Вертинский - Над розовым морем сл.-Г.Иванов
текст песни
42
0 человек. считает текст песни верным
0 человек считают текст песни неверным
Вертинский - Над розовым морем сл.-Г.Иванов - оригинальный текст песни, перевод, видео
- Текст
- Перевод
Слова Георгий Иванов, музыка Александр Вертинский
Над розовым морем вставала луна
Во льду зеленела бутылка вина
И томно кружились влюбленные пары
Под жалобный рокот гавайской гитары.
- Послушай. О как это было давно,
Такое же море и то же вино.
Мне кажется будто и музыка та же
Послушай, послушай,- мне кажется даже.
- Нет, вы ошибаетесь, друг дорогой.
Мы жили тогда на планете другой
И слишком устали и слишком стары
Для этого вальса и этой гитары.
Из «Отплытие на остров Цитеру» 1937 года.
В эмиграции Иванов возглавил «парижскую ноту» — группу соратников, провозгласивших отход от любых иллюзий, поиск «последней» простоты для выражения в литературе вечных тем. Эти принципы выразились в сборниках «Розы» (1931), «Отплытие на остров Цитеру:» (1937), «Портрет без сходства» (1950).
От поэзии Иванова зарубежных лет исходит некая «двойная» магия — предельной щемящей искренности в авторском самопостижении и дерзкой иронии над миром. Но обе эти стихии лирики, со временем постоянно углубляясь, так слились между собой, что породили трагическую мудрость, как бы лишенную конкретных чувств (обреченности, отчаяния или жажды развенчания сущего).
В 1937 г. Иванов издаст «Отплытие на остров Цитеру», в которой отчаяние и одиночество уже берут верх безусловно (отчаяние нарастало все тридцатые годы). Прежде всего, автор расстается с милым образом России в стихотворении "Россия - счастие, Россия - свет".
Монотонный, бормочущий повтор «Снега, снега, снега» — это попытка заговорить, заклясть небытие, пустоту. «Снега» подобны смертному савану. Всё стихотворение — попытка назвать неназываемое — то, что когда-то имело имя «Россия».
В тот же год Иванов написал «Распад атома». Мир «Распада атома» — мир, в котором рухнули 3 опоры: умерла вера в Бога. Умерла Россия. Умерло искусство. Ницше когда-то с богоборческой отчаянной радостью и решимостью громко возвещал: «Бог умер! Бог не воскреснет! И мы его убили! <…> Никогда не было совершено дела более великого, и кто родится после нас, будет благодаря этому деянию принадлежать к истории высшей, чем вся прежняя история!» (82 год). Через 12 лет родился Иванов. Мир постепенно привыкал жить без Бога. Мировая война и революция в России убили веру в прогресс. «Серебряный век» обоготворил искусство и Красоту. Щедрую дань почитанию искусства как высшей ценности бытия отдал в юности и Георгий Иванов, вошедший в изящную словесность как младоакмеист. В 37 г., за год до издания «Распада атома» литературный критик Владимир Вейдле напечатал трактат, названный «Умирание искусства», он завершался словами: «Последняя отторженность от религии, от религиозного мышления, от укорененного в религии миросозерцания и миропостроения (заменяемого рассудочным мироразложением) не то что отдаляет искусство от церкви, делает его нерелигиозным, светским; она отнимает у него жизнь. Без видимой связи с религией искусство существовало долгие века. Но невидимая связь в эти века не прерывалась. <…> От смерти не выздоравливают. Искусство — не больной, ожидающий врача, а мертвый, чающий воскресения. Оно восстанет из гроба в сожигающем свете религиозного прозрения, или, отслужив по нем скорбную панихиду, нам придется его прах предать земле» (Вейдле В. Умирание искусства)
После Первой мировой войны, исчезновения старой России, вместе с ослаблением православия и вообще христианства, искусства (будь то музыка реальная или музыка в блоковском смысле) умирают, ибо их уже ничто не питает.
Такое восприятие жизни (понимание объективного трагизма существования) у многих эмигрантов.
При всём негативе позднее творчество очень философское, с проблесками, в которых все опровергаемые ценности утверждаются:
"Даже больше того. И совсем я не здесь,
Не на юге, а в северной царской столице.
Там остался я жить. Настоящий. Я - весь.
Эмигрантская быль мне всего только снится --
И Берлин, и Париж, и постылая Ницца.
Над розовым морем вставала луна
Во льду зеленела бутылка вина
И томно кружились влюбленные пары
Под жалобный рокот гавайской гитары.
- Послушай. О как это было давно,
Такое же море и то же вино.
Мне кажется будто и музыка та же
Послушай, послушай,- мне кажется даже.
- Нет, вы ошибаетесь, друг дорогой.
Мы жили тогда на планете другой
И слишком устали и слишком стары
Для этого вальса и этой гитары.
Из «Отплытие на остров Цитеру» 1937 года.
В эмиграции Иванов возглавил «парижскую ноту» — группу соратников, провозгласивших отход от любых иллюзий, поиск «последней» простоты для выражения в литературе вечных тем. Эти принципы выразились в сборниках «Розы» (1931), «Отплытие на остров Цитеру:» (1937), «Портрет без сходства» (1950).
От поэзии Иванова зарубежных лет исходит некая «двойная» магия — предельной щемящей искренности в авторском самопостижении и дерзкой иронии над миром. Но обе эти стихии лирики, со временем постоянно углубляясь, так слились между собой, что породили трагическую мудрость, как бы лишенную конкретных чувств (обреченности, отчаяния или жажды развенчания сущего).
В 1937 г. Иванов издаст «Отплытие на остров Цитеру», в которой отчаяние и одиночество уже берут верх безусловно (отчаяние нарастало все тридцатые годы). Прежде всего, автор расстается с милым образом России в стихотворении "Россия - счастие, Россия - свет".
Монотонный, бормочущий повтор «Снега, снега, снега» — это попытка заговорить, заклясть небытие, пустоту. «Снега» подобны смертному савану. Всё стихотворение — попытка назвать неназываемое — то, что когда-то имело имя «Россия».
В тот же год Иванов написал «Распад атома». Мир «Распада атома» — мир, в котором рухнули 3 опоры: умерла вера в Бога. Умерла Россия. Умерло искусство. Ницше когда-то с богоборческой отчаянной радостью и решимостью громко возвещал: «Бог умер! Бог не воскреснет! И мы его убили! <…> Никогда не было совершено дела более великого, и кто родится после нас, будет благодаря этому деянию принадлежать к истории высшей, чем вся прежняя история!» (82 год). Через 12 лет родился Иванов. Мир постепенно привыкал жить без Бога. Мировая война и революция в России убили веру в прогресс. «Серебряный век» обоготворил искусство и Красоту. Щедрую дань почитанию искусства как высшей ценности бытия отдал в юности и Георгий Иванов, вошедший в изящную словесность как младоакмеист. В 37 г., за год до издания «Распада атома» литературный критик Владимир Вейдле напечатал трактат, названный «Умирание искусства», он завершался словами: «Последняя отторженность от религии, от религиозного мышления, от укорененного в религии миросозерцания и миропостроения (заменяемого рассудочным мироразложением) не то что отдаляет искусство от церкви, делает его нерелигиозным, светским; она отнимает у него жизнь. Без видимой связи с религией искусство существовало долгие века. Но невидимая связь в эти века не прерывалась. <…> От смерти не выздоравливают. Искусство — не больной, ожидающий врача, а мертвый, чающий воскресения. Оно восстанет из гроба в сожигающем свете религиозного прозрения, или, отслужив по нем скорбную панихиду, нам придется его прах предать земле» (Вейдле В. Умирание искусства)
После Первой мировой войны, исчезновения старой России, вместе с ослаблением православия и вообще христианства, искусства (будь то музыка реальная или музыка в блоковском смысле) умирают, ибо их уже ничто не питает.
Такое восприятие жизни (понимание объективного трагизма существования) у многих эмигрантов.
При всём негативе позднее творчество очень философское, с проблесками, в которых все опровергаемые ценности утверждаются:
"Даже больше того. И совсем я не здесь,
Не на юге, а в северной царской столице.
Там остался я жить. Настоящий. Я - весь.
Эмигрантская быль мне всего только снится --
И Берлин, и Париж, и постылая Ницца.
Words Georgy Ivanov, Music Alexander Vertinsky
A moon got over the pink sea
A bottle of wine turned green in the ice
And languidly circled in love couples
Under the mournful roar of the Hawaiian guitar.
- Listen. Oh how it was a long time ago
The same sea and the same wine.
It seems to me that the music is the same
Listen, listen,- it seems to me even.
- No, you are mistaken, dear friend.
We lived then on the planet another
And too tired and too old
For this, the waltz and this guitar.
From the "Oppry to the Island" of 1937.
In exile, Ivanov headed the “Paris Note” - a group of associates who proclaimed a departure from any illusions, the search for “last” simplicity for expressing eternal topics in the literature. These principles were expressed in the collections of “Roses” (1931), “Oppry to the island of the Civil:” (1937), “Portrait without similarity” (1950).
From the poetry of Ivanov of Foreign years, a certain “double” magic proceeds - the maximum nursing sincerity in the author’s self -use and the daring irony over the world. But both of these elements of the lyrics, over time, constantly deepened, so merged with each other that they gave rise to tragic wisdom, as if devoid of specific feelings (doom, despair or thirst for debunking of existing).
In 1937, Ivanov will publish “sailing to the island of a citer”, in which despair and loneliness are already undertaken by unconditionally (despair increased all the thirties). First of all, the author parted with the dear way of Russia in the poem "Russia - Happiness, Russia - Light."
The monotonous, mumbled repetition of “snow, snow, snow” is an attempt to speak, swallow non -existence, void. "Snow" is similar to the mortal Savan. The whole poem is an attempt to name the unaware-what once had the name "Russia".
In the same year, Ivanov wrote “The collapse of the atom”. The world of “the collapse of the atom” is a world in which 3 supports collapsed: faith in God died. Russia died. Art died. Nietzsche once with the Bogoborian desperate joy and determination loudly announced: “God died! God will not resurrect! And we killed him! <...> The work of a greater has never been done, and whoever will be born after us will be due to this act belong to the history of the highest than the whole former story! ” (82 years). After 12 years, Ivanov was born. The world gradually got used to living without God. World War and Revolution in Russia killed faith in progress. The Silver Age enriched art and beauty. The generous tribute to the veneration of art as the highest value of being was given in his youth, Georgy Ivanov, who entered the elegant literature as a youngacmeist. In 37, a year before the publication of the “collapse of the atom”, the literary critic Vladimir Weidle printed a treatise, called the “dying of art”, he ended with the words: “The last rejection from religion, from religious thinking, from the religion of worldview and world -building (replaced by rational peacekeeping) not only moving art from the Church, makes it non -religious, secular; She takes his life from him. Without a visible connection with religion, art existed for many centuries. But the invisible connection in these centuries was not interrupted. <...> Do not recover from death. Art is not a sick, awaiting a doctor, but a dead, bowing resurrection. It will rebel from the coffin in the cohabiting light of religious insight, or, having served a mournful requiem along it, we will have to turn its ashes to the earth ”(Vaidla V. The dying of art)
After the First World War, the disappearance of old Russia, along with the weakening of Orthodoxy and in general Christianity, art (whether it is real music or music in a bloc), for no longer nourishes them.
Such a perception of life (understanding of the objective tragedy of existence) among many emigrants.
With all the negative later, the work is very philosophical, with glimpses in which all refuted values are approved:
"Even more than that. And I'm not here at all,
Not in the south, but in the northern tsarist capital.
I stayed there. Real. I am all.
I just dream of an emigrant past -
And Berlin, and Paris, and the Shameful Nice.
A moon got over the pink sea
A bottle of wine turned green in the ice
And languidly circled in love couples
Under the mournful roar of the Hawaiian guitar.
- Listen. Oh how it was a long time ago
The same sea and the same wine.
It seems to me that the music is the same
Listen, listen,- it seems to me even.
- No, you are mistaken, dear friend.
We lived then on the planet another
And too tired and too old
For this, the waltz and this guitar.
From the "Oppry to the Island" of 1937.
In exile, Ivanov headed the “Paris Note” - a group of associates who proclaimed a departure from any illusions, the search for “last” simplicity for expressing eternal topics in the literature. These principles were expressed in the collections of “Roses” (1931), “Oppry to the island of the Civil:” (1937), “Portrait without similarity” (1950).
From the poetry of Ivanov of Foreign years, a certain “double” magic proceeds - the maximum nursing sincerity in the author’s self -use and the daring irony over the world. But both of these elements of the lyrics, over time, constantly deepened, so merged with each other that they gave rise to tragic wisdom, as if devoid of specific feelings (doom, despair or thirst for debunking of existing).
In 1937, Ivanov will publish “sailing to the island of a citer”, in which despair and loneliness are already undertaken by unconditionally (despair increased all the thirties). First of all, the author parted with the dear way of Russia in the poem "Russia - Happiness, Russia - Light."
The monotonous, mumbled repetition of “snow, snow, snow” is an attempt to speak, swallow non -existence, void. "Snow" is similar to the mortal Savan. The whole poem is an attempt to name the unaware-what once had the name "Russia".
In the same year, Ivanov wrote “The collapse of the atom”. The world of “the collapse of the atom” is a world in which 3 supports collapsed: faith in God died. Russia died. Art died. Nietzsche once with the Bogoborian desperate joy and determination loudly announced: “God died! God will not resurrect! And we killed him! <...> The work of a greater has never been done, and whoever will be born after us will be due to this act belong to the history of the highest than the whole former story! ” (82 years). After 12 years, Ivanov was born. The world gradually got used to living without God. World War and Revolution in Russia killed faith in progress. The Silver Age enriched art and beauty. The generous tribute to the veneration of art as the highest value of being was given in his youth, Georgy Ivanov, who entered the elegant literature as a youngacmeist. In 37, a year before the publication of the “collapse of the atom”, the literary critic Vladimir Weidle printed a treatise, called the “dying of art”, he ended with the words: “The last rejection from religion, from religious thinking, from the religion of worldview and world -building (replaced by rational peacekeeping) not only moving art from the Church, makes it non -religious, secular; She takes his life from him. Without a visible connection with religion, art existed for many centuries. But the invisible connection in these centuries was not interrupted. <...> Do not recover from death. Art is not a sick, awaiting a doctor, but a dead, bowing resurrection. It will rebel from the coffin in the cohabiting light of religious insight, or, having served a mournful requiem along it, we will have to turn its ashes to the earth ”(Vaidla V. The dying of art)
After the First World War, the disappearance of old Russia, along with the weakening of Orthodoxy and in general Christianity, art (whether it is real music or music in a bloc), for no longer nourishes them.
Such a perception of life (understanding of the objective tragedy of existence) among many emigrants.
With all the negative later, the work is very philosophical, with glimpses in which all refuted values are approved:
"Even more than that. And I'm not here at all,
Not in the south, but in the northern tsarist capital.
I stayed there. Real. I am all.
I just dream of an emigrant past -
And Berlin, and Paris, and the Shameful Nice.
Другие песни исполнителя: