pelimsky - v2
текст песни
24
0 человек. считает текст песни верным
0 человек считают текст песни неверным
pelimsky - v2 - оригинальный текст песни, перевод, видео
- Текст
- Перевод
Говоря откровенно,
она застала меня в поезде
несущемся из декабрьской скуки
в январский шторм.
Эстетика рельс возбуждает.
Когда мы, не думая ни о чем,
говорили о нашей свободе,
укутавшись кольцами дыма
одинокого декабря,
что запутал нас венами будней.
Она становилась чем-то безумным хорошим
в чем-то обыденно плохом.
Приоткрытое настежь окно
стало символом нашей веры,
в то, что малое может вместить
миллионы великий идей.
Это мягкое откровение
вкуса запаха и молока,
что зависло в подушечках пальцев
у ее остроклювых ключиц.
Это пепел прошедших минут,
что падает плавно в колодец
воздушных материй, прошитых
неловкими криками рук.
Моя-ёё истерия
это воздушный поток
и я выдыхаю воздух
в свой настоящий воздух.
в свой кислород.
Поезд тянет вагоны
в весенние кудри. Ты знаешь,
степень наибольшей свободы
безусловно изменится с опытом,
но в топе моих темниц
она — Алькатрас, не меньше.
я в плену у ее ключиц,
и в этом же и повинен.
Но за шторкой тюремных решеток,
слишком много свободных людей.
И это ломает формат.
формат параллельных линий
рельс, шпал и вагонов.
Тонкая линия между
диа- и моно-логом
между диа- и моно-.
Колесницами звезд
проносились пустые мысли.
просто воздух
в легких томных бульваров.
и как все может идти не по плану,
если не может быть плана.
Ровная дорожка приводит
к расширенным зрачкам,
но никак не к побегу от скуки.
И каждый мой новый текст
это символ, движения рук,
что сжимают ее за горло.
Шорох бумажных листов,
опускающихся в океан
ее одеяльных хребтов.
Это - молодость. В эстетизме.
В нашем бегстве от суеты.
В страхе быть переменным.
И в готовности быть таковым.
Умение говорить красиво
о не доведенном до конца
становится до конца
не доведенным делом.
Солнце встает и садится.
Город молчит.
Фигуры смотрят в упор.
Моя жизнь стянулась
в упертый эксельсиор.
Но все больше напоминает
эндшпиль.
она застала меня в поезде
несущемся из декабрьской скуки
в январский шторм.
Эстетика рельс возбуждает.
Когда мы, не думая ни о чем,
говорили о нашей свободе,
укутавшись кольцами дыма
одинокого декабря,
что запутал нас венами будней.
Она становилась чем-то безумным хорошим
в чем-то обыденно плохом.
Приоткрытое настежь окно
стало символом нашей веры,
в то, что малое может вместить
миллионы великий идей.
Это мягкое откровение
вкуса запаха и молока,
что зависло в подушечках пальцев
у ее остроклювых ключиц.
Это пепел прошедших минут,
что падает плавно в колодец
воздушных материй, прошитых
неловкими криками рук.
Моя-ёё истерия
это воздушный поток
и я выдыхаю воздух
в свой настоящий воздух.
в свой кислород.
Поезд тянет вагоны
в весенние кудри. Ты знаешь,
степень наибольшей свободы
безусловно изменится с опытом,
но в топе моих темниц
она — Алькатрас, не меньше.
я в плену у ее ключиц,
и в этом же и повинен.
Но за шторкой тюремных решеток,
слишком много свободных людей.
И это ломает формат.
формат параллельных линий
рельс, шпал и вагонов.
Тонкая линия между
диа- и моно-логом
между диа- и моно-.
Колесницами звезд
проносились пустые мысли.
просто воздух
в легких томных бульваров.
и как все может идти не по плану,
если не может быть плана.
Ровная дорожка приводит
к расширенным зрачкам,
но никак не к побегу от скуки.
И каждый мой новый текст
это символ, движения рук,
что сжимают ее за горло.
Шорох бумажных листов,
опускающихся в океан
ее одеяльных хребтов.
Это - молодость. В эстетизме.
В нашем бегстве от суеты.
В страхе быть переменным.
И в готовности быть таковым.
Умение говорить красиво
о не доведенном до конца
становится до конца
не доведенным делом.
Солнце встает и садится.
Город молчит.
Фигуры смотрят в упор.
Моя жизнь стянулась
в упертый эксельсиор.
Но все больше напоминает
эндшпиль.
Frankly speaking
She found me on the train
rushing from December
In the January storm.
The aesthetics of the rail excites.
When we, without thinking about anything,
talked about our freedom
Wrapping up the rings of smoke
lonely December,
That he confused us with the veins of everyday life.
She became something crazy good
In some ways it is ordinary bad.
Ajeted window
has become a symbol of our faith,
that the small can accommodate
Millions of great ideas.
This is a soft revelation
the taste of smell and milk,
what hung in the fingertips
Its sharply -cloud clashes.
These are the ashes of the past minutes
that falls smoothly into the well
air matters, stitched
ill -winged cries of hands.
Mine is hysteria
This is an air flow
And I exhale the air
In your real air.
In your oxygen.
The train pulls wagons
In the spring curls. You know,
The degree of greatest freedom
will certainly change with experience,
But in my tops
She is Alcatraz, no less.
I'm captured by her collarbone,
And in the same and guilty.
But behind the curtain of prison grates,
Too many free people.
And it breaks the format.
Parallel lines format
Rail, sleepers and wagons.
A thin line between
Dia- and mono-program
Between the dia- and mono-.
Chariots of stars
Empty thoughts flashed.
Just air
In light languid boulevards.
And how can everyone go wrong
If there may be a plan.
The flat path leads
to extended pupils,
But no way to run away from boredom.
And every new text is
This is a symbol, hand movements,
that they squeeze her by the throat.
The rustle of paper sheets,
falling into the ocean
Her blanket ridges.
This is youth. In aesthetics.
In our flight from the hustle and bustle.
In fear to be variable.
And in readiness to be such.
The ability to speak beautifully
About not completed to the end
It becomes to the end
not brought in the matter.
The sun rises and sits down.
The city is silent.
Figures are at point blank.
My life was drawn
In the stubborn exelfir.
But more and more reminds
endgame.
She found me on the train
rushing from December
In the January storm.
The aesthetics of the rail excites.
When we, without thinking about anything,
talked about our freedom
Wrapping up the rings of smoke
lonely December,
That he confused us with the veins of everyday life.
She became something crazy good
In some ways it is ordinary bad.
Ajeted window
has become a symbol of our faith,
that the small can accommodate
Millions of great ideas.
This is a soft revelation
the taste of smell and milk,
what hung in the fingertips
Its sharply -cloud clashes.
These are the ashes of the past minutes
that falls smoothly into the well
air matters, stitched
ill -winged cries of hands.
Mine is hysteria
This is an air flow
And I exhale the air
In your real air.
In your oxygen.
The train pulls wagons
In the spring curls. You know,
The degree of greatest freedom
will certainly change with experience,
But in my tops
She is Alcatraz, no less.
I'm captured by her collarbone,
And in the same and guilty.
But behind the curtain of prison grates,
Too many free people.
And it breaks the format.
Parallel lines format
Rail, sleepers and wagons.
A thin line between
Dia- and mono-program
Between the dia- and mono-.
Chariots of stars
Empty thoughts flashed.
Just air
In light languid boulevards.
And how can everyone go wrong
If there may be a plan.
The flat path leads
to extended pupils,
But no way to run away from boredom.
And every new text is
This is a symbol, hand movements,
that they squeeze her by the throat.
The rustle of paper sheets,
falling into the ocean
Her blanket ridges.
This is youth. In aesthetics.
In our flight from the hustle and bustle.
In fear to be variable.
And in readiness to be such.
The ability to speak beautifully
About not completed to the end
It becomes to the end
not brought in the matter.
The sun rises and sits down.
The city is silent.
Figures are at point blank.
My life was drawn
In the stubborn exelfir.
But more and more reminds
endgame.
Другие песни исполнителя: