Хорхе Луис Борхес - Everything And Nothing
текст песни
29
0 человек. считает текст песни верным
0 человек считают текст песни неверным
Хорхе Луис Борхес - Everything And Nothing - оригинальный текст песни, перевод, видео
- Текст
- Перевод
Перевод Б. Дубина
Everything And Nothing
Все и ничто (англ.)
Из книги "Создатель"
Сам по себе он был никто; за лицом (не схожим с другими даже на
скверных портретах эпохи) и несчетными, призрачными, бессвязными словами крылся лишь холод, сон снящийся никому. Сначала ему казалось, будто все другие такие же, но замешательство приятеля, с которым он попробовал заговорить об этой пустоте, убедило его в ошибке и раз и навсегда заставило уяснить себе, что нельзя отличаться от прочих. Он думал найти исцеление в книгах, для чего - по свидетельству современника - слегка подучился латыни и еще меньше - греческому; поздней он решил, что достигнет цели, исполнив простейший обряд человеческого общежития, и в долгий июньский день принял посвящение в объятиях Анны Хэтуэй.
Двадцати с чем-то лет он прибыл в Лондон. Помимо воли он уже наловчился
представлять из себя кого-то, дабы не выдать, что он - никто; в Лондоне ему
встретилось ремесло, для которого он был создан, ремесло актера, выходящего
на подмостки изображать другого перед собранием людей, готовых изображать,
словно они и впрямь считают его другим. Труд гистриона принес ему ни с чем ни сравнимую радость, быть может первую в жизни; но звучал последний стих, убирали со сцены последний труп - и его снова переполнял отвратительный вкус нереальности. Он переставал быть Феррексом или Тамерланом и опять делался никем. От скуки он взялся выдумывать других героев и другие страшные истории. И вот, пока его тело исполняло в кабаках и борделях Лондона то, что положено телу, обитавшая в нем душа была Цезарем, глухим к предостережениям авгуров, Джульеттой, проклинающей жаворонка, и Макбетом, беседующим на
пустыре с ведьмами, они же - богини судьбы. Никто на свете не бывал
столькими людьми, как этот человек, сумевший, подобно египетскому Протею,
исчерпать все образы реальности. Порой, в закоулках того или иного сюжета, он оставлял роковое признание, уверенный, что его не обнаружат; так, Ричард проговаривается, что он актер, играющий множество ролей, Яго роняет странные слова - "я - это не я". Глубинное тождество жизни, сна и представления вдохновило его на тирады, позднее ставшие знаменитыми.
Двадцать лет он провел, управляя своими сновидениями, но однажды утром
почувствовал отвращение и ужас быть всеми этими королями, погибающими от
мечей, и несчастными влюбленными, которые встречаются, расстаются и умирают с благозвучными репликами. В тот же день он продал театр, а через неделю был в родном городке, где снова нашел реку и деревья своего детства и уже не сравнивал их с теми, другими, в украшениях мифологических намеков и латинских имен, которые славила его муза. Но здесь тоже требовалось кем-то быть, и он стал удалившимся от дел предпринимателем, имеющим некоторое состояние и занятым теперь лишь ссудами, тяжбами и скромными процентами с оборота. В этом амплуа он продиктовал известное нам сухое завещание, из которого обдуманно вытравлены всякие следы пафоса и литературности. Лондонские друзья изредка навещали его уединение, и перед ними он играл
прежнюю роль поэта. История добавляет, что накануне или после смерти он предстал перед Господом и обратился к нему со словами: "Я, бывший всуе столькими людьми, хочу стать одним - собой". И глас Творца сказал ему из бури: "Я тоже не я; я выдумал этот мир, как ты свои созданья, Шекспир мой, и один из призраков моего сна - ты, подобный мне, который суть все и никто".
Everything And Nothing
Все и ничто (англ.)
Из книги "Создатель"
Сам по себе он был никто; за лицом (не схожим с другими даже на
скверных портретах эпохи) и несчетными, призрачными, бессвязными словами крылся лишь холод, сон снящийся никому. Сначала ему казалось, будто все другие такие же, но замешательство приятеля, с которым он попробовал заговорить об этой пустоте, убедило его в ошибке и раз и навсегда заставило уяснить себе, что нельзя отличаться от прочих. Он думал найти исцеление в книгах, для чего - по свидетельству современника - слегка подучился латыни и еще меньше - греческому; поздней он решил, что достигнет цели, исполнив простейший обряд человеческого общежития, и в долгий июньский день принял посвящение в объятиях Анны Хэтуэй.
Двадцати с чем-то лет он прибыл в Лондон. Помимо воли он уже наловчился
представлять из себя кого-то, дабы не выдать, что он - никто; в Лондоне ему
встретилось ремесло, для которого он был создан, ремесло актера, выходящего
на подмостки изображать другого перед собранием людей, готовых изображать,
словно они и впрямь считают его другим. Труд гистриона принес ему ни с чем ни сравнимую радость, быть может первую в жизни; но звучал последний стих, убирали со сцены последний труп - и его снова переполнял отвратительный вкус нереальности. Он переставал быть Феррексом или Тамерланом и опять делался никем. От скуки он взялся выдумывать других героев и другие страшные истории. И вот, пока его тело исполняло в кабаках и борделях Лондона то, что положено телу, обитавшая в нем душа была Цезарем, глухим к предостережениям авгуров, Джульеттой, проклинающей жаворонка, и Макбетом, беседующим на
пустыре с ведьмами, они же - богини судьбы. Никто на свете не бывал
столькими людьми, как этот человек, сумевший, подобно египетскому Протею,
исчерпать все образы реальности. Порой, в закоулках того или иного сюжета, он оставлял роковое признание, уверенный, что его не обнаружат; так, Ричард проговаривается, что он актер, играющий множество ролей, Яго роняет странные слова - "я - это не я". Глубинное тождество жизни, сна и представления вдохновило его на тирады, позднее ставшие знаменитыми.
Двадцать лет он провел, управляя своими сновидениями, но однажды утром
почувствовал отвращение и ужас быть всеми этими королями, погибающими от
мечей, и несчастными влюбленными, которые встречаются, расстаются и умирают с благозвучными репликами. В тот же день он продал театр, а через неделю был в родном городке, где снова нашел реку и деревья своего детства и уже не сравнивал их с теми, другими, в украшениях мифологических намеков и латинских имен, которые славила его муза. Но здесь тоже требовалось кем-то быть, и он стал удалившимся от дел предпринимателем, имеющим некоторое состояние и занятым теперь лишь ссудами, тяжбами и скромными процентами с оборота. В этом амплуа он продиктовал известное нам сухое завещание, из которого обдуманно вытравлены всякие следы пафоса и литературности. Лондонские друзья изредка навещали его уединение, и перед ними он играл
прежнюю роль поэта. История добавляет, что накануне или после смерти он предстал перед Господом и обратился к нему со словами: "Я, бывший всуе столькими людьми, хочу стать одним - собой". И глас Творца сказал ему из бури: "Я тоже не я; я выдумал этот мир, как ты свои созданья, Шекспир мой, и один из призраков моего сна - ты, подобный мне, который суть все и никто".
Translation by B. Dubina
EVERYTHING and Nothing
Everything and nothing (English)
From the book "Creator"
He was nobody in itself; by face (not similar to others even on
The bad portraits of the era) and incredible, ghostly, incoherent words were only cold, a dream starred to anyone. At first it seemed to him that all the others were the same, but the confusion of the friend with whom he tried to talk about this void convinced him of a mistake and once and for all made him understand that one could not differ from others. He thought to find healing in the books, for which - according to his contemporary - Latin studied slightly and even less - Greek; Late, he decided that he would achieve the goal, fulfilling the simplest ceremony of the human dormitory, and on a long June day he received dedication in the arms of Anna Hatoui.
Twenty years old he arrived in London. In addition to the will, he already got sided
to represent someone in order not to give out that he is no one; In London to him
There was a craft for which it was created, the craft of an actor leaving
on the stage to depict another before the meeting of people who are ready to portray,
As if they really consider him to be different. The work of the hystone brought him with anything or comparable joy, perhaps the first in life; But the last verse sounded, the last corpse was removed from the stage - and again he was overwhelmed by the disgusting taste of unreality. He ceased to be Ferrex or Tamerlane and was again done by anyone. From boredom, he undertook to invent other heroes and other terrible stories. And now, while his body performed in the taverns and brothels of London what was supposed to the body, the soul that lived in it was Caesar, deaf to the warnsions of the Augurs, Juliet, cursing the lark, and macbetes talking on
A wasteland with witches, they are the goddesses of fate. No one has been in the world
Such people as this person who managed, like an Egyptian protrusion,
To exhaust all the images of reality. Sometimes, in the back streets of a plot, he left a fatal confession, confident that he would not be found; So, Richard says that he is an actor playing many roles, Iago drops strange words - "I am not me." The deep identity of life, sleep and representation inspired him to tirads, which later became famous.
He spent twenty years, managing his dreams, but one morning
I felt disgust and horror to be all these kings, dying from
swords, and unfortunate lovers who meet, part and die with harmonious remarks. On the same day, he sold the theater, and a week later he was in his native town, where he again found the river and trees of his childhood and no longer compared them to those, others, in the jewelry of mythological hints and Latin names that the muse praised. But here it was also required to be someone, and he became an entrepreneur who had retired from affairs, who had some condition and now busy with only loans, lawsuits and modest percentages from circulation. In this role, he dictated the dry testament known to us, from which all sorts of traces of pathos and literature were deliberately etched. London friends occasionally visited his solitude, and he played before them
The former role of the poet. History adds that on the eve of or after death, he appeared before the Lord and turned to Him with the words: "I, the former in vain people, want to become one - myself." And the voice of the Creator said to him from the storm: "I am not me either; I invented this world, as you are my creatures, my Shakespeare, and one of the ghosts of my sleep - you, similar to me, which is all and no one."
EVERYTHING and Nothing
Everything and nothing (English)
From the book "Creator"
He was nobody in itself; by face (not similar to others even on
The bad portraits of the era) and incredible, ghostly, incoherent words were only cold, a dream starred to anyone. At first it seemed to him that all the others were the same, but the confusion of the friend with whom he tried to talk about this void convinced him of a mistake and once and for all made him understand that one could not differ from others. He thought to find healing in the books, for which - according to his contemporary - Latin studied slightly and even less - Greek; Late, he decided that he would achieve the goal, fulfilling the simplest ceremony of the human dormitory, and on a long June day he received dedication in the arms of Anna Hatoui.
Twenty years old he arrived in London. In addition to the will, he already got sided
to represent someone in order not to give out that he is no one; In London to him
There was a craft for which it was created, the craft of an actor leaving
on the stage to depict another before the meeting of people who are ready to portray,
As if they really consider him to be different. The work of the hystone brought him with anything or comparable joy, perhaps the first in life; But the last verse sounded, the last corpse was removed from the stage - and again he was overwhelmed by the disgusting taste of unreality. He ceased to be Ferrex or Tamerlane and was again done by anyone. From boredom, he undertook to invent other heroes and other terrible stories. And now, while his body performed in the taverns and brothels of London what was supposed to the body, the soul that lived in it was Caesar, deaf to the warnsions of the Augurs, Juliet, cursing the lark, and macbetes talking on
A wasteland with witches, they are the goddesses of fate. No one has been in the world
Such people as this person who managed, like an Egyptian protrusion,
To exhaust all the images of reality. Sometimes, in the back streets of a plot, he left a fatal confession, confident that he would not be found; So, Richard says that he is an actor playing many roles, Iago drops strange words - "I am not me." The deep identity of life, sleep and representation inspired him to tirads, which later became famous.
He spent twenty years, managing his dreams, but one morning
I felt disgust and horror to be all these kings, dying from
swords, and unfortunate lovers who meet, part and die with harmonious remarks. On the same day, he sold the theater, and a week later he was in his native town, where he again found the river and trees of his childhood and no longer compared them to those, others, in the jewelry of mythological hints and Latin names that the muse praised. But here it was also required to be someone, and he became an entrepreneur who had retired from affairs, who had some condition and now busy with only loans, lawsuits and modest percentages from circulation. In this role, he dictated the dry testament known to us, from which all sorts of traces of pathos and literature were deliberately etched. London friends occasionally visited his solitude, and he played before them
The former role of the poet. History adds that on the eve of or after death, he appeared before the Lord and turned to Him with the words: "I, the former in vain people, want to become one - myself." And the voice of the Creator said to him from the storm: "I am not me either; I invented this world, as you are my creatures, my Shakespeare, and one of the ghosts of my sleep - you, similar to me, which is all and no one."