the naga, in the corner the needle was not prepared by the old carga. And from the roots of the hair to the heels on the body, horror fell through: "And, suddenly, they will be driven up with an injection, so that, sleepy, split?" He, having worked on his stomach, squeezed the skull to me, and then the forearm pulled me with a tourniquet and the current interrupted the blood. I was screeched, but fell silent, dry lips on the castle, and he grunted, curved, wet, wrote and rejoiced. He entered the rage, a familiar rage, but I have a scum: “Why are you scribbled?! Well, showing the secret Moore. " The assistant, a former psychopath, knitted my wrists, dull, laid out in a row, the guns of preferences. I am a grater and a bit, and it’s cool, I can in a variety, I can promote, but here they will humble it, but here I will, I will Nika and miss. I am lying naked as a falcon, and the main shym, and Shmyg at the table, all the protocol writes, even though I do not answer. No, you need to save the strength, otherwise it is weakened, tired. After all, soon the heels will be burned so that I laugh. I hold on to the nerve, on the check, but I feel - disgusting, they stuck my gut in my throat, I spat out back. I am taken in a vice, I took it into ticks, they will be fed, he will be found, they want to find out, they want to find out, everything is trying to touch everything. Five minutes will not pass here, as they will be pulled out and deputy, they will be sophisticated, exhausted, swamp and rinse. “Breathe, breathe with your mouth open. Yes, exhale - die. " "You exhale here, then you are unlikely to sigh." In my entire dry mouth, I grind: “Well, orders! The number will not pass with me, comrades-children. ” They removed the light and gave the gas, some kind of board lit up, and spat out from the eyes with pus, and the trachea grunted. And he fought out, entered ecstasy, for some reason drove a pelvis, I saw it once, the film “As a Trophion”. They come to me from the back and make an injection. "Colit, bitch sons, but give a protocol!" I even knelt down, I pressed my forehead to my pelvis, I demanded and threatened, prayed and humiliated. But they dragged the harness tightly, I see, I see, the alcohol is burning, all the redhead is waiting with a hair whip. Where, where will they take their own, and I am guessing, the old jester-when is the hot rod, now or later? The Sabbath was killed and bald, sweat poured hotly! There was a ringing, and the raven sat on a white shoulder. And the raven shouted: "Never More!" - He is vague and stem. Reminds right into the morgue, a room for torture comes out. I am weakly raising my tail, although for them I am stupid and simple: “Hey, your interrogation will have to be responsible! You, as you are there by names, have returned to the old days, but the interrogation protocol must be given to us. ” And I will not sign it over my shoulder Kosh on writings: “I won’t sign it for you, as long as I will not read it!” Someone’s yellow back answered me impassively: “But your signature is not needed, we are clear without it.” My sister, dear, do not work, I won’t be silent, I won’t get wiped, I’ll reproduce it from the protocol when I meet a lawyer. I did not tell them anything, did not show anyone, tell everyone I knew - I remained to them a brother! He said, letting the line, read, they say, and cool down. I dug into writings that one, and there is one Latin. In the eyes, circles, in the brain of zeros, damned fear - disappear. After all, they simply started a medical history.
Другие песни исполнителя: