Гелена Великанова - Плач по коммунальной квартире
текст песни
25
0 человек. считает текст песни верным
0 человек считают текст песни неверным
Гелена Великанова - Плач по коммунальной квартире - оригинальный текст песни, перевод, видео
- Текст
- Перевод
В нашенской квартире коммунальной,
деревянной и полуподвальной,
под плакатом Осоавиахима
общий счетчик слез висел незримо.
В нашенской квартире коммунальной
кухонька была исповедальней,
и оркестром всех кастрюлек сводным,
и судом, воистину народным.
Если говорила кухня: «Лярва», -
«Стерва» - означало популярно.
Если говорила кухня: «Рыло»,
означало - так оно и было.
В три ноздри три чайника фырчали,
трех семейств соединив печали,
и не допускала ссоры грязной
армия калош с подкладкой красной.
Стирка сразу шла на три корыта.
Лучшее в башку мне было вбито
каплями с чужих кальсон, висящих
на веревках в белых мокрых чащах.
Наволочки, будто бы подружки,
не скрывали тайн любой подушки,
и тельняшка слов стеснялась крепких
с вдовьей кофтой рядом на прищепках.
Если дома пела моя мама,
замирали в кухне мясорубки.
О чужом несчастье телеграмма
прожигала всем соседям руки.
В телефон, владевший коридором,
все секреты мы орали ором
и не знали фразы церемонной:
«Это разговор не телефонный».
Нас не унижала коммунальность,
ни в жратве, ни в храпе, ни в одеже.
Деньги как-то проще занимались,
ибо коммунальны были тоже.
Что-то нам шептал по-человечьи
коммунальный кран водопровода,
и воспринималось как-то легче
горе коммунальное народа.
И когда пришла Победа в мае,
ко всеобщей радости и плачу, -
все пластинки, заглушив трамваи,
коммунально взвыли «Кукарачу».
Взмыли в небо каски и береты.
За столами места всем хватило.
Вся страна сдвигала табуреты,
будто коммунальная квартира.
Плачу по квартире коммунальной,
многодетной и многострадальной,
где ушанки в дверь вносили вьюгу,
прижимаясь на гвоздях друг к другу.
Неужели я сбесился с жиру,
вспомнив коммунальную квартиру?
Не бесились мы, когда в ней жили
не на жире, а на комбижире.
Бешенство - оно пришло позднее.
Стали мы отдельней, стали злее.
Разделило, словно разжиренье,
бешенство хватанья, расширенья.
Были беды, а сегодня бедки,
а ведь хнычем в каждом разговоре.
Маленькие личные победки
победили нас и раскололи.
В двери вбили мы глазки дверные,
но не разглядеть в гляделки эти,
кто соседи наши по России,
кто соседи наши по планете.
Я хочу, чтоб всем всего хватило -
лишь бы мы душой не оскудели.
Дайте всем отдельные квартиры -
лишь бы души не были отдельны!
Со звериной болью поминальной
плачу по квартире коммунальной,
по ее доверчиво рисковой
двери бесцепочной, безглазковой.
И когда пенсионер в подпитье
заведет случайно «Кукарачу»,
плачу я по общей победе,
плачу я по общему плачу.
деревянной и полуподвальной,
под плакатом Осоавиахима
общий счетчик слез висел незримо.
В нашенской квартире коммунальной
кухонька была исповедальней,
и оркестром всех кастрюлек сводным,
и судом, воистину народным.
Если говорила кухня: «Лярва», -
«Стерва» - означало популярно.
Если говорила кухня: «Рыло»,
означало - так оно и было.
В три ноздри три чайника фырчали,
трех семейств соединив печали,
и не допускала ссоры грязной
армия калош с подкладкой красной.
Стирка сразу шла на три корыта.
Лучшее в башку мне было вбито
каплями с чужих кальсон, висящих
на веревках в белых мокрых чащах.
Наволочки, будто бы подружки,
не скрывали тайн любой подушки,
и тельняшка слов стеснялась крепких
с вдовьей кофтой рядом на прищепках.
Если дома пела моя мама,
замирали в кухне мясорубки.
О чужом несчастье телеграмма
прожигала всем соседям руки.
В телефон, владевший коридором,
все секреты мы орали ором
и не знали фразы церемонной:
«Это разговор не телефонный».
Нас не унижала коммунальность,
ни в жратве, ни в храпе, ни в одеже.
Деньги как-то проще занимались,
ибо коммунальны были тоже.
Что-то нам шептал по-человечьи
коммунальный кран водопровода,
и воспринималось как-то легче
горе коммунальное народа.
И когда пришла Победа в мае,
ко всеобщей радости и плачу, -
все пластинки, заглушив трамваи,
коммунально взвыли «Кукарачу».
Взмыли в небо каски и береты.
За столами места всем хватило.
Вся страна сдвигала табуреты,
будто коммунальная квартира.
Плачу по квартире коммунальной,
многодетной и многострадальной,
где ушанки в дверь вносили вьюгу,
прижимаясь на гвоздях друг к другу.
Неужели я сбесился с жиру,
вспомнив коммунальную квартиру?
Не бесились мы, когда в ней жили
не на жире, а на комбижире.
Бешенство - оно пришло позднее.
Стали мы отдельней, стали злее.
Разделило, словно разжиренье,
бешенство хватанья, расширенья.
Были беды, а сегодня бедки,
а ведь хнычем в каждом разговоре.
Маленькие личные победки
победили нас и раскололи.
В двери вбили мы глазки дверные,
но не разглядеть в гляделки эти,
кто соседи наши по России,
кто соседи наши по планете.
Я хочу, чтоб всем всего хватило -
лишь бы мы душой не оскудели.
Дайте всем отдельные квартиры -
лишь бы души не были отдельны!
Со звериной болью поминальной
плачу по квартире коммунальной,
по ее доверчиво рисковой
двери бесцепочной, безглазковой.
И когда пенсионер в подпитье
заведет случайно «Кукарачу»,
плачу я по общей победе,
плачу я по общему плачу.
In the nashenskaya apartment of the communal,
wooden and semi -basement,
Under the poster of Osoaviahim
The general counter of tears hung invisibly.
In the nashenskaya apartment of the communal
The kitchen was confessed,
and the orchestra of all pots of consolidated,
and the court, truly folk.
If she said the kitchen: “Larva” -
"Bitch" - meant popular.
If she said the kitchen: "snout"
meant - so it was.
Three nostrils three kerchings snapped,
three families connecting sorrow,
and did not allow the quarrels dirty
Army Kalosh with a red lining.
Washing immediately went to three troughs.
The best in the head was driven to me
drops from other people's piles hanging
On the ropes in white wet thickets.
Pillowcases, as if girlfriends,
did not hide the secrets of any pillow,
And the vest of words was shy
With a widow's sweater next to the clothespins.
If my mother sang at home,
The meat grinder froze in the kitchen.
About someone else's misfortune telegram
I burned my hands to all neighbors.
In the phone, who owned the corridor,
All the secrets we yelled at a question
And they did not know the phrases of the ceremonial:
"This is not a telephone conversation."
We were not humiliated by community,
Neither in the rein, nor in the snore, nor in the clothes.
Money was somehow easier to do,
For they were communal too.
Something whispered to us like human
The communal crane of water supply,
And it was perceived somehow easier
Mounting communal people.
And when the victory came in May,
to universal joy and cry, -
All plates, drowning the trams,
Communally howled “Kukarachu”.
We soared helmets and berets into the sky.
There was enough space at the tables.
The whole country moved stools,
Like a communal apartment.
I pay at the communal apartment,
large and long -suffering,
where the earflaps at the door brought a blizzard,
Clutching on the nails to each other.
Did I really have a fat.
Remembering the communal apartment?
We did not take off when we lived in it
Not on fat, but on a combi.
Rabies - it came later.
We became separate, became angrier.
Divided, like an infusion,
rabies of grasping, expansion.
There were troubles, and today is the troubles
But you have been fucking in every conversation.
Small personal victories
They won us and split us.
We drove the door to the door,
But do not see these peeps,
Who is our neighbors in Russia,
Who are our neighbors on the planet.
I want everything to be enough for everyone -
If only we were not impoverished.
Give everyone separate apartments -
If only the souls were not separate!
With animal pain in commemorative
I pay at the communal apartment,
her trustingly risky
The doors are demolitional, free -eyed.
And when a pensioner to drink
will accidentally start "Kukarachu",
I cry for a common victory,
I cry for a common cry.
wooden and semi -basement,
Under the poster of Osoaviahim
The general counter of tears hung invisibly.
In the nashenskaya apartment of the communal
The kitchen was confessed,
and the orchestra of all pots of consolidated,
and the court, truly folk.
If she said the kitchen: “Larva” -
"Bitch" - meant popular.
If she said the kitchen: "snout"
meant - so it was.
Three nostrils three kerchings snapped,
three families connecting sorrow,
and did not allow the quarrels dirty
Army Kalosh with a red lining.
Washing immediately went to three troughs.
The best in the head was driven to me
drops from other people's piles hanging
On the ropes in white wet thickets.
Pillowcases, as if girlfriends,
did not hide the secrets of any pillow,
And the vest of words was shy
With a widow's sweater next to the clothespins.
If my mother sang at home,
The meat grinder froze in the kitchen.
About someone else's misfortune telegram
I burned my hands to all neighbors.
In the phone, who owned the corridor,
All the secrets we yelled at a question
And they did not know the phrases of the ceremonial:
"This is not a telephone conversation."
We were not humiliated by community,
Neither in the rein, nor in the snore, nor in the clothes.
Money was somehow easier to do,
For they were communal too.
Something whispered to us like human
The communal crane of water supply,
And it was perceived somehow easier
Mounting communal people.
And when the victory came in May,
to universal joy and cry, -
All plates, drowning the trams,
Communally howled “Kukarachu”.
We soared helmets and berets into the sky.
There was enough space at the tables.
The whole country moved stools,
Like a communal apartment.
I pay at the communal apartment,
large and long -suffering,
where the earflaps at the door brought a blizzard,
Clutching on the nails to each other.
Did I really have a fat.
Remembering the communal apartment?
We did not take off when we lived in it
Not on fat, but on a combi.
Rabies - it came later.
We became separate, became angrier.
Divided, like an infusion,
rabies of grasping, expansion.
There were troubles, and today is the troubles
But you have been fucking in every conversation.
Small personal victories
They won us and split us.
We drove the door to the door,
But do not see these peeps,
Who is our neighbors in Russia,
Who are our neighbors on the planet.
I want everything to be enough for everyone -
If only we were not impoverished.
Give everyone separate apartments -
If only the souls were not separate!
With animal pain in commemorative
I pay at the communal apartment,
her trustingly risky
The doors are demolitional, free -eyed.
And when a pensioner to drink
will accidentally start "Kukarachu",
I cry for a common victory,
I cry for a common cry.
Другие песни исполнителя: