Раз-два-три, ветер изменится - Глава 5 отрывок 7
текст песни
11
0 человек. считает текст песни верным
0 человек считают текст песни неверным
Раз-два-три, ветер изменится - Глава 5 отрывок 7 - оригинальный текст песни, перевод, видео
- Текст
- Перевод
А последнего, третьего, убивать было совсем не трудно: ведь рука уже набита, и кисть сама рисует по телу. И не школярское повторение чужих примеров, а свой почерк, выражение самого себя на картине; не детское перерисовывание, а Творчество. Когда полная капля растекается по белоснежному полотну и красные прожилки впитываются в льняную ткань, мазок получается особенно гладким.
Да, я уничтожаю их тела – ночь за ночью я вижу, как моя кисть раздирает их, но исключительно для того, чтобы достать из них то самое сокровенное, что прячется внутри каждого. То, что они запачкали грязью, бесконечными сношениями с другими мужчинами, то, что я должен был спасти. Я деформирую их тела и заново собираю их душу, не столько потому, что слепо следую постулату о первичности духа, сколько из-за того, что знаю: я могу очистить и увековечить их. Я могу делать из них Людей.
Мои мертвые прижимаются ко мне сильнее, когда я дрожу во сне, и опухшими губами стараются утешить меня: их слова смешиваются друг с другом, и вместо облегчения я получаю набор из звуков, который должен интерпретировать самостоятельно. «Ты», «убийца», «не» - и как ни складывай, у меня все равно получается только «Нет, ты убийца».
Я давлюсь этим заявлением, я отплевываю его в раковину, я склоняюсь над унитазом и выблевываю его из себя, но это никак не помогает мне чувствовать себя непричастным.
Я убиваю, ночь за ночью, день за днем, каждая проигранная битва с усталостью заканчивается чужой смертью. Я переживаю первую неделю: каждая капля крови кажется навсегда въевшейся в мою кожу, каждая смерть кажется гвоздем в крышку моего гроба.
Только потом, лежа рядом с кроватью и не находя в себе сил подняться, я думаю о том, что начинаю… привыкать.
Да, точно, я начинаю привыкать к тому, что в моей голове люди страдают и корчатся от боли. И если бы это было фантомным переживанием, мои безутешные страдания по этому поводу были бы куда меньше. Я вспоминаю.
Как будто я давно знал об этом – их крики, их мольбы, их скорчившиеся тела – я все это уже видел, и с каждым новым днем этот фильм становится все более и более привычным. Все более предсказуемым. В нем все меньше новых сюжетных поворотов и ходов, нагнетающих саспенс.
Смерти начинают казаться обыденными.
Уникальность для меня приобретает убийство. Ведь умирают, по сути, по одной и той же схеме: надрезы, удар в сердце, а потом медленно угасание в моих руках – только убийство никогда не следует этой схеме. Это всегда процесс творчества, созидания, работы над собой. Это шаг от повседневности к чему-то новому. Убийство – это рывок от скатертей в красно-белую клетку, троих детишек и пенсионного фонда к настоящей жизни.
Это очередная пятница.
Я моюсь: медленно обмываю тело, которое покрылось влажной пленкой страха от того, что однажды я найду на себе пролежни или трупные пятна. Я бреюсь: избегаю своего отражения в зеркале и скорее по памяти нахожу какие-то части тела. Я одеваюсь: майка и мягкие спальные штаны, чтобы случайно не уколоть моих партнеров по ночным развлечениям.
Я выхожу из ванной комнаты; они устало плетутся за мной и почему-то задерживаются в дверях, словно им нужно обсудить что-то между собой.
Я залажу на кровать.
Я закрываю глаза.
Меня обнимает за талию ледяная рука, и чужой голос говорит:
- Мой хороший мальчик, ты наконец пришел.
И я начинаю кричать.
Да, я уничтожаю их тела – ночь за ночью я вижу, как моя кисть раздирает их, но исключительно для того, чтобы достать из них то самое сокровенное, что прячется внутри каждого. То, что они запачкали грязью, бесконечными сношениями с другими мужчинами, то, что я должен был спасти. Я деформирую их тела и заново собираю их душу, не столько потому, что слепо следую постулату о первичности духа, сколько из-за того, что знаю: я могу очистить и увековечить их. Я могу делать из них Людей.
Мои мертвые прижимаются ко мне сильнее, когда я дрожу во сне, и опухшими губами стараются утешить меня: их слова смешиваются друг с другом, и вместо облегчения я получаю набор из звуков, который должен интерпретировать самостоятельно. «Ты», «убийца», «не» - и как ни складывай, у меня все равно получается только «Нет, ты убийца».
Я давлюсь этим заявлением, я отплевываю его в раковину, я склоняюсь над унитазом и выблевываю его из себя, но это никак не помогает мне чувствовать себя непричастным.
Я убиваю, ночь за ночью, день за днем, каждая проигранная битва с усталостью заканчивается чужой смертью. Я переживаю первую неделю: каждая капля крови кажется навсегда въевшейся в мою кожу, каждая смерть кажется гвоздем в крышку моего гроба.
Только потом, лежа рядом с кроватью и не находя в себе сил подняться, я думаю о том, что начинаю… привыкать.
Да, точно, я начинаю привыкать к тому, что в моей голове люди страдают и корчатся от боли. И если бы это было фантомным переживанием, мои безутешные страдания по этому поводу были бы куда меньше. Я вспоминаю.
Как будто я давно знал об этом – их крики, их мольбы, их скорчившиеся тела – я все это уже видел, и с каждым новым днем этот фильм становится все более и более привычным. Все более предсказуемым. В нем все меньше новых сюжетных поворотов и ходов, нагнетающих саспенс.
Смерти начинают казаться обыденными.
Уникальность для меня приобретает убийство. Ведь умирают, по сути, по одной и той же схеме: надрезы, удар в сердце, а потом медленно угасание в моих руках – только убийство никогда не следует этой схеме. Это всегда процесс творчества, созидания, работы над собой. Это шаг от повседневности к чему-то новому. Убийство – это рывок от скатертей в красно-белую клетку, троих детишек и пенсионного фонда к настоящей жизни.
Это очередная пятница.
Я моюсь: медленно обмываю тело, которое покрылось влажной пленкой страха от того, что однажды я найду на себе пролежни или трупные пятна. Я бреюсь: избегаю своего отражения в зеркале и скорее по памяти нахожу какие-то части тела. Я одеваюсь: майка и мягкие спальные штаны, чтобы случайно не уколоть моих партнеров по ночным развлечениям.
Я выхожу из ванной комнаты; они устало плетутся за мной и почему-то задерживаются в дверях, словно им нужно обсудить что-то между собой.
Я залажу на кровать.
Я закрываю глаза.
Меня обнимает за талию ледяная рука, и чужой голос говорит:
- Мой хороший мальчик, ты наконец пришел.
И я начинаю кричать.
And the last, third, was not at all difficult to kill: after all, the hand was already full, and the brush itself painted on the body. And not the schoolboy repetition of other people’s examples, but your own handwriting, the expression of yourself in the picture; not childish redrawing, but Creativity. When a full drop spreads across the snow-white canvas and the red veins are absorbed into the linen fabric, the brushstroke is especially smooth.
Yes, I destroy their bodies - night after night I see how my brush tears them apart, but solely in order to get out of them the most intimate thing that hides inside everyone. What they soiled with dirt, endless intercourse with other men, is what I had to save. I deform their bodies and reassemble their souls, not so much because I blindly follow the postulate of the primacy of the spirit, but because I know that I can purify and immortalize them. I can make people out of them.
My dead ones press closer to me when I tremble in my sleep, and with swollen lips they try to console me: their words are mixed with each other, and instead of relief I receive a set of sounds that I must interpret on my own. “You”, “killer”, “not” - and no matter how you add it up, I still only get “No, you’re a killer.”
I choke on the statement, I spit it into the sink, I lean over the toilet and puke it out of myself, but it does nothing to help me feel uninvolved.
I kill, night after night, day after day, every lost battle with fatigue ends in someone else's death. I'm going through the first week: every drop of blood seems to be permanently ingrained into my skin, every death seems like a nail in my coffin.
Only then, lying next to the bed and not finding the strength to get up, I think that I’m starting to... get used to it.
Yes, that’s right, I’m starting to get used to the fact that in my head people are suffering and writhing in pain. And if this were a phantom experience, my inconsolable suffering about this would be much less. I remember.
It’s as if I’ve known about this for a long time - their screams, their pleas, their writhing bodies - I’ve already seen it all, and with each new day this film becomes more and more familiar. More and more predictable. There are fewer and fewer new plot twists and moves that build up suspense.
Deaths begin to seem commonplace.
What makes murder unique to me is this. After all, they die, essentially, according to the same pattern: cuts, a stab in the heart, and then slowly fading away in my hands - only murder never follows this pattern. This is always a process of creativity, creation, and work on oneself. This is a step from everyday life to something new. Murder is a leap from red-and-white-checked tablecloths, three kids and a pension fund to real life.
It's just another Friday.
I wash myself: I slowly wash my body, which is covered with a damp film of fear that one day I will find bedsores or cadaveric spots on myself. I shave: I avoid my reflection in the mirror and rather find some parts of the body from memory. I dress in a T-shirt and soft sleeping pants so I don't accidentally prick my nightlife partners.
I leave the bathroom; they wearily trail behind me and for some reason linger in the doorway, as if they need to discuss something among themselves.
I'll climb on the bed.
I close my eyes.
An icy hand hugs me around the waist, and a strange voice says:
- My good boy, you have finally come.
And I start screaming.
Yes, I destroy their bodies - night after night I see how my brush tears them apart, but solely in order to get out of them the most intimate thing that hides inside everyone. What they soiled with dirt, endless intercourse with other men, is what I had to save. I deform their bodies and reassemble their souls, not so much because I blindly follow the postulate of the primacy of the spirit, but because I know that I can purify and immortalize them. I can make people out of them.
My dead ones press closer to me when I tremble in my sleep, and with swollen lips they try to console me: their words are mixed with each other, and instead of relief I receive a set of sounds that I must interpret on my own. “You”, “killer”, “not” - and no matter how you add it up, I still only get “No, you’re a killer.”
I choke on the statement, I spit it into the sink, I lean over the toilet and puke it out of myself, but it does nothing to help me feel uninvolved.
I kill, night after night, day after day, every lost battle with fatigue ends in someone else's death. I'm going through the first week: every drop of blood seems to be permanently ingrained into my skin, every death seems like a nail in my coffin.
Only then, lying next to the bed and not finding the strength to get up, I think that I’m starting to... get used to it.
Yes, that’s right, I’m starting to get used to the fact that in my head people are suffering and writhing in pain. And if this were a phantom experience, my inconsolable suffering about this would be much less. I remember.
It’s as if I’ve known about this for a long time - their screams, their pleas, their writhing bodies - I’ve already seen it all, and with each new day this film becomes more and more familiar. More and more predictable. There are fewer and fewer new plot twists and moves that build up suspense.
Deaths begin to seem commonplace.
What makes murder unique to me is this. After all, they die, essentially, according to the same pattern: cuts, a stab in the heart, and then slowly fading away in my hands - only murder never follows this pattern. This is always a process of creativity, creation, and work on oneself. This is a step from everyday life to something new. Murder is a leap from red-and-white-checked tablecloths, three kids and a pension fund to real life.
It's just another Friday.
I wash myself: I slowly wash my body, which is covered with a damp film of fear that one day I will find bedsores or cadaveric spots on myself. I shave: I avoid my reflection in the mirror and rather find some parts of the body from memory. I dress in a T-shirt and soft sleeping pants so I don't accidentally prick my nightlife partners.
I leave the bathroom; they wearily trail behind me and for some reason linger in the doorway, as if they need to discuss something among themselves.
I'll climb on the bed.
I close my eyes.
An icy hand hugs me around the waist, and a strange voice says:
- My good boy, you have finally come.
And I start screaming.
Другие песни исполнителя: