ХПБ - Лето
текст песни
2
0 человек. считает текст песни верным
0 человек считают текст песни неверным
ХПБ - Лето - оригинальный текст песни, перевод, видео
- Текст
- Перевод
Я рано понял, какой иглою Кащея буду убит,
Грустный ребенок в окружении сотен книг.
Пока друзья в косяки забивали счастливое детство,
Я упрямо торчал на Брэдбери и Достоевском.
Худой, большеглазый, нескладный, среднего роста,
Не умел бояться и драться - плохое сочетание для 90-х.
Сигареты поштучно, растянутый свитер, магнитоальбомы,
Но со мной говорили космические просторы.
И я искал слова в каждой дворовой драке,
В бутылках портвейна "Анапа", в улыбке соседки по парте,
В трех дворовых аккордах, в рваной футболке с Летовым,
На питерских кухнях и в подмосковном гетто.
Я искал слова, я складывал их в предложения,
Но мир оставался таким же, как до моего появления.
За каждым дном открывалось лишь новое дно,
Мне была дана великая скорбь, и больше не дано ничего.
В детстве казалось, вот вырасту и полечу покорять другие планеты,
Но пока я курил сигарету - закончилось лето,
Пока я курил вторую - жизнь как снежинка растаяла на ладони,
Было красиво, но я ничего не понял.
Теперь мне за тридцать и я принял обет молчания,
Роль стороннего наблюдателя, ожидающего окончания
Этой бессмысленной каторги, зачем я сюда был сослан
Уже, в общем, неважно, я не задаю вопросов.
И почти ничего не пишу, лишь когда гроза над городом собирается,
Отчаяние прыгает из-за угла, в горло мое вгрызается.
Валит на старый диван, пялюсь на тусклую лампу,
Слова начинают хлестать как из протараненного гидранта.
Привычным движением сплевываю их в пустоту,
Я всего лишь солдат на этом нелепом посту,
Зажавший в руках томик Рыжего и арматуру,
Количество прожитых дней складываю в партитуру.
Чтоб насвистеть этот глупый мотив, который ты никогда не услышишь,
Слава для слабаков, я метил куда-то выше
И промахнулся, ушел в молоко,
Я "прекрасный дилетант по пути в гастроном".
Но я знаю, что нет неправильно прожитых жизней,
Лишь безжалостная красота и свобода на выбор.
Пока кто-то искал одобрения небожителей,
Я знал: смерть - отсутствие глаголов и существительных.
В детстве казалось, вот вырасту и полечу покорять другие планеты,
Но пока я курил сигарету - закончилось лето,
Пока я курил вторую - жизнь как снежинка растаяла на ладони,
Было красиво, но я ничего не понял.
Почему так качает, почему не видна земля?
Этот бар так похож на палубу тонущего корабля.
Бармен с пустыми глазами смешает мне бурю в стакане,
Пытаюсь ему объяснить, что не умею плавать.
Но что-то режет глаза, вода заливает рот,
Разноцветные рыбы, ощущаю ногами дно,
Кажется, это потоп, и я вроде ему благодарен,
Но как за спасательные круги цепляюсь за круги под глазами,
И просыпаюсь, будит неясный звук,
Всплываю, цепляясь руками за собственный труп.
За окном ранняя осень, вода с привкусом хлорки,
Еще один день, не похожий на поэзию Лорки.
Принимаю его, глотаю его как пилюлю,
Как моих мертвецов холодные поцелуи.
Знаю всех своих бесов, ношу их в нагрудном кармане.
Этот Илья, того называют Иваном.
Они как боксеры колотят меня изнутри,
Но вместо крика во рту лишь бледные мотыльки.
Бесы смеются, я хохочу вместе с ними.
Так и пишется реп для кладбищенских корпоративов.
На каждом прянике вырастет кнут, на осине - Иуда,
Я не знаю кто ты, но выпусти нас отсюда.
В детстве казалось, вот вырасту и полечу покорять другие планеты,
Но пока я курил сигарету - закончилось лето,
Пока я курил вторую - жизнь как снежинка растаяла на ладони,
Было красиво, но я ничего не понял.
В детстве казалось, вот вырасту и полечу покорять другие планеты,
Но пока я курил сигарету - закончилось лето,
Пока я курил вторую - жизнь как снежинка растаяла на ладони,
Было красиво, а я ничего...
Грустный ребенок в окружении сотен книг.
Пока друзья в косяки забивали счастливое детство,
Я упрямо торчал на Брэдбери и Достоевском.
Худой, большеглазый, нескладный, среднего роста,
Не умел бояться и драться - плохое сочетание для 90-х.
Сигареты поштучно, растянутый свитер, магнитоальбомы,
Но со мной говорили космические просторы.
И я искал слова в каждой дворовой драке,
В бутылках портвейна "Анапа", в улыбке соседки по парте,
В трех дворовых аккордах, в рваной футболке с Летовым,
На питерских кухнях и в подмосковном гетто.
Я искал слова, я складывал их в предложения,
Но мир оставался таким же, как до моего появления.
За каждым дном открывалось лишь новое дно,
Мне была дана великая скорбь, и больше не дано ничего.
В детстве казалось, вот вырасту и полечу покорять другие планеты,
Но пока я курил сигарету - закончилось лето,
Пока я курил вторую - жизнь как снежинка растаяла на ладони,
Было красиво, но я ничего не понял.
Теперь мне за тридцать и я принял обет молчания,
Роль стороннего наблюдателя, ожидающего окончания
Этой бессмысленной каторги, зачем я сюда был сослан
Уже, в общем, неважно, я не задаю вопросов.
И почти ничего не пишу, лишь когда гроза над городом собирается,
Отчаяние прыгает из-за угла, в горло мое вгрызается.
Валит на старый диван, пялюсь на тусклую лампу,
Слова начинают хлестать как из протараненного гидранта.
Привычным движением сплевываю их в пустоту,
Я всего лишь солдат на этом нелепом посту,
Зажавший в руках томик Рыжего и арматуру,
Количество прожитых дней складываю в партитуру.
Чтоб насвистеть этот глупый мотив, который ты никогда не услышишь,
Слава для слабаков, я метил куда-то выше
И промахнулся, ушел в молоко,
Я "прекрасный дилетант по пути в гастроном".
Но я знаю, что нет неправильно прожитых жизней,
Лишь безжалостная красота и свобода на выбор.
Пока кто-то искал одобрения небожителей,
Я знал: смерть - отсутствие глаголов и существительных.
В детстве казалось, вот вырасту и полечу покорять другие планеты,
Но пока я курил сигарету - закончилось лето,
Пока я курил вторую - жизнь как снежинка растаяла на ладони,
Было красиво, но я ничего не понял.
Почему так качает, почему не видна земля?
Этот бар так похож на палубу тонущего корабля.
Бармен с пустыми глазами смешает мне бурю в стакане,
Пытаюсь ему объяснить, что не умею плавать.
Но что-то режет глаза, вода заливает рот,
Разноцветные рыбы, ощущаю ногами дно,
Кажется, это потоп, и я вроде ему благодарен,
Но как за спасательные круги цепляюсь за круги под глазами,
И просыпаюсь, будит неясный звук,
Всплываю, цепляясь руками за собственный труп.
За окном ранняя осень, вода с привкусом хлорки,
Еще один день, не похожий на поэзию Лорки.
Принимаю его, глотаю его как пилюлю,
Как моих мертвецов холодные поцелуи.
Знаю всех своих бесов, ношу их в нагрудном кармане.
Этот Илья, того называют Иваном.
Они как боксеры колотят меня изнутри,
Но вместо крика во рту лишь бледные мотыльки.
Бесы смеются, я хохочу вместе с ними.
Так и пишется реп для кладбищенских корпоративов.
На каждом прянике вырастет кнут, на осине - Иуда,
Я не знаю кто ты, но выпусти нас отсюда.
В детстве казалось, вот вырасту и полечу покорять другие планеты,
Но пока я курил сигарету - закончилось лето,
Пока я курил вторую - жизнь как снежинка растаяла на ладони,
Было красиво, но я ничего не понял.
В детстве казалось, вот вырасту и полечу покорять другие планеты,
Но пока я курил сигарету - закончилось лето,
Пока я курил вторую - жизнь как снежинка растаяла на ладони,
Было красиво, а я ничего...
I realized early what needle Kashchei will be killed,
A sad child surrounded by hundreds of books.
While friends in jambs scored a happy childhood,
I stubbornly stuck on Bradbury and Dostoevsky.
Thin, large -eyed, awkward, medium height,
He did not know how to fear and fight - a bad combination for the 90s.
Cigarettes in a piece, stretched sweater, magnetoalbums,
But cosmic open spaces spoke to me.
And I was looking for words in every yard fight,
In the bottles of port "Anapa", in the smile of a desktick,
In three courtyard chords, in a torn T -shirt with Letov,
In St. Petersburg kitchens and in the ghetto near Moscow.
I was looking for words, I put them in sentences,
But the world remained the same as before my appearance.
Over each bottom, only a new bottom was opened,
I was given great sorrow, and nothing was given anymore.
In childhood, it seemed that he would grow up and would fly to conquer other planets,
But while I smoked a cigarette - the summer ended,
While I smoked the second - life like a snowflake melted in the palm of my hand,
It was beautiful, but I did not understand anything.
Now I am over thirty and I took a vow of silence,
The role of a third -party observer awaiting the end
This meaningless hard labor, why I was exiled here
Already, in general, it doesn’t matter, I do not ask questions.
And I write almost nothing only when a thunderstorm is going to the city,
Despair jumps around the corner, my throat is biting.
Falls on the old sofa, stare at a dull lamp,
Words begin to whip like from a tamped hydrant.
I spit them into the void with the usual movement,
I'm just a soldier at this ridiculous post,
Clutching a volume of red and reinforcement in his hands,
I put the number of days lived in the score.
To whistle this stupid motive that you will never hear,
Glory for weaklings, I meted somewhere higher
And missed, went into milk,
I am "a wonderful amateur on the way to the gastronic."
But I know that there are no wrong lives.
Only ruthless beauty and freedom to choose from.
While someone was looking for the approval of celestials,
I knew: death is the absence of verbs and nouns.
In childhood, it seemed that he would grow up and would fly to conquer other planets,
But while I smoked a cigarette - the summer ended,
While I smoked the second - life like a snowflake melted in the palm of my hand,
It was beautiful, but I did not understand anything.
Why does it pump so, why is the earth not visible?
This bar is so similar to the deck of a sinking ship.
The bartender with empty eyes makes me a storm in a glass,
I'm trying to explain to him that I do not know how to swim.
But something cuts his eyes, water floods his mouth,
Multi -colored fish, I feel the bottom with my feet,
It seems to be a flood, and I seem to be grateful to him,
But how I cling to the life circles for the circles under my eyes,
And I wake up, an unclear sound wakes up
I pop up, clinging my hands to my own corpse.
Outside the window early autumn, water with a taste of chloride,
Another day, not like Lorca’s poetry.
I accept it, swallow it like a pill,
Like my dead kisses.
I know all my demons, I wear them in a breast pocket.
This Ilya is called Ivan.
They, like boxers, pound me from the inside,
But instead of screaming in the mouth, only pale moths.
Demons laugh, I laugh with them.
So the replies are written for cemetery corporate parties.
On each gingerbread, the whip will grow, on the aspen - Judah,
I don't know who you are, but let us out of here.
In childhood, it seemed that he would grow up and would fly to conquer other planets,
But while I smoked a cigarette - the summer ended,
While I smoked the second - life like a snowflake melted in the palm of my hand,
It was beautiful, but I did not understand anything.
In childhood, it seemed that he would grow up and would fly to conquer other planets,
But while I smoked a cigarette - the summer ended,
While I smoked the second - life like a snowflake melted in the palm of my hand,
It was beautiful, but I'm nothing ...
A sad child surrounded by hundreds of books.
While friends in jambs scored a happy childhood,
I stubbornly stuck on Bradbury and Dostoevsky.
Thin, large -eyed, awkward, medium height,
He did not know how to fear and fight - a bad combination for the 90s.
Cigarettes in a piece, stretched sweater, magnetoalbums,
But cosmic open spaces spoke to me.
And I was looking for words in every yard fight,
In the bottles of port "Anapa", in the smile of a desktick,
In three courtyard chords, in a torn T -shirt with Letov,
In St. Petersburg kitchens and in the ghetto near Moscow.
I was looking for words, I put them in sentences,
But the world remained the same as before my appearance.
Over each bottom, only a new bottom was opened,
I was given great sorrow, and nothing was given anymore.
In childhood, it seemed that he would grow up and would fly to conquer other planets,
But while I smoked a cigarette - the summer ended,
While I smoked the second - life like a snowflake melted in the palm of my hand,
It was beautiful, but I did not understand anything.
Now I am over thirty and I took a vow of silence,
The role of a third -party observer awaiting the end
This meaningless hard labor, why I was exiled here
Already, in general, it doesn’t matter, I do not ask questions.
And I write almost nothing only when a thunderstorm is going to the city,
Despair jumps around the corner, my throat is biting.
Falls on the old sofa, stare at a dull lamp,
Words begin to whip like from a tamped hydrant.
I spit them into the void with the usual movement,
I'm just a soldier at this ridiculous post,
Clutching a volume of red and reinforcement in his hands,
I put the number of days lived in the score.
To whistle this stupid motive that you will never hear,
Glory for weaklings, I meted somewhere higher
And missed, went into milk,
I am "a wonderful amateur on the way to the gastronic."
But I know that there are no wrong lives.
Only ruthless beauty and freedom to choose from.
While someone was looking for the approval of celestials,
I knew: death is the absence of verbs and nouns.
In childhood, it seemed that he would grow up and would fly to conquer other planets,
But while I smoked a cigarette - the summer ended,
While I smoked the second - life like a snowflake melted in the palm of my hand,
It was beautiful, but I did not understand anything.
Why does it pump so, why is the earth not visible?
This bar is so similar to the deck of a sinking ship.
The bartender with empty eyes makes me a storm in a glass,
I'm trying to explain to him that I do not know how to swim.
But something cuts his eyes, water floods his mouth,
Multi -colored fish, I feel the bottom with my feet,
It seems to be a flood, and I seem to be grateful to him,
But how I cling to the life circles for the circles under my eyes,
And I wake up, an unclear sound wakes up
I pop up, clinging my hands to my own corpse.
Outside the window early autumn, water with a taste of chloride,
Another day, not like Lorca’s poetry.
I accept it, swallow it like a pill,
Like my dead kisses.
I know all my demons, I wear them in a breast pocket.
This Ilya is called Ivan.
They, like boxers, pound me from the inside,
But instead of screaming in the mouth, only pale moths.
Demons laugh, I laugh with them.
So the replies are written for cemetery corporate parties.
On each gingerbread, the whip will grow, on the aspen - Judah,
I don't know who you are, but let us out of here.
In childhood, it seemed that he would grow up and would fly to conquer other planets,
But while I smoked a cigarette - the summer ended,
While I smoked the second - life like a snowflake melted in the palm of my hand,
It was beautiful, but I did not understand anything.
In childhood, it seemed that he would grow up and would fly to conquer other planets,
But while I smoked a cigarette - the summer ended,
While I smoked the second - life like a snowflake melted in the palm of my hand,
It was beautiful, but I'm nothing ...
Другие песни исполнителя: