митя - Г.Х. Андерсен, Домовой мелочного торговца
текст песни
17
0 человек. считает текст песни верным
0 человек считают текст песни неверным
митя - Г.Х. Андерсен, Домовой мелочного торговца - оригинальный текст песни, перевод, видео
- Текст
- Перевод
Жил-был заправский студент, — ютился он на чердаке и ровно ничего не имел за душой — и жил-был заправский мелочной торговец, — этот занимал целый нижний этаж, да и весь дом принадлежал ему. У него-то и прижился домовой. Ещё бы! Тут он каждый сочельник угощался кашей с маслом; у мелочного торговца хватало средств на такое угощение! Итак, домовой жил да жил в лавке, и это очень поучительно. Раз вечером из задних дверей появился студент; ему понадобилось купить свечку и сыру; послать ему было некого, он и пришёл в лавку сам. Получив от него плату за покупки, лавочник и лавочница пожелали ему «доброго вечера», а лавочница-то была из таких женщин, что могли сказать и побольше, чем «добрый вечер», — она отличалась даром красноречия. Студент кивнул им в ответ, продолжая читать то, что было напечатано на бумаге, в которую завернули ему сыр. Бумага оказалась листом, вырванным из какой-то старой книги поэтического содержания.— У меня этого добра ещё много! — сказал лавочник. Книжка досталась мне от одной старухи за горсточку кофейных зёрен. Хотите дать восемь скиллингов, так берите все остальные листы.— Спасибо! — сказать студент. — Дайте мне их вместо сыра! Я могу обойтись и одним хлебом с маслом! Грех был бы, если бы всю книгу изорвали в клочки! Вы — отличный человек, практический человек, но в поэзии смыслите не больше этой бочки!Он выразился довольно невежливо, особенно по отношению к бочке, но лавочник рассмеялся, и студент тоже: он, ведь, так сказать, пошутил только. Зато домовой обиделся: как смели сказать такую вещь самому домовладельцу, продавцу лучшего масла!Наступила ночь, лавку за́перли, и все, кроме студента, улеглись спать.Домовой вошёл в спальню и взял язычок хозяйки, — он ей, ведь, не нужен был, пока она спала. Стоило домовому прикрепить этот язычок к какому-нибудь предмету в лавке — тот сейчас получал дар слова и мог высказать все свои мысли и чувства не хуже самой лавочницы. И хорошо, что язычок мог служить лишь одному предмету зараз, а то они просто бы оглушили друг друга.Домовой прикрепил язычок к бочке, в которую сваливались старые газеты, и спросил её:— Вы в самом деле не знаете, что такое поэзия?— Знаю! — отвечала она. — Это обыкновенно печатается в подвальных столбцах газеты и потом отрезается. Полагаю, что во мне этого добра побольше, чем у студента, а я, ведь, только ничтожная бочка в сравнении с самим лавочником.Потом домовой прикрепил язычок к кофейной мельнице, — то-то она замолола! Затем к кадочке из-под масла и, наконец, к выручке. Все оказались одного мнения, а с мнением большинства приходится уж считаться!— Постой же ты, студентик! — сказал домовой и тихонько поднялся по чёрной лестнице на чердак, где жил студент. В каморке было светло; домовой приложился глазком к замочной скважине и увидал, что студент сидит и читает рваную книгу; но какой свет разливался от неё! Один яркий луч, исходивший из книги, образовывал как бы ствол великолепного дерева, которое упиралось вершиной в самый потолок и широко раскинуло свои ветви над головой студента. Листья его были один свежее другого, каждый цветок — прелестною девичьею головкой с жгучими чёрными, или с ясными голубыми глазами, а каждый плод — яркою звездой. И что за дивные пение и музыка звучали в каморке!Нет, крошка-домовой не только никогда не видел и не слышал ничего такого на самом деле, но и представить себе не мог! Он так и замер на цыпочках у дверей, и всё глядел, глядел, пока свет не потух. Студент уже потушил лампу и улёгся в постель, а домовой всё стоял на том же месте: дивная мелодия всё ещё звучала в комнате, убаюкивая студента.— Вот так чудеса! — сказал домовой. — Не ожидал! Право, я думаю переселиться к студенту! — Подумав хорошенько, он, однако, вздохнул: — У студента, ведь, нет каши!И он спустился — да, спустился опять вниз к лавочнику. И хорошо сделал, — бочка чуть было не истрепала весь язычок хозяйки, высказывая, как следует смотреть на содержимое её с одной стороны, и уже собиралась было повернуться, чтобы выяснить дело и с другой. Домовой снёс язычок обратно хозяйке, но с тех пор вся лавка — от выручки до растопок — была одного мнения с бочкой и стала относиться к ней с таким уважением, так уверовала в её богатое содержание, что слушая, как лавочник читал что-нибудь в вечернем «Вестнике» о театре или об искусстве, твёрдо верила, что и это всё взято из бочки.Но крошка-домовой уже не сидел, как бывало прежде, спокойно на своём месте, прислушиваясь ко всей этой премудрости; едва только в каморке у студента показывался свет, домового неудержимо влекло туда, словно лучи этого света были якорными канатами, а сам он якорем. Он глядел в замочную скважину, и его охватывало такое же чувство, какое испытываем мы при виде величавой картины взволнованного моря в час, когда над ним пролетает ангел бури. И домовой не мог удержаться от слёз; он и сам не знал, почему плачет, слёзы лились сами собою, а самому ему было и сладко, и больно. Вот бы посидеть вместе со студентом под самым деревом! Но чему не бывать, тому и
Once upon a time there was a real student,-he huddled in the attic and had nothing for a soul-and there was a real pet’s craft-this was a whole lower floor, and the whole house belonged to him. He took root with his brownie. Still would! Then he was treated to every Christmas Evequent porridge with butter; The petty merchant had enough funds for such a treat! So, the brownie lived and lived in a shop, and this is very instructive. Once in the evening a student appeared from the rear doors; He needed to buy a candle and cheese; There was no one to send him, and he came to the shop himself. Having received a purchase fee from him, a shopkeeper and a shopkeeper wished him a “good evening”, and the shopkeeper was from such women that they could say more than “good evening”-she was distinguished by the gift of eloquence. The student nodded in response to them, continuing to read what was printed on paper in which the cheese wrapped him. The paper turned out to be a sheet torn from some old book of poetic content.-I still have a lot of this good! - said the shopkeeper. I got the book from one old woman for a handful of coffee stakes. Want to give eight skillings, so take all the other sheets. - Thank you! - Say the student. - Give me them instead of cheese! I can do with one bread with butter! A sin would be if the whole book was torn to shreds! You are an excellent person, a practical person, but in poetry you mean no more than this barrel! He expressed himself rather impolite, especially in relation to the barrel, but the shopkeeper cleared himself, and the student too: he, so to speak, joked only. But the brownie was offended: how dared to say such a thing to the homeowner, the seller of the best oil! The night came, the bench was stuck, and everyone, except the student, went to bed. Domova entered the bedroom and took the tongue of the hostess, because she did not need it, he did not need it, While she was sleeping. As soon as the brownie attached this tongue to some object in the shop-he now received the gift of the word and could express all his thoughts and feelings no worse than the shopkeeper itself. And it is good that the tongue could only serve one object of SUD, otherwise they would just stun each other. Domova attached the tongue to the barrel, into which old newspapers fell, and asked her: “You really don’t know what poetry is?” I know! She answered. - This is usually printed in the basement columns of the newspaper and then cut off. I believe that in me there is more good than that of the student, and I, after all, only an insignificant barrel in comparison with the shopkeeper himself. Then the brownie attached the tongue to the coffee mill-that’s what she was blown! Then to the butter of the oil and, finally, to the revenue. All turned out to be the same opinion, and with the opinion of the majority you have to reckon! - Wait, student! - said the brownie and quietly climbed the black stairs to the attic, where the student lived. The closet was light; The brownie put his eye to the keyhole and saw that the student was sitting and reading a torn book; But what light spilled from her! One bright ray, emanating from the book, formed a barrel of a magnificent tree, which rested with the top of the ceiling and widely spread its branches over the student’s head. His leaves were one fresh another, each flower was a lovely girlish head with burning black, or with clear blue eyes, and each fruit was a bright star. And what kind of marvelous singing and music sounded in the closet! No, Kroshka-Domova not only had never seen or heard anything like that, but could not imagine! He froze on tiptoe at the door, and looked everything, looked until the light went out. The student had already extinguished the lamp and laid down in bed, and the brownie stood in the same place: the marvelous melody still sounded in the room, lulling the student. - That's like miracles! - said the brownie. - Not expected! Really, I think to move to the student! - Thinking carefully, he, however, sighed: - Student, because there is no porridge! And he went down - yes, he went down again to the shopkeeper. And he did well, - the barrel almost destroyed the whole tongue of the hostess, expressing how to look at the contents of her on the one hand, and was about to turn to find out on the other. The brownie dragged the tongue back to the mistress, but since then the whole shop-from revenue to the end of the end-was the only opinion with the barrel and began to treat it with such respect, so believed in its rich content that listening, as the shopkeeper read something in the evening The “messenger” about the theater or about art, firmly believed that all this was taken from the barrel. But the baby-Domova no longer sat, as it happened before, calmly in its place, listening to all this wisdom; As soon as the student showed light in the student’s closet, the brownie irresistibly attracted there, as if the rays of this light were anchor ropes, and he himself anchor. He looked into the keyhole, and he was covered by the same feeling as we experienced at the sight of the magnificent picture of the excited sea at an hour, when an angel of the storm flies over him. And the brownie could not resist tears; He himself did not know why he was crying, tears poured themselves, and he himself was sweet and painful. I wish I could sit with a student under the very tree! But whatever to happen, that and
Другие песни исполнителя: