Григорий Зингер - Акколада
текст песни
13
0 человек. считает текст песни верным
0 человек считают текст песни неверным
Григорий Зингер - Акколада - оригинальный текст песни, перевод, видео
- Текст
- Перевод
Акколада
Монолог в шести частях
I
На часах 20:41. За окном ноябрь.
Я смотрю на нее, на обои, на канделябр,
достаю из кармана помятую пачку «Явы».
Неудобство момента становится слишком явным.
Часовой механизм забивает в затылок гвозди.
«Извини» — говорю, — «что явился нежданным гостем».
Небо сыплет слепящую мелочь из всех заначек.
«Выпить хочешь?»
Берет меня за руку.
«Бедный мальчик…»
II
Эти строки — не ей. Это все бессердечный приступ.
Если выйти в особенно темную ночь на пристань —
можно видеть, как режет волну за волной Голландец.
Поклонись за меня покровителю мрачных пьяниц,
мизантропов и циников. Если ему есть дело.
Симпатичная дева — единственно верный демон —
рассекая, подобно Голландцу, фальшивый Хронос,
оставляет на месте Вселенной нетленный голос.
III
Никогда не любил сослагательного. Так лучше.
Это было в апреле. Она говорила: «Слушай,
мы могли бы поехать куда-нибудь этим летом,
если б ты перестал представлять из себя поэта
и пошел на работу». О, как это справедливо.
Мы расстались изысканным вечером у залива.
«Ты бы мог» — она плакала — «стать в моей жизни вехой…»
Все сложилось весьма полноценно.
И я уехал.
IV
Даже мертвый писатель — прекраснейший собеседник.
Посидишь на крыльце под басами ветров осенних,
покидаешься хлебными крошками в крыс крылатых,
приоткроешь замызганный том.
«Господин Довлатов,
я как будто священной рукой из обоймы выбит.
Расскажите, что делать?» — «Сначала нам надо выпить».
Про себя констатируешь: «Книга — всегда во благо»,
посчитаешь меляк и направишься до продмага.
V
Нам с натяжкой хватает единственной акколады.
Может быть, оттого, променявший на перья — ладан,
на чернила — елей, я леплю за пределы стана
лейтмотив Лоэнгрина, привязанного к Тристану.
Весь комизм ситуации в том, что за бледным морем
bella donna сидит на камнях. Ее вид — минорен.
Она пишет, как я, не задумываясь. К тому же,
она делает это намного, намного лучше.
VI
Корабли, сигареты, крюки, моряки, ундины —
в беспринципном потоке сознания все едино.
Как едины черты обитательниц бывших комнат,
из которых, как водится, можно составить город.
Эти строки — не им. Не тебе. И не мне.
Неважно.
Есть унылое царство. И там я стою на страже,
выжидая момент, чтобы тронуться в путь-дорогу.
Помолись за меня абсолютно любому богу.
Монолог в шести частях
I
На часах 20:41. За окном ноябрь.
Я смотрю на нее, на обои, на канделябр,
достаю из кармана помятую пачку «Явы».
Неудобство момента становится слишком явным.
Часовой механизм забивает в затылок гвозди.
«Извини» — говорю, — «что явился нежданным гостем».
Небо сыплет слепящую мелочь из всех заначек.
«Выпить хочешь?»
Берет меня за руку.
«Бедный мальчик…»
II
Эти строки — не ей. Это все бессердечный приступ.
Если выйти в особенно темную ночь на пристань —
можно видеть, как режет волну за волной Голландец.
Поклонись за меня покровителю мрачных пьяниц,
мизантропов и циников. Если ему есть дело.
Симпатичная дева — единственно верный демон —
рассекая, подобно Голландцу, фальшивый Хронос,
оставляет на месте Вселенной нетленный голос.
III
Никогда не любил сослагательного. Так лучше.
Это было в апреле. Она говорила: «Слушай,
мы могли бы поехать куда-нибудь этим летом,
если б ты перестал представлять из себя поэта
и пошел на работу». О, как это справедливо.
Мы расстались изысканным вечером у залива.
«Ты бы мог» — она плакала — «стать в моей жизни вехой…»
Все сложилось весьма полноценно.
И я уехал.
IV
Даже мертвый писатель — прекраснейший собеседник.
Посидишь на крыльце под басами ветров осенних,
покидаешься хлебными крошками в крыс крылатых,
приоткроешь замызганный том.
«Господин Довлатов,
я как будто священной рукой из обоймы выбит.
Расскажите, что делать?» — «Сначала нам надо выпить».
Про себя констатируешь: «Книга — всегда во благо»,
посчитаешь меляк и направишься до продмага.
V
Нам с натяжкой хватает единственной акколады.
Может быть, оттого, променявший на перья — ладан,
на чернила — елей, я леплю за пределы стана
лейтмотив Лоэнгрина, привязанного к Тристану.
Весь комизм ситуации в том, что за бледным морем
bella donna сидит на камнях. Ее вид — минорен.
Она пишет, как я, не задумываясь. К тому же,
она делает это намного, намного лучше.
VI
Корабли, сигареты, крюки, моряки, ундины —
в беспринципном потоке сознания все едино.
Как едины черты обитательниц бывших комнат,
из которых, как водится, можно составить город.
Эти строки — не им. Не тебе. И не мне.
Неважно.
Есть унылое царство. И там я стою на страже,
выжидая момент, чтобы тронуться в путь-дорогу.
Помолись за меня абсолютно любому богу.
Accolade
Six parts monologue
I
On the clock 20:41. Outside the window November.
I look at her, at the wallpaper, at the candelabr
I take out the rumpled pack "Java" from my pocket.
The inconvenience of the moment becomes too obvious.
The clock mechanism clogs nails into the back of the head.
“Sorry,” I say, “that he was an unexpected guest.”
The sky is pouring a blinding trifle of all the stoops.
"Do you want to drink?"
He takes my hand.
"Poor boy…"
II
These lines are not to her. This is all a heartless attack.
If you go out on a particularly dark night on the pier -
You can see how the Wave behind the wave of the Dutchman cuts.
Bow for me the patron saint of gloomy drunkards,
Misanthropes and cynics. If he is dealing.
A pretty virgin is the only true demon -
dissecting, like a Dutchman, a false chrono,
A incorrect voice leaves in place of the Universe.
III
I never loved the subjunctive. That's better.
It was in April. She said: “Listen,
We could go somewhere this summer,
If you have stopped representing yourself as a poet
And went to work. " Oh, how fair it is.
We broke up an exquisite evening by the bay.
“You could” - she cried - “To become a milestone in my life ...”
Everything turned out very fully.
And I left.
IV
Even the dead writer is the most beautiful interlocutor.
Sit on the porch under the bass of autumn winds,
You leave with bread crumbs in winged rats,
Cover the shabby volume.
"Mr. Dovlatov,
It is as if I was knocked out of the clip with a sacred hand.
Tell us what to do? " “First we need to drink.”
You state to yourself: "The book is always good",
Calculate the memorial and go to the prodmag.
V
We have the only Accident with a stretch.
Maybe, therefore, exchanging for feathers - incense,
on ink - fir trees, I sculpt outside the camp
Lieutmotive LoEngrin, tied to Tristan.
The whole comic of the situation is that behind the pale sea
Bella Donna sits on the stones. Her appearance is minoren.
She writes how I, without hesitation. Besides,
She does it much, much better.
VI
Ships, cigarettes, hooks, sailors, Undins -
In the unprincipled stream of consciousness, everything is one.
How the features of the inhabitants of former rooms are united,
Of which, as usual, you can make a city.
These lines are not to them. Not for you. And not to me.
Doesn't matter.
There is a dull kingdom. And there I stand on guard
Waiting for the moment to set off on the road.
Pray for me absolutely any God.
Six parts monologue
I
On the clock 20:41. Outside the window November.
I look at her, at the wallpaper, at the candelabr
I take out the rumpled pack "Java" from my pocket.
The inconvenience of the moment becomes too obvious.
The clock mechanism clogs nails into the back of the head.
“Sorry,” I say, “that he was an unexpected guest.”
The sky is pouring a blinding trifle of all the stoops.
"Do you want to drink?"
He takes my hand.
"Poor boy…"
II
These lines are not to her. This is all a heartless attack.
If you go out on a particularly dark night on the pier -
You can see how the Wave behind the wave of the Dutchman cuts.
Bow for me the patron saint of gloomy drunkards,
Misanthropes and cynics. If he is dealing.
A pretty virgin is the only true demon -
dissecting, like a Dutchman, a false chrono,
A incorrect voice leaves in place of the Universe.
III
I never loved the subjunctive. That's better.
It was in April. She said: “Listen,
We could go somewhere this summer,
If you have stopped representing yourself as a poet
And went to work. " Oh, how fair it is.
We broke up an exquisite evening by the bay.
“You could” - she cried - “To become a milestone in my life ...”
Everything turned out very fully.
And I left.
IV
Even the dead writer is the most beautiful interlocutor.
Sit on the porch under the bass of autumn winds,
You leave with bread crumbs in winged rats,
Cover the shabby volume.
"Mr. Dovlatov,
It is as if I was knocked out of the clip with a sacred hand.
Tell us what to do? " “First we need to drink.”
You state to yourself: "The book is always good",
Calculate the memorial and go to the prodmag.
V
We have the only Accident with a stretch.
Maybe, therefore, exchanging for feathers - incense,
on ink - fir trees, I sculpt outside the camp
Lieutmotive LoEngrin, tied to Tristan.
The whole comic of the situation is that behind the pale sea
Bella Donna sits on the stones. Her appearance is minoren.
She writes how I, without hesitation. Besides,
She does it much, much better.
VI
Ships, cigarettes, hooks, sailors, Undins -
In the unprincipled stream of consciousness, everything is one.
How the features of the inhabitants of former rooms are united,
Of which, as usual, you can make a city.
These lines are not to them. Not for you. And not to me.
Doesn't matter.
There is a dull kingdom. And there I stand on guard
Waiting for the moment to set off on the road.
Pray for me absolutely any God.