Тарас Григорович Шевченко - Гайдамаки ч.22
текст песни
21
0 человек. считает текст песни верным
0 человек считают текст песни неверным
Тарас Григорович Шевченко - Гайдамаки ч.22 - оригинальный текст песни, перевод, видео
- Текст
- Перевод
Аж ось ведуть гайдамаки
Ксьондза єзуїта
І двох хлопців: «Гонто, Гонто!
Оце твої діти.
Ти нас ріжеш — заріж і їх:
Вони католики.
Чого ж ти став? Чом не ріжеш?
Поки невеликі,
Заріж і їх, бо виростуть,
То тебе заріжуть...»
«Убийте пса! А собачат
Своєю заріжу.
Клич громаду. Признавайтесь:
Що, ви католики?»
«Католики... бо нас мати...»
«Боже мій великий!
Мовчіть, мовчіть! Знаю, знаю!»
Зібралась громада.
«Мої діти — католики...
Щоб не було зради,
Щоб не було поговору,
Панове громадо!
Я присягав, брав свячений
Різать католика.
Сини мої, сини мої!
Чом ви не великі?
Чом ви ляха не ріжете?..»
«Будем різать, тату!»
«Не будете! не будете!
Будь проклята мати,
Та проклята католичка,
Що вас породила!
Чом вона вас до схід сонця
Була не втопила?
Менше б гріха: ви б умерли
Не католиками;
А сьогодні, сини мої,
Горе мені з вами!
Поцілуйте мене, діти,
Бо не я вбиваю,
А присяга». Махнув ножем —
І дітей немає!
Попадали зарізані.
«Тату! — белькотали. —
Тату, тату... ми не ляхи!
Ми...» — та й замовчали.
«Поховать хіба?»
«Не треба!
Вони католики.
Сини мої, сини мої!
Чом ви не великі?
Чом ворога не різали?
Чом матір не вбили,
Ту прокляту католичку,
Що вас породила?..
Ходім, брате!»
Взяв Максима,
Пішли вздовж базару,
І обидва закричали:
«Кари ляхам, кари!»
І карали: страшно, страшно
Умань запалала.
Ні в будинку, ні в костьолі,
Нігде не осталось,
Всі полягли. Того лиха
Не було ніколи,
Що в Умані робилося.
Базиліан школу,
Де учились Гонти діти,
Сам Гонта руйнує:
«Ти поїла моїх діток! —
Гукає, лютує, —
Ти поїла невеликих,
Добру не навчила!..
Валіть стіни!»
Гайдамаки
Стіни розвалили —
Розвалили, об каміння
Ксьондзів розбивали,
А школярів у криниці
Живих поховали.
До самої ночі ляхів мордували;
Душі не осталось. А Гонта кричить:
«Де ви, людоїди? Де ви поховались?
З’їли моїх діток — тяжко мені жить!
Тяжко мені плакать! ні з ким говорить!
Сини мої любі, мої чорноброві!
Де ви поховались? Крові мені, крові!
Шляхетської крові, бо хочеться пить,
Хочеться дивитись, як вона чорніє,
Хочеться напитись... Чом вітер не віє,
Ляхів не навіє?.. Тяжко мені жить!
Тяжко мені плакать! Праведнії зорі!
Сховайтесь за хмару; я вас не займав,
Я дітей зарізав!.. Горе мені, горе!
Де я прихилюся?»
Так Гонта кричав,
По Умані бігав. А серед базару,
В крові, гайдамаки ставили столи:
Де що запопали, страви нанесли
І сіли вечерять. Остатняя кара,
Остатня вечеря!
«Гуляйте, сини!
Пийте, поки п’ється, бийте, поки б’ється! —
Залізняк гукає. — Ану, навісний,
Ушквар нам що-небудь, нехай земля гнеться,
Нехай погуляють мої козаки!»
І кобзар ушкварив:
«А мій батько орандар,
Чоботар;
Моя мати пряха
Та сваха;
Брати мої, соколи,
Привели
І корову із діброви,
І намиста нанесли.
А я собі Христя
В намисті,
А на лиштві листя
Та листя,
І чоботи і підкови.
Вийду вранці до корови,
Я корову напою,
Подою,
З паробками постою,
Постою.
Ой гоп по вечері,
Замикайте, діти, двері,
А ти, стара, не журись
Та до мене пригорнись!»
Ксьондза єзуїта
І двох хлопців: «Гонто, Гонто!
Оце твої діти.
Ти нас ріжеш — заріж і їх:
Вони католики.
Чого ж ти став? Чом не ріжеш?
Поки невеликі,
Заріж і їх, бо виростуть,
То тебе заріжуть...»
«Убийте пса! А собачат
Своєю заріжу.
Клич громаду. Признавайтесь:
Що, ви католики?»
«Католики... бо нас мати...»
«Боже мій великий!
Мовчіть, мовчіть! Знаю, знаю!»
Зібралась громада.
«Мої діти — католики...
Щоб не було зради,
Щоб не було поговору,
Панове громадо!
Я присягав, брав свячений
Різать католика.
Сини мої, сини мої!
Чом ви не великі?
Чом ви ляха не ріжете?..»
«Будем різать, тату!»
«Не будете! не будете!
Будь проклята мати,
Та проклята католичка,
Що вас породила!
Чом вона вас до схід сонця
Була не втопила?
Менше б гріха: ви б умерли
Не католиками;
А сьогодні, сини мої,
Горе мені з вами!
Поцілуйте мене, діти,
Бо не я вбиваю,
А присяга». Махнув ножем —
І дітей немає!
Попадали зарізані.
«Тату! — белькотали. —
Тату, тату... ми не ляхи!
Ми...» — та й замовчали.
«Поховать хіба?»
«Не треба!
Вони католики.
Сини мої, сини мої!
Чом ви не великі?
Чом ворога не різали?
Чом матір не вбили,
Ту прокляту католичку,
Що вас породила?..
Ходім, брате!»
Взяв Максима,
Пішли вздовж базару,
І обидва закричали:
«Кари ляхам, кари!»
І карали: страшно, страшно
Умань запалала.
Ні в будинку, ні в костьолі,
Нігде не осталось,
Всі полягли. Того лиха
Не було ніколи,
Що в Умані робилося.
Базиліан школу,
Де учились Гонти діти,
Сам Гонта руйнує:
«Ти поїла моїх діток! —
Гукає, лютує, —
Ти поїла невеликих,
Добру не навчила!..
Валіть стіни!»
Гайдамаки
Стіни розвалили —
Розвалили, об каміння
Ксьондзів розбивали,
А школярів у криниці
Живих поховали.
До самої ночі ляхів мордували;
Душі не осталось. А Гонта кричить:
«Де ви, людоїди? Де ви поховались?
З’їли моїх діток — тяжко мені жить!
Тяжко мені плакать! ні з ким говорить!
Сини мої любі, мої чорноброві!
Де ви поховались? Крові мені, крові!
Шляхетської крові, бо хочеться пить,
Хочеться дивитись, як вона чорніє,
Хочеться напитись... Чом вітер не віє,
Ляхів не навіє?.. Тяжко мені жить!
Тяжко мені плакать! Праведнії зорі!
Сховайтесь за хмару; я вас не займав,
Я дітей зарізав!.. Горе мені, горе!
Де я прихилюся?»
Так Гонта кричав,
По Умані бігав. А серед базару,
В крові, гайдамаки ставили столи:
Де що запопали, страви нанесли
І сіли вечерять. Остатняя кара,
Остатня вечеря!
«Гуляйте, сини!
Пийте, поки п’ється, бийте, поки б’ється! —
Залізняк гукає. — Ану, навісний,
Ушквар нам що-небудь, нехай земля гнеться,
Нехай погуляють мої козаки!»
І кобзар ушкварив:
«А мій батько орандар,
Чоботар;
Моя мати пряха
Та сваха;
Брати мої, соколи,
Привели
І корову із діброви,
І намиста нанесли.
А я собі Христя
В намисті,
А на лиштві листя
Та листя,
І чоботи і підкови.
Вийду вранці до корови,
Я корову напою,
Подою,
З паробками постою,
Постою.
Ой гоп по вечері,
Замикайте, діти, двері,
А ти, стара, не журись
Та до мене пригорнись!»
Вот ведут гайдамаки
Ксенза иезуита
И двух ребят: «Гонто, Гонта!
Вот твои дети.
Ты нас режешь – зарежь и их:
Они католики.
Что же ты стал? Почему не режешь?
Пока небольшие,
Зарежь и их, потому что вырастут,
Так тебя зарежут...»
«Убейте пса! А собят
Своей зарежу.
Зови общину. Признайтесь:
Что, вы католики?
«Католики… потому что нас мать…»
«Боже мой великий!
Молчите, молчите! Знаю, знаю!
Собралось общество.
«Мои дети — католики...
Чтобы не было измены,
Чтобы не было молвы,
Господа община!
Я клялся, брал священный
Резать католика.
Сыновья мои, сыновья мои!
Почему вы не велики?
Почему вы ляха не режете?..»
«Будем резать, папа!»
„Не будете! не будете!
Будь проклята мать,
И проклятая католичка,
Что вас породило!
Почему она вас к восходу солнца
Была не утоплена?
Меньше бы греха: вы бы умерли
Не католиками;
А сегодня, сыновья мои,
Горе мне с вами!
Поцелуйте меня, дети,
Ибо не я убиваю,
А присяга». Махнул ножом
И детей нет!
Попадали зарезанные.
«Папа! - лепетали. -
Папа, папа... мы не ляхи!
Мы...» — и замолчали.
"Похоронить разве?"
"Не надо!
Они католики.
Сыновья мои, сыновья мои!
Почему вы не велики?
Почему врага не резали?
Почему мать не убили,
Ту проклятую католичку,
Что вас породила?
Идем, брат!»
Взял Максима,
Пошли вдоль базара,
И оба закричали:
«Кары ляхам, наказывай!»
И наказывали: страшно, страшно
Умань запылала.
Ни в доме, ни в костеле,
Нигде не осталось,
Все пали. Того беды
Не было никогда,
Что в Умани делалось.
Базилиан школу,
Где учились Гонты дети,
Сам Гонта разрушает:
Ты поела моих деток! -
Звучит, свирепствует, —
Ты поела небольших,
Добрую не научила!..
Валите стены!»
Гайдамаки
Стены развалили
Развалили, о камни
Ксендзов разбивали,
А школьников в колодце
Живых похоронили.
До самой ночи ляхов мордовали;
Души не осталось. А Гонта кричит:
«Где вы, людоеды? Где вы спрятались?
Съели моих деток – тяжело мне жить!
Тяжело мне плакать! не с кем говорит!
Сыновья мои дорогие, мои чернобровые!
Где вы спрятались? Крови мне, крови!
Шляхетской крови, потому что хочется пить,
Хочется смотреть, как она чернеет,
Хочется напиться... Почему ветер не веет,
Ляхов не навеет?.. Тяжело мне жить!
Тяжело мне плакать! Праведные звезды!
Спрячьтесь за облако; я вас не занимал,
Я детей зарезал!.. Горе мне, горе!
Где я приклонюсь?»
Так Гонта кричал,
По Умани бегал. А среди базара,
В крови гайдамаки ставили столы:
Где что попали, блюда нанесли
И сели ужинают. Остальная кара,
Последний ужин!
«Играйте, сыновья!
Пейте, пока пьется, бейте, пока бьется! -
Железняк кричит. — А ну, навесной,
Ушквар нам что-нибудь, пусть земля гнется,
Пусть погуляют мои казаки!»
И кобзарь вшкварил:
«А мой отец орандарь,
Сапожник;
Моя мать пряха
То свахо;
Братья мои, соколы,
Привели
И корову из дубравы,
И бусы нанесли.
А я себе Христя
В ожерелье,
А на листьях листья
И листья,
И сапоги и подковы.
Выйду утром в корову,
Я корову напитка,
Подою,
С паробками постою,
Постой.
Ой гоп по ужину,
Запирайте, дети, двери,
А ты, старуха, не печалься
Да ко мне прижмись!»
Ксенза иезуита
И двух ребят: «Гонто, Гонта!
Вот твои дети.
Ты нас режешь – зарежь и их:
Они католики.
Что же ты стал? Почему не режешь?
Пока небольшие,
Зарежь и их, потому что вырастут,
Так тебя зарежут...»
«Убейте пса! А собят
Своей зарежу.
Зови общину. Признайтесь:
Что, вы католики?
«Католики… потому что нас мать…»
«Боже мой великий!
Молчите, молчите! Знаю, знаю!
Собралось общество.
«Мои дети — католики...
Чтобы не было измены,
Чтобы не было молвы,
Господа община!
Я клялся, брал священный
Резать католика.
Сыновья мои, сыновья мои!
Почему вы не велики?
Почему вы ляха не режете?..»
«Будем резать, папа!»
„Не будете! не будете!
Будь проклята мать,
И проклятая католичка,
Что вас породило!
Почему она вас к восходу солнца
Была не утоплена?
Меньше бы греха: вы бы умерли
Не католиками;
А сегодня, сыновья мои,
Горе мне с вами!
Поцелуйте меня, дети,
Ибо не я убиваю,
А присяга». Махнул ножом
И детей нет!
Попадали зарезанные.
«Папа! - лепетали. -
Папа, папа... мы не ляхи!
Мы...» — и замолчали.
"Похоронить разве?"
"Не надо!
Они католики.
Сыновья мои, сыновья мои!
Почему вы не велики?
Почему врага не резали?
Почему мать не убили,
Ту проклятую католичку,
Что вас породила?
Идем, брат!»
Взял Максима,
Пошли вдоль базара,
И оба закричали:
«Кары ляхам, наказывай!»
И наказывали: страшно, страшно
Умань запылала.
Ни в доме, ни в костеле,
Нигде не осталось,
Все пали. Того беды
Не было никогда,
Что в Умани делалось.
Базилиан школу,
Где учились Гонты дети,
Сам Гонта разрушает:
Ты поела моих деток! -
Звучит, свирепствует, —
Ты поела небольших,
Добрую не научила!..
Валите стены!»
Гайдамаки
Стены развалили
Развалили, о камни
Ксендзов разбивали,
А школьников в колодце
Живых похоронили.
До самой ночи ляхов мордовали;
Души не осталось. А Гонта кричит:
«Где вы, людоеды? Где вы спрятались?
Съели моих деток – тяжело мне жить!
Тяжело мне плакать! не с кем говорит!
Сыновья мои дорогие, мои чернобровые!
Где вы спрятались? Крови мне, крови!
Шляхетской крови, потому что хочется пить,
Хочется смотреть, как она чернеет,
Хочется напиться... Почему ветер не веет,
Ляхов не навеет?.. Тяжело мне жить!
Тяжело мне плакать! Праведные звезды!
Спрячьтесь за облако; я вас не занимал,
Я детей зарезал!.. Горе мне, горе!
Где я приклонюсь?»
Так Гонта кричал,
По Умани бегал. А среди базара,
В крови гайдамаки ставили столы:
Где что попали, блюда нанесли
И сели ужинают. Остальная кара,
Последний ужин!
«Играйте, сыновья!
Пейте, пока пьется, бейте, пока бьется! -
Железняк кричит. — А ну, навесной,
Ушквар нам что-нибудь, пусть земля гнется,
Пусть погуляют мои казаки!»
И кобзарь вшкварил:
«А мой отец орандарь,
Сапожник;
Моя мать пряха
То свахо;
Братья мои, соколы,
Привели
И корову из дубравы,
И бусы нанесли.
А я себе Христя
В ожерелье,
А на листьях листья
И листья,
И сапоги и подковы.
Выйду утром в корову,
Я корову напитка,
Подою,
С паробками постою,
Постой.
Ой гоп по ужину,
Запирайте, дети, двери,
А ты, старуха, не печалься
Да ко мне прижмись!»
Другие песни исполнителя: