К. Потапов - ПоТок Сознания - ТОК FM - Радиоэссе В Центре
текст песни
11
0 человек. считает текст песни верным
0 человек считают текст песни неверным
К. Потапов - ПоТок Сознания - ТОК FM - Радиоэссе В Центре - оригинальный текст песни, перевод, видео
- Текст
- Перевод
Когда кончаются последние заряды фейерверков и залпов шампанского, когда количество выпитого пропорционально мучениям совести, когда под ногами хрустит уже прошлогодний снег и крошево елочных игрушек, когда о прошедшем веселье напоминают только ужас осыпающегося дереваb и не отправленные валентики, тогда наступают будни. Обычно они отлиты в неуютные февральские сумерки, озарены беззвучным телевизионным экранном, пахнут чем-то сгоревшим и, так же как предпраздничные дни насквозь пропиты ожиданием чуда, этот вывернутый наизнанку сочельник наполнен чувством уходящего времени и несбывшейся сказки. Прижмешься с надеждой лбом к балконному и воочию убеждаешься, в том, что город покидают ярко-красные грузовички. Праздник наш уходит. И в тот момент, когда сумерки подкатят к самому горлу, и не захочется выходить из своей комнаты больше, как минимум вечность, и тем более на улицу, именно тогда лучше всего отправляться в путь.
Лучше всего совершать свой променад в историческом центре, преодолевая границу старого и нового города, что проходит в аккурат через зал самого первого фаст-фуда. Здесь можно ощутить себя по-настоящему в междуречье, во всех смыслах этого слова. Озираясь по сторонам взглядом праздного бездельника и руководствуясь в передвижении только эстетическим критерием, постепенно начинаешь удивляться творящемуся вокруг архитектурному хаосу. Не имея понятий о названиях стилей, все же ощущаешь их многообразие буквально на вкус, будь то сталинский ампир, заостренная стеклянная глыба элитной многоэтажки или еще не сожженный под застройку терем, времен позапрошлого столетия. Передвигаясь по старому городу вдоль наизусть заученных улочек, разглядывая набившие оскомину фасады, в какой-то момент решаешься на свободу и безрассудство и ныряешь в темную арку дворика.
Можно долго спорить о красоте и величие старого города, но всю плоть его чувствуешь только в маленьких двориках. Лучше делать это натощак: на изголодавшееся по смыслу жизни сердце, где-то в середине очередной зимней эпохи. Конечно, весной больше красок, кошек, надежды и уверенности в светлом будущем, но весной любой населенный пункт смещается по шкале красоты в сторону Парижа, а если вы все-таки решили проверить свой город по всем эстетическим параметрам, воспользуйтесь бесстрастным холодом января. Он вас не обманет. Тем более, ни что не сравнится с обледеневшей проволокой плюща, непотушенной гирляндой, занесенном скатом крыши. Строчки балконов готовы сложиться в стихи, пользуя в качестве рифм созвучность в окончаниях сваленного барахла, подвешенных санок, лыж, одиноких курящих фигур. И в историческом центре словарный запас этой поэзии неоспоримо больше, чем где-либо еще. В такие моменты ощущаешь себя выжившим в две тысячи сто последнем году, наблюдая Европу в апогей ледникового периода. А натолкнувшись на неприкрытый занавеской кадр чужого быта в желтом окне, ощущаешь одиночество своего бытия во вселенском масштабе. И вдруг во всем окружающем хаосе зарождается гармония, а значит, появляется смысл. Толчком может послужить что угодно, будь то звон колокольчика лошадиной повозки или скрип коньков с самой большой площади в Европе, или же падение высеченной электрической звезды из неба сплетенных трамвайных судеб. Главное успеть загадать желание. Потому что в следующую секунду наступает волшебство, трамвай, скрываясь за углом, отправляется в вечность, млечные пути фонарных светят только вам, а гудки складываются в симфонию вашего счастья. Мир обретает смысл, сумерки не отступают, но только скрашивают острые углы реальности, и в этот момент из обломков архитектурных эпох и стилей складывается время. Потому не страшно вскидывать руку, выхватывая из общего потока неизвестный номер маршрута, ведь как в Англии любое направление, есть направлении к морю, так и в родном городе любое направление приведет вас к дому, ибо понятие дома расширяется, словно зрачок в февральских сумерках.
Лучше всего совершать свой променад в историческом центре, преодолевая границу старого и нового города, что проходит в аккурат через зал самого первого фаст-фуда. Здесь можно ощутить себя по-настоящему в междуречье, во всех смыслах этого слова. Озираясь по сторонам взглядом праздного бездельника и руководствуясь в передвижении только эстетическим критерием, постепенно начинаешь удивляться творящемуся вокруг архитектурному хаосу. Не имея понятий о названиях стилей, все же ощущаешь их многообразие буквально на вкус, будь то сталинский ампир, заостренная стеклянная глыба элитной многоэтажки или еще не сожженный под застройку терем, времен позапрошлого столетия. Передвигаясь по старому городу вдоль наизусть заученных улочек, разглядывая набившие оскомину фасады, в какой-то момент решаешься на свободу и безрассудство и ныряешь в темную арку дворика.
Можно долго спорить о красоте и величие старого города, но всю плоть его чувствуешь только в маленьких двориках. Лучше делать это натощак: на изголодавшееся по смыслу жизни сердце, где-то в середине очередной зимней эпохи. Конечно, весной больше красок, кошек, надежды и уверенности в светлом будущем, но весной любой населенный пункт смещается по шкале красоты в сторону Парижа, а если вы все-таки решили проверить свой город по всем эстетическим параметрам, воспользуйтесь бесстрастным холодом января. Он вас не обманет. Тем более, ни что не сравнится с обледеневшей проволокой плюща, непотушенной гирляндой, занесенном скатом крыши. Строчки балконов готовы сложиться в стихи, пользуя в качестве рифм созвучность в окончаниях сваленного барахла, подвешенных санок, лыж, одиноких курящих фигур. И в историческом центре словарный запас этой поэзии неоспоримо больше, чем где-либо еще. В такие моменты ощущаешь себя выжившим в две тысячи сто последнем году, наблюдая Европу в апогей ледникового периода. А натолкнувшись на неприкрытый занавеской кадр чужого быта в желтом окне, ощущаешь одиночество своего бытия во вселенском масштабе. И вдруг во всем окружающем хаосе зарождается гармония, а значит, появляется смысл. Толчком может послужить что угодно, будь то звон колокольчика лошадиной повозки или скрип коньков с самой большой площади в Европе, или же падение высеченной электрической звезды из неба сплетенных трамвайных судеб. Главное успеть загадать желание. Потому что в следующую секунду наступает волшебство, трамвай, скрываясь за углом, отправляется в вечность, млечные пути фонарных светят только вам, а гудки складываются в симфонию вашего счастья. Мир обретает смысл, сумерки не отступают, но только скрашивают острые углы реальности, и в этот момент из обломков архитектурных эпох и стилей складывается время. Потому не страшно вскидывать руку, выхватывая из общего потока неизвестный номер маршрута, ведь как в Англии любое направление, есть направлении к морю, так и в родном городе любое направление приведет вас к дому, ибо понятие дома расширяется, словно зрачок в февральских сумерках.
When the last charges of fireworks and volleys of champagne end, when the number of conscience is proportional to the number of drunk, when last year’s snow and crumb of Christmas toys crunch underfoot, when the horror of the crumbling wood and not sent valenties are reminiscent of the past fun, then everyday life occurs. Usually they are cast in uncomfortable February twilight, illuminated by a soundless television screen, smell of something burned and, just like the pre-holiday days, through the expectation of a miracle, is filled inside out the Christmas Eve is filled with a sense of time and an unexplored fairy tale. You will see you with the hope of a forehead to the balcony and you will see your own to the fact that the city leaves bright red trucks. Our holiday is leaving. And at that moment when the twilight is rolled to the very throat, and you will not want to leave their room more, at least eternity, and even more so to the street, it is then that it is best to hit the road.
It is best to make your promenade in the historical center, overcoming the border of the old and new city, which goes exactly through the hall of the very first fast food. Here you can really feel yourself in the interfluve, in every sense of the word. Looking around the side of the idle loafer and guided by only an aesthetic criterion in movement, you gradually begin to be surprised at the architectural chaos that is around around. Having no concepts about the names of styles, you still feel their diversity literally to taste, whether it be the Stalinsky Empire, a pointed glass block of an elite high -rise building, or a tower that has not yet been burned under the development of a century before last. Moving around the Old City along the heart of the memorized streets, looking at the fasuals of the facades, at some point you decide to freedom and recklessness and dive into the dark arch of the courtyard.
You can argue for a long time about the beauty and greatness of the old city, but you feel all the flesh only in small courtyards. It is better to do this on an empty stomach: on the heart hungry in the meaning of life, somewhere in the middle of the next winter era. Of course, in the spring the more colors, cats, hopes and confidence in the bright future, but in the spring any settlement shifts along the beauty scale towards Paris, and if you still decide to check your city in all aesthetic parameters, use the impassive cold of January. He will not deceive you. Moreover, nothing can be compared with the icy wire of ivy, an unlucky garland, brought by a slope of the roof. The lines of the balconies are ready to develop in poems, using the consonance at the ends of the dumped junk, suspended sleds, skis, and lonely smoking figures as rhymes. And in the historical center, the vocabulary of this poetry is undeniable more than anywhere else. At such moments, you feel yourself surviving in the last hundred and the last hundred, observing Europe in the apogee of the ice age. And having come across a frame of someone else's life in a yellow window, which was not closed on the frame, you feel the loneliness of your being on a universal scale. And suddenly, harmony arises in all the surrounding chaos, which means that meaning appears. The impetus can serve as anything, whether it is the ringing of the bell of the horse cart or the creak of skates from the largest square in Europe, or the fall of the carved electric star from the sky of woven tram destinations. The main thing is to have time to make a desire. Because the next second there is magic, the tram, hiding around the corner, goes to eternity, the Milky paths of the lantern shine only to you, and the beeps are formed in the symphony of your happiness. The world acquires meaning, twilight does not retreat, but only they brighten up the sharp corners of reality, and at that moment time and styles are made out of the debris of architectural eras and styles. Therefore, it is not scary to throw up a hand, grabbing an unknown route number from the general flow, because, as in England, any direction is a direction to the sea, and in your hometown any direction will lead you to the house, for the concept of the house is expanding, like a pupil in February twilight.
It is best to make your promenade in the historical center, overcoming the border of the old and new city, which goes exactly through the hall of the very first fast food. Here you can really feel yourself in the interfluve, in every sense of the word. Looking around the side of the idle loafer and guided by only an aesthetic criterion in movement, you gradually begin to be surprised at the architectural chaos that is around around. Having no concepts about the names of styles, you still feel their diversity literally to taste, whether it be the Stalinsky Empire, a pointed glass block of an elite high -rise building, or a tower that has not yet been burned under the development of a century before last. Moving around the Old City along the heart of the memorized streets, looking at the fasuals of the facades, at some point you decide to freedom and recklessness and dive into the dark arch of the courtyard.
You can argue for a long time about the beauty and greatness of the old city, but you feel all the flesh only in small courtyards. It is better to do this on an empty stomach: on the heart hungry in the meaning of life, somewhere in the middle of the next winter era. Of course, in the spring the more colors, cats, hopes and confidence in the bright future, but in the spring any settlement shifts along the beauty scale towards Paris, and if you still decide to check your city in all aesthetic parameters, use the impassive cold of January. He will not deceive you. Moreover, nothing can be compared with the icy wire of ivy, an unlucky garland, brought by a slope of the roof. The lines of the balconies are ready to develop in poems, using the consonance at the ends of the dumped junk, suspended sleds, skis, and lonely smoking figures as rhymes. And in the historical center, the vocabulary of this poetry is undeniable more than anywhere else. At such moments, you feel yourself surviving in the last hundred and the last hundred, observing Europe in the apogee of the ice age. And having come across a frame of someone else's life in a yellow window, which was not closed on the frame, you feel the loneliness of your being on a universal scale. And suddenly, harmony arises in all the surrounding chaos, which means that meaning appears. The impetus can serve as anything, whether it is the ringing of the bell of the horse cart or the creak of skates from the largest square in Europe, or the fall of the carved electric star from the sky of woven tram destinations. The main thing is to have time to make a desire. Because the next second there is magic, the tram, hiding around the corner, goes to eternity, the Milky paths of the lantern shine only to you, and the beeps are formed in the symphony of your happiness. The world acquires meaning, twilight does not retreat, but only they brighten up the sharp corners of reality, and at that moment time and styles are made out of the debris of architectural eras and styles. Therefore, it is not scary to throw up a hand, grabbing an unknown route number from the general flow, because, as in England, any direction is a direction to the sea, and in your hometown any direction will lead you to the house, for the concept of the house is expanding, like a pupil in February twilight.