Пятна Лярше - Хорошо у нас в аду
текст песни
41
0 человек. считает текст песни верным
0 человек считают текст песни неверным
Пятна Лярше - Хорошо у нас в аду - оригинальный текст песни, перевод, видео
- Текст
- Перевод
xAGALARx
Постницшеанское преодоление платонизма в этой стране пошло по пизде,
И старый конь свободной русской души загнил прямиком в своей борозде,
Остались от него лишь копыта, белый, омываемый череп дождями и из хвоста волоса,
А борозду он проделал - в ней только закопать подохшего пса.
Однажды к тебе придёт твой сын и спросит тебя, глядя тебе прямо в глаза:
Папа, а где мы все были, когда жрали говно люди вокруг, совершенно отпустив тормоза?
И взор ты потупишь, и скажешь ему голос хриплым от горя и стыдливой печали:
Сынок, когда люди жрали - мы в очереди за кислым поносом торчали.
Мюзикл панельных домов звучит в твоем сердце всегда, ведь даже уехав на край света,
Ты слышишь в своей голове тягучего российского быта акапелло с хитрым приветом,
Тебе никуда не сбежать от картин, что ты видишь ночами во снах и днем своими глазами,
С шатающимися возле ночного магаза под тусклыми лампами Руси образами,
И с запахом гнили в лифте, который ты обоняешь ежевечерне, возвращаясь с работы,
И на лестнице засохшим, словно с картины сюрреалиста, пятном чьей-то рвоты,
И однажды, находясь после спирта в двухнедельном марафонском бреду,
Ты внезапно поймешь, что хорошо все живут только в аду.
Lukasz Padonski:
Лес обступил забытый пионерский лагерь
И пики сломанных тополей в ночи темнеют
И холод лужи сковал здесь даже в мае
И руки таких же как ты вокруг синеют
Распались звуки вокруг, мычат черные лица
Воздух морозен и до стерильности чист
И серыми глазами в небо смотрит горнист.
Здесь все раскинут карты, здесь все раскинут кости
И те, кто в уныние впал и кто горел от злости
И эта камера, ожидания второй смерти
Когда-то рухнут в озера огня все эти тверди
И многие будут плясать на сковороде в бреду
И будут песню петь, как хорошо в аду.
И ты проснулся в поту и смотришь на часы
Еще можно поспать, но спать не хочешь ты
Материя тьмы сгустилась над твоим альковом
И мир надежно закрыт звездным покровом
И тишина звенит в мировом пространстве
Но часы спешат в своем непостоянстве.
И этот вечный отсчет так глух и неумолим
И ты рисуешь себе ад, как Босх Иероним
Но тишину прорежет звук огромных крыл
И страшный голос извне грянет
"Не живи как жил".
Ты сам готовишь себе свою сковороду
Наверное ты хочешь спеть, как хорошо в аду.
Постницшеанское преодоление платонизма в этой стране пошло по пизде,
И старый конь свободной русской души загнил прямиком в своей борозде,
Остались от него лишь копыта, белый, омываемый череп дождями и из хвоста волоса,
А борозду он проделал - в ней только закопать подохшего пса.
Однажды к тебе придёт твой сын и спросит тебя, глядя тебе прямо в глаза:
Папа, а где мы все были, когда жрали говно люди вокруг, совершенно отпустив тормоза?
И взор ты потупишь, и скажешь ему голос хриплым от горя и стыдливой печали:
Сынок, когда люди жрали - мы в очереди за кислым поносом торчали.
Мюзикл панельных домов звучит в твоем сердце всегда, ведь даже уехав на край света,
Ты слышишь в своей голове тягучего российского быта акапелло с хитрым приветом,
Тебе никуда не сбежать от картин, что ты видишь ночами во снах и днем своими глазами,
С шатающимися возле ночного магаза под тусклыми лампами Руси образами,
И с запахом гнили в лифте, который ты обоняешь ежевечерне, возвращаясь с работы,
И на лестнице засохшим, словно с картины сюрреалиста, пятном чьей-то рвоты,
И однажды, находясь после спирта в двухнедельном марафонском бреду,
Ты внезапно поймешь, что хорошо все живут только в аду.
Lukasz Padonski:
Лес обступил забытый пионерский лагерь
И пики сломанных тополей в ночи темнеют
И холод лужи сковал здесь даже в мае
И руки таких же как ты вокруг синеют
Распались звуки вокруг, мычат черные лица
Воздух морозен и до стерильности чист
И серыми глазами в небо смотрит горнист.
Здесь все раскинут карты, здесь все раскинут кости
И те, кто в уныние впал и кто горел от злости
И эта камера, ожидания второй смерти
Когда-то рухнут в озера огня все эти тверди
И многие будут плясать на сковороде в бреду
И будут песню петь, как хорошо в аду.
И ты проснулся в поту и смотришь на часы
Еще можно поспать, но спать не хочешь ты
Материя тьмы сгустилась над твоим альковом
И мир надежно закрыт звездным покровом
И тишина звенит в мировом пространстве
Но часы спешат в своем непостоянстве.
И этот вечный отсчет так глух и неумолим
И ты рисуешь себе ад, как Босх Иероним
Но тишину прорежет звук огромных крыл
И страшный голос извне грянет
"Не живи как жил".
Ты сам готовишь себе свою сковороду
Наверное ты хочешь спеть, как хорошо в аду.
Xaglarx
Deposits of Platonism in this country went on a pussy,
And the old horse of the free Russian soul was bored straight in its furrow,
Only hooves remained from him, a white, washed skull with rains and from the tail of the hair,
And he made a furrow - in it only to bury a drated dog.
Once your son will come to you and ask you, looking directly into your eyes:
Dad, where were we all, when the shit people around were burning, completely letting go of the brakes?
And you will pull the gaze, and tell him a voice hoarse with grief and bashful sadness:
The son, when people were eaten - we stuck in line for sour diarrhea.
The musical of panel houses sounds in your heart always, because even having left to the ends of the world,
You hear in your head the viscous Russian life Akapello with cunning greetings,
You can’t escape from the paintings that you see at night in dreams and during the day with your own eyes,
With staggering near the night magazes under the dim lamps of Rus' with images,
And with the smell, they rot in the elevator that you smell on a night, returning from work,
And on the stairs dried up, as if from a picture of a surrealist, a spot of someone's vomiting,
And once, after alcohol in a two -week marathon delirium,
You suddenly understand that everyone lives well only in hell.
Lukasz Padonski:
The forest surrounded the forgotten pioneer camp
And the peaks of broken poplars darken in the night
And the cold of the puddles here constrained even in May
And the hands of the same like you are bluing around
The sounds around the breaks up, black faces moan
The air is frost and clean before sterility
And the maids looks into the sky with gray eyes.
Here everyone is spread out cards, here everyone will spread the bones
And those who fell into despondency and who burned with anger
And this camera, the expectation of a second death
Once all these firmware will collapse in the lakes
And many will dance in a pan in delirium
And they will sing a song, how good it is in hell.
And you woke up in the sweat and look at the watch
You can still sleep, but you don't want to sleep
The matter of darkness thickened over your alcove
And the world is reliably closed by the star cover
And silence rings in the world space
But the clock is in their inconsistency.
And this eternal countdown is so deaf and inexorable
And you draw hell to yourself, like Bosch Jerome
But the sound of huge wings will echo
And a terrible voice will break through
"Do not live how you lived."
You yourself are preparing your frying pan
You probably want to sing how good it is in hell.
Deposits of Platonism in this country went on a pussy,
And the old horse of the free Russian soul was bored straight in its furrow,
Only hooves remained from him, a white, washed skull with rains and from the tail of the hair,
And he made a furrow - in it only to bury a drated dog.
Once your son will come to you and ask you, looking directly into your eyes:
Dad, where were we all, when the shit people around were burning, completely letting go of the brakes?
And you will pull the gaze, and tell him a voice hoarse with grief and bashful sadness:
The son, when people were eaten - we stuck in line for sour diarrhea.
The musical of panel houses sounds in your heart always, because even having left to the ends of the world,
You hear in your head the viscous Russian life Akapello with cunning greetings,
You can’t escape from the paintings that you see at night in dreams and during the day with your own eyes,
With staggering near the night magazes under the dim lamps of Rus' with images,
And with the smell, they rot in the elevator that you smell on a night, returning from work,
And on the stairs dried up, as if from a picture of a surrealist, a spot of someone's vomiting,
And once, after alcohol in a two -week marathon delirium,
You suddenly understand that everyone lives well only in hell.
Lukasz Padonski:
The forest surrounded the forgotten pioneer camp
And the peaks of broken poplars darken in the night
And the cold of the puddles here constrained even in May
And the hands of the same like you are bluing around
The sounds around the breaks up, black faces moan
The air is frost and clean before sterility
And the maids looks into the sky with gray eyes.
Here everyone is spread out cards, here everyone will spread the bones
And those who fell into despondency and who burned with anger
And this camera, the expectation of a second death
Once all these firmware will collapse in the lakes
And many will dance in a pan in delirium
And they will sing a song, how good it is in hell.
And you woke up in the sweat and look at the watch
You can still sleep, but you don't want to sleep
The matter of darkness thickened over your alcove
And the world is reliably closed by the star cover
And silence rings in the world space
But the clock is in their inconsistency.
And this eternal countdown is so deaf and inexorable
And you draw hell to yourself, like Bosch Jerome
But the sound of huge wings will echo
And a terrible voice will break through
"Do not live how you lived."
You yourself are preparing your frying pan
You probably want to sing how good it is in hell.
Другие песни исполнителя: