joseph b. - лагуна
текст песни
26
0 человек. считает текст песни верным
0 человек считают текст песни неверным
joseph b. - лагуна - оригинальный текст песни, перевод, видео
- Текст
- Перевод
I
Три старухи с вязаньем в глубоких креслах
толкуют в холле о муках крестных;
пансион "Аккадемиа" вместе со
всей Вселенной плывет к Рождеству под рокот
телевизора; сунув гроссбух под локоть,
клерк поворачивает колесо.
II
И восходит в свой номер на борт по трапу
постоялец, несущий в кармане граппу,
совершенный никто, человек в плаще,
потерявший память, отчизну, сына;
по горбу его плачет в лесах осина,
если кто-то плачет о нем вообще.
III
Венецийских церквей, как сервизов чайных,
слышен звон в коробке из-под случайных
жизней. Бронзовый осьминог
люстры в трельяже, заросшем ряской,
лижет набрякший слезами, лаской,
грязными снами сырой станок.
IV
Адриатика ночью восточным ветром
канал наполняет, как ванну, с верхом,
лодки качает, как люльки; фиш,
а не вол в изголовьи встает ночами,
и звезда морская в окне лучами
штору шевелит, покуда спишь.
V
Так и будем жить, заливая мертвой
водой стеклянной графина мокрый
пламень граппы, кромсая леща, а не
птицу-гуся, чтобы нас насытил
предок хордовый Твой, Спаситель,
зимней ночью в сырой стране.
VI
Рождество без снега, шаров и ели,
у моря, стесненного картой в теле;
створку моллюска пустив ко дну,
пряча лицо, но спиной пленяя,
Время выходит из волн, меняя
стрелку на башне -- ее одну.
VII
Тонущий город, где твердый разум
внезапно становится мокрым глазом,
где сфинксов северных южный брат,
знающий грамоте лев крылатый,
книгу захлопнув, не крикнет "ратуй!",
в плеске зеркал захлебнуться рад.
VIII
Гондолу бьет о гнилые сваи.
Звук отрицает себя, слова и
слух; а также державу ту,
где руки тянутся хвойным лесом
перед мелким, но хищным бесом
и слюну леденит во рту.
IX
Скрестим же с левой, вобравшей когти,
правую лапу, согнувши в локте;
жест получим, похожий на
молот в серпе, -- и, как чорт Солохе,
храбро покажем его эпохе,
принявшей образ дурного сна.
X
Тело в плаще обживает сферы,
где у Софии, Надежды, Веры
и Любви нет грядущего, но всегда
есть настоящее, сколь бы горек
не был вкус поцелуев эбре' и гоек,
и города, где стопа следа
XI
не оставляет -- как челн на глади
водной, любое пространство сзади,
взятое в цифрах, сводя к нулю --
не оставляет следов глубоких
на площадях, как "прощай" широких,
в улицах узких, как звук "люблю".
XII
Шпили, колонны, резьба, лепнина
арок, мостов и дворцов; взгляни на-
верх: увидишь улыбку льва
на охваченной ветров, как платьем, башне,
несокрушимой, как злак вне пашни,
с поясом времени вместо рва.
XIII
Ночь на Сан-Марко. Прохожий с мятым
лицом, сравнимым во тьме со снятым
с безымянного пальца кольцом, грызя
ноготь, смотрит, объят покоем,
в то "никуда", задержаться в коем
мысли можно, зрачку -- нельзя.
XIV
Там, за нигде, за его пределом
-- черным, бесцветным, возможно, белым --
есть какая-то вещь, предмет.
Может быть, тело. В эпоху тренья
скорость света есть скорость зренья;
даже тогда, когда света нет.
Три старухи с вязаньем в глубоких креслах
толкуют в холле о муках крестных;
пансион "Аккадемиа" вместе со
всей Вселенной плывет к Рождеству под рокот
телевизора; сунув гроссбух под локоть,
клерк поворачивает колесо.
II
И восходит в свой номер на борт по трапу
постоялец, несущий в кармане граппу,
совершенный никто, человек в плаще,
потерявший память, отчизну, сына;
по горбу его плачет в лесах осина,
если кто-то плачет о нем вообще.
III
Венецийских церквей, как сервизов чайных,
слышен звон в коробке из-под случайных
жизней. Бронзовый осьминог
люстры в трельяже, заросшем ряской,
лижет набрякший слезами, лаской,
грязными снами сырой станок.
IV
Адриатика ночью восточным ветром
канал наполняет, как ванну, с верхом,
лодки качает, как люльки; фиш,
а не вол в изголовьи встает ночами,
и звезда морская в окне лучами
штору шевелит, покуда спишь.
V
Так и будем жить, заливая мертвой
водой стеклянной графина мокрый
пламень граппы, кромсая леща, а не
птицу-гуся, чтобы нас насытил
предок хордовый Твой, Спаситель,
зимней ночью в сырой стране.
VI
Рождество без снега, шаров и ели,
у моря, стесненного картой в теле;
створку моллюска пустив ко дну,
пряча лицо, но спиной пленяя,
Время выходит из волн, меняя
стрелку на башне -- ее одну.
VII
Тонущий город, где твердый разум
внезапно становится мокрым глазом,
где сфинксов северных южный брат,
знающий грамоте лев крылатый,
книгу захлопнув, не крикнет "ратуй!",
в плеске зеркал захлебнуться рад.
VIII
Гондолу бьет о гнилые сваи.
Звук отрицает себя, слова и
слух; а также державу ту,
где руки тянутся хвойным лесом
перед мелким, но хищным бесом
и слюну леденит во рту.
IX
Скрестим же с левой, вобравшей когти,
правую лапу, согнувши в локте;
жест получим, похожий на
молот в серпе, -- и, как чорт Солохе,
храбро покажем его эпохе,
принявшей образ дурного сна.
X
Тело в плаще обживает сферы,
где у Софии, Надежды, Веры
и Любви нет грядущего, но всегда
есть настоящее, сколь бы горек
не был вкус поцелуев эбре' и гоек,
и города, где стопа следа
XI
не оставляет -- как челн на глади
водной, любое пространство сзади,
взятое в цифрах, сводя к нулю --
не оставляет следов глубоких
на площадях, как "прощай" широких,
в улицах узких, как звук "люблю".
XII
Шпили, колонны, резьба, лепнина
арок, мостов и дворцов; взгляни на-
верх: увидишь улыбку льва
на охваченной ветров, как платьем, башне,
несокрушимой, как злак вне пашни,
с поясом времени вместо рва.
XIII
Ночь на Сан-Марко. Прохожий с мятым
лицом, сравнимым во тьме со снятым
с безымянного пальца кольцом, грызя
ноготь, смотрит, объят покоем,
в то "никуда", задержаться в коем
мысли можно, зрачку -- нельзя.
XIV
Там, за нигде, за его пределом
-- черным, бесцветным, возможно, белым --
есть какая-то вещь, предмет.
Может быть, тело. В эпоху тренья
скорость света есть скорость зренья;
даже тогда, когда света нет.
I
Three old women with knitting in deep armchairs
interpreted in the lobby of the torment of godparents;
Akkademia boarding
The whole universe is floating for Christmas under the hollow
TV; Putting a grossbekh under the elbow,
The clerk turns the wheel.
II
And ascends to his number on board along the ladder
The guest that carries in the pocket of the grapp.
Nobody perfect, a man in a cloak,
lost memory, homeland, son;
He cries in the hump in the forests of aspen,
If someone cries about him in general.
III
Venice churches as a tea service,
a ringing in a random box is heard
lives. Bronze octopus
chandeliers in a trellis overgrown with duckweed,
licks that is repaired with tears, affection,
Dirty dreams of a raw machine.
IV
Adriatic at night by the eastern wind
The channel fills like a bath, with a top,
boats shakes like cradle; Fish,
and not the ox in the headlong rises at night,
and sea star in the window with rays
The curtain moves, as long as you sleep.
V
So we will live, flooding the dead
Water with a glass of a glass decanter is wet
Grappa flame, shirts, not
Gusy bird to saturate us
your choir of your chord, the Savior,
Winter night in a raw country.
VI
Christmas without snow, balls and ate,
by the sea, constrained by a card in the body;
Mollusk sash settled to the bottom,
hiding his face, but captivating with his back,
Time comes out of the waves, changing
The arrow on the tower is her one.
VII
Sinking city where a solid mind
suddenly becomes a wet eye,
where the Sphinxes are northern southern brother,
Lion Krylada, who knows literacy,
slamming the book, he will not shout "Tar!",
In the splash of mirrors, glad to choke.
VIII
The gondola hits rotten piles.
Sound denies himself, words and
hearing; and also the power of the one,
where the hands stretch the coniferous forest
Before a small but predatory demon
And the saliva shakes in the mouth.
IX
Cross with the left, absorbing the claws,
right paw, bent at the elbow;
We will get a gesture similar to
Hammer in a Serpa, and, like a clock,
We will bravely show it to the era,
taking the image of a bad dream.
X
The body in a cloak lives in spheres,
Where is Sofia, Hope, Vera
And there is no love to the future, but always
there is a present, how much bit
There was no taste of Ebrea kisses' and an glasses,
and cities where the foot foot
XI
does not leave - like a shuttle on the surface
water, any space behind,
taken in numbers, reducing to zero -
leaves no traces of deep
in the squares, as "goodbye" wide,
In the streets are narrow, like the sound "love".
XII
Spiers, columns, thread, stucco
arches, bridges and palaces; look at-
top: see the smile of a lion
on the wind covered, like a dress, a tower,
indestructible, like a cereal out of arable land,
With a time belt instead of a moat.
XIII
Night for San Marko. Passer -by with crumpled
a person comparable in the darkness with the
with a ring finger with a ring, gnawing
Noga, looks, is embraced by peace
now "nowhere", stay in which
Thoughts can be, a pupil is impossible.
XIV
There, nowhere, for his limit
-Black, colorless, possibly white-
There is some kind of thing, an object.
Maybe the body. In the era of trill
The speed of light is the speed of the zren;
Even when there is no light.
Three old women with knitting in deep armchairs
interpreted in the lobby of the torment of godparents;
Akkademia boarding
The whole universe is floating for Christmas under the hollow
TV; Putting a grossbekh under the elbow,
The clerk turns the wheel.
II
And ascends to his number on board along the ladder
The guest that carries in the pocket of the grapp.
Nobody perfect, a man in a cloak,
lost memory, homeland, son;
He cries in the hump in the forests of aspen,
If someone cries about him in general.
III
Venice churches as a tea service,
a ringing in a random box is heard
lives. Bronze octopus
chandeliers in a trellis overgrown with duckweed,
licks that is repaired with tears, affection,
Dirty dreams of a raw machine.
IV
Adriatic at night by the eastern wind
The channel fills like a bath, with a top,
boats shakes like cradle; Fish,
and not the ox in the headlong rises at night,
and sea star in the window with rays
The curtain moves, as long as you sleep.
V
So we will live, flooding the dead
Water with a glass of a glass decanter is wet
Grappa flame, shirts, not
Gusy bird to saturate us
your choir of your chord, the Savior,
Winter night in a raw country.
VI
Christmas without snow, balls and ate,
by the sea, constrained by a card in the body;
Mollusk sash settled to the bottom,
hiding his face, but captivating with his back,
Time comes out of the waves, changing
The arrow on the tower is her one.
VII
Sinking city where a solid mind
suddenly becomes a wet eye,
where the Sphinxes are northern southern brother,
Lion Krylada, who knows literacy,
slamming the book, he will not shout "Tar!",
In the splash of mirrors, glad to choke.
VIII
The gondola hits rotten piles.
Sound denies himself, words and
hearing; and also the power of the one,
where the hands stretch the coniferous forest
Before a small but predatory demon
And the saliva shakes in the mouth.
IX
Cross with the left, absorbing the claws,
right paw, bent at the elbow;
We will get a gesture similar to
Hammer in a Serpa, and, like a clock,
We will bravely show it to the era,
taking the image of a bad dream.
X
The body in a cloak lives in spheres,
Where is Sofia, Hope, Vera
And there is no love to the future, but always
there is a present, how much bit
There was no taste of Ebrea kisses' and an glasses,
and cities where the foot foot
XI
does not leave - like a shuttle on the surface
water, any space behind,
taken in numbers, reducing to zero -
leaves no traces of deep
in the squares, as "goodbye" wide,
In the streets are narrow, like the sound "love".
XII
Spiers, columns, thread, stucco
arches, bridges and palaces; look at-
top: see the smile of a lion
on the wind covered, like a dress, a tower,
indestructible, like a cereal out of arable land,
With a time belt instead of a moat.
XIII
Night for San Marko. Passer -by with crumpled
a person comparable in the darkness with the
with a ring finger with a ring, gnawing
Noga, looks, is embraced by peace
now "nowhere", stay in which
Thoughts can be, a pupil is impossible.
XIV
There, nowhere, for his limit
-Black, colorless, possibly white-
There is some kind of thing, an object.
Maybe the body. In the era of trill
The speed of light is the speed of the zren;
Even when there is no light.