Эмиль и Елена Гилельс - Franz Schubert, Fantasia in F minor,Op.103,D940
текст песни
24
0 человек. считает текст песни верным
0 человек считают текст песни неверным
Эмиль и Елена Гилельс - Franz Schubert, Fantasia in F minor,Op.103,D940 - оригинальный текст песни, перевод, видео
- Текст
- Перевод
Шуберт фантазия фа минор
Я часто задавался вопросом, что было сложнее для этого одинокого, бедного человека, гениального и безызвестного композитора: написать симфонию для нескольких десятков музыкантов или фантазию для фортепиано в четыре руки?
Симфония - это понятно. Нужно прописать партии множества инструментов, соединить их воедино, найти людей, которые всё это исполнят.
А четыре руки - это всего два человека. Казалось бы, так легко: найти ещё одного. Но его нет, а Шуберт всё равно пишет фантазию в четыре руки.
У него была очень невзрачная должность. О его произведениях знали лишь друзья, для которых он устраивал музыкальные вечера. Его симфонии стали исполняться лишь через много лет после смерти.
Но вот пока ещё живой Шуберт пишет произведение, которое никогда не исполнит.
Фантазия начинается нежно, интимно, из тёмной, с одной горящей свечой, комнаты никому не нужного человека, наполненной мыслями, порой светлыми и печальными - ноты будто искрятся и переливаются, фразы, ужасно похожие, плавно перетекают одна в другую, словно он любуется ими, затаив дыхание, берёт дрожащими руками и рассматривает то с одной стороны, то с другой, словно ребёнок, доставший из шкатулки спрятанные сокровища, пока спят родители - порой тревожными и испуганными. Так они чередовались, перебивали друг друга - куда ему спешить?
Фантазия в четыре руки.
А может, он существует, этот второй исполнитель? Грубый, не прошенный, он появляется внезапно, ниоткуда, в тихие часы одиночества и обязательно что-нибудь роняет. Шуберт вздрагивает, невольно ёжится от резкого запаха или уродливого шрама или просто злого, ненавидящего взгляда незнакомца, однако спешит пригласить его - это излишне, ведь не званный гость уже находился у него дома - посадить за стол, предложить чаю, спросить, как тот добрался. Вся эта нелепая суета лишь раздражает незнакомца, он вспыхивает, багровеет, оскорбляет Шуберта бранными словами, ощущая свою власть над ним. Потом соглашается на трапезу и долго, шумно ест и пьёт. Дождавшись, пока гость насытится, Шуберт достаёт ноты и протягивает ему. Это лёгкая, весёлая пьеса, написанная накануне для фортепиано в четыре руки.
Гость кропотливо изучает ноты, бранится, критикует. Позже они садятся за пианино, незнакомец дважды шумно кашляет, и после паузы начинают играть. Теперь эта быстрая пьеса не выглядит ни лёгкой, ни весёлой. В ней чувствуется злоба, издёвка гостя, желание уничтожить, выпотрошить всё светлое в этой пьесе, нервозность Шуберта, бешено колотящееся сердце, боязнь не поспеть, сорваться. Он пытается вернуть то состояние лёгкости, состояние, постигшее его, когда он писал. И временами ему удаётся, но незнакомец настигает и нещадно выжимает из него все силы, в бешеном ритме пронося Шуберта по его же нотам, как слепого, немощного. Они доигрывают.
И тут взгляд незнакомца падает на другие ноты. Те самые, дорогие сердцу сокровища, которыми Шуберт любовался в одиночестве.
Теперь гость желает сыграть эти. Шуберт колеблется, но чувствует, что не вправе отказать. И они начинают играть. Нежно и печально, как ему мечталось всего несколько минут назад. И ноты искрятся, переливаются, и фразы, из глубин души, плавно перетекают одна в другую.
Дальше начинается ужасное. Играет один незнакомец, а Шуберт заходится в немом крике. Он не в силах ничего сделать. В игре незнакомца, неполной, не главной, безголосой пустует место для голоса Шуберта. Он просит остановиться, он умоляет, но незнакомец идёт дальше, и его игра, грубая, разрушительная, наполняет комнату. Переливчатые, нежные нотки где-то наверху, разбиваются на множество осколков. А незнакомец продолжает уничтожать и крушить, после чего так же внезапно исчезает.
И остаётся один Шуберт, ошеломлённый и разбитый. Он собирает ноты, сгребает осколки и задувает свечу.
Алексей Нотариус
Cвязаться с автором: notarious@kgasu.ru
Я часто задавался вопросом, что было сложнее для этого одинокого, бедного человека, гениального и безызвестного композитора: написать симфонию для нескольких десятков музыкантов или фантазию для фортепиано в четыре руки?
Симфония - это понятно. Нужно прописать партии множества инструментов, соединить их воедино, найти людей, которые всё это исполнят.
А четыре руки - это всего два человека. Казалось бы, так легко: найти ещё одного. Но его нет, а Шуберт всё равно пишет фантазию в четыре руки.
У него была очень невзрачная должность. О его произведениях знали лишь друзья, для которых он устраивал музыкальные вечера. Его симфонии стали исполняться лишь через много лет после смерти.
Но вот пока ещё живой Шуберт пишет произведение, которое никогда не исполнит.
Фантазия начинается нежно, интимно, из тёмной, с одной горящей свечой, комнаты никому не нужного человека, наполненной мыслями, порой светлыми и печальными - ноты будто искрятся и переливаются, фразы, ужасно похожие, плавно перетекают одна в другую, словно он любуется ими, затаив дыхание, берёт дрожащими руками и рассматривает то с одной стороны, то с другой, словно ребёнок, доставший из шкатулки спрятанные сокровища, пока спят родители - порой тревожными и испуганными. Так они чередовались, перебивали друг друга - куда ему спешить?
Фантазия в четыре руки.
А может, он существует, этот второй исполнитель? Грубый, не прошенный, он появляется внезапно, ниоткуда, в тихие часы одиночества и обязательно что-нибудь роняет. Шуберт вздрагивает, невольно ёжится от резкого запаха или уродливого шрама или просто злого, ненавидящего взгляда незнакомца, однако спешит пригласить его - это излишне, ведь не званный гость уже находился у него дома - посадить за стол, предложить чаю, спросить, как тот добрался. Вся эта нелепая суета лишь раздражает незнакомца, он вспыхивает, багровеет, оскорбляет Шуберта бранными словами, ощущая свою власть над ним. Потом соглашается на трапезу и долго, шумно ест и пьёт. Дождавшись, пока гость насытится, Шуберт достаёт ноты и протягивает ему. Это лёгкая, весёлая пьеса, написанная накануне для фортепиано в четыре руки.
Гость кропотливо изучает ноты, бранится, критикует. Позже они садятся за пианино, незнакомец дважды шумно кашляет, и после паузы начинают играть. Теперь эта быстрая пьеса не выглядит ни лёгкой, ни весёлой. В ней чувствуется злоба, издёвка гостя, желание уничтожить, выпотрошить всё светлое в этой пьесе, нервозность Шуберта, бешено колотящееся сердце, боязнь не поспеть, сорваться. Он пытается вернуть то состояние лёгкости, состояние, постигшее его, когда он писал. И временами ему удаётся, но незнакомец настигает и нещадно выжимает из него все силы, в бешеном ритме пронося Шуберта по его же нотам, как слепого, немощного. Они доигрывают.
И тут взгляд незнакомца падает на другие ноты. Те самые, дорогие сердцу сокровища, которыми Шуберт любовался в одиночестве.
Теперь гость желает сыграть эти. Шуберт колеблется, но чувствует, что не вправе отказать. И они начинают играть. Нежно и печально, как ему мечталось всего несколько минут назад. И ноты искрятся, переливаются, и фразы, из глубин души, плавно перетекают одна в другую.
Дальше начинается ужасное. Играет один незнакомец, а Шуберт заходится в немом крике. Он не в силах ничего сделать. В игре незнакомца, неполной, не главной, безголосой пустует место для голоса Шуберта. Он просит остановиться, он умоляет, но незнакомец идёт дальше, и его игра, грубая, разрушительная, наполняет комнату. Переливчатые, нежные нотки где-то наверху, разбиваются на множество осколков. А незнакомец продолжает уничтожать и крушить, после чего так же внезапно исчезает.
И остаётся один Шуберт, ошеломлённый и разбитый. Он собирает ноты, сгребает осколки и задувает свечу.
Алексей Нотариус
Cвязаться с автором: notarious@kgasu.ru
Schubert Fantasy fa minor
I often wondered what was more difficult for this lonely, poor person, a brilliant and unknown composer: write a symphony for several dozen musicians or fantasy for a piano four hands?
Symphony is understandable. It is necessary to prescribe parties of many tools, combine them together, find people who will fulfill all this.
And four hands are only two people. It would seem so easy: to find one more. But he is not, but Schubert still writes a fantasy of four hands.
He had a very inconspicuous position. Only friends for whom he arranged musical evenings knew about his works. His symphonies began to be performed only many years after death.
But while still living Schubert writes a work that will never perform.
Fantasy begins gently, intimate, from a dark, with one burning candle, the room for anyone, filled with thoughts, sometimes light and sad - the notes seem to spark and shimmer, phrases, terribly similar, smoothly flow one into another, as if he was admiring them, as if he was admiring them, Holding his breath, takes his hands with trembling hands and examines either side, then, on the other, like a child who took out hidden treasures from the box, while parents are sleeping - sometimes anxious and frightened. So they alternated, interrupted each other - where to rush?
Fantasy four hands.
Or maybe he exists, this second performer? Rough, not past, he appears suddenly, out of nowhere, in the quiet hours of loneliness and necessarily drops something. Schubert shudders, involuntarily runs away from a pungent smell or ugly scars or just an evil, hating a stranger, but hurries to invite him - this is too, because the guest was not called at his house - to plant at the table, offer tea, ask how he got. All this ridiculous bustle only annoys the stranger, he flares up, has a vagarist, insults Schubert with swear words, feeling his power over him. Then he agrees to the meal and for a long time, eats noisily and drinks. After waiting for the guest to be saturated, Schubert takes out the notes and holds out to him. This is a light, cheerful play, written the day before for the piano four hands.
The guest painstakingly studies notes, scolds, criticizes. Later they sit down at the piano, the stranger coughing twice noisily, and after a pause they begin to play. Now this fast play does not look either easy or funny. It feels anger, the guest’s mocking, the desire to destroy, gut all the bright in this play, Schubert's nervousness, a frantically pounding heart, fear of not breaking, break. He tries to return that state of lightness, the condition that befell him when he wrote. And at times he succeeds, but the stranger overtakes and mercilessly squeezes all his strength out of him, carrying Schubert in his frantic rhythm on his own notes, as a blind, weak. They play.
And then the stranger's gaze falls on other notes. Those very dear to the heart treasures with which Schubert admired alone.
Now the guest wants to play these. Schubert hesitates, but feels that he is not entitled to refuse. And they begin to play. Directly and sad, as he dreamed of only a few minutes ago. And the notes sparkle, shimmer, and phrases, from the depths of the soul, smoothly flow one into the other.
Then the terrible begins. One stranger plays, and Schubert comes in a non -nome scream. He is not able to do anything. In the game of a stranger, incomplete, not the main, an awkward, a place for Schubert's voice is empty. He asks to stop, he begs, but the stranger goes further, and his game, rough, destructive, fills the room. Overflow, delicate notes somewhere upstairs, are divided into many fragments. And the stranger continues to destroy and destroy, after which he also suddenly disappears.
And there is only one Schubert, stunned and broken. He collects notes, rakes fragments and blows a candle.
Alexey notary
Create with the author: notarious@kgasu.ru
I often wondered what was more difficult for this lonely, poor person, a brilliant and unknown composer: write a symphony for several dozen musicians or fantasy for a piano four hands?
Symphony is understandable. It is necessary to prescribe parties of many tools, combine them together, find people who will fulfill all this.
And four hands are only two people. It would seem so easy: to find one more. But he is not, but Schubert still writes a fantasy of four hands.
He had a very inconspicuous position. Only friends for whom he arranged musical evenings knew about his works. His symphonies began to be performed only many years after death.
But while still living Schubert writes a work that will never perform.
Fantasy begins gently, intimate, from a dark, with one burning candle, the room for anyone, filled with thoughts, sometimes light and sad - the notes seem to spark and shimmer, phrases, terribly similar, smoothly flow one into another, as if he was admiring them, as if he was admiring them, Holding his breath, takes his hands with trembling hands and examines either side, then, on the other, like a child who took out hidden treasures from the box, while parents are sleeping - sometimes anxious and frightened. So they alternated, interrupted each other - where to rush?
Fantasy four hands.
Or maybe he exists, this second performer? Rough, not past, he appears suddenly, out of nowhere, in the quiet hours of loneliness and necessarily drops something. Schubert shudders, involuntarily runs away from a pungent smell or ugly scars or just an evil, hating a stranger, but hurries to invite him - this is too, because the guest was not called at his house - to plant at the table, offer tea, ask how he got. All this ridiculous bustle only annoys the stranger, he flares up, has a vagarist, insults Schubert with swear words, feeling his power over him. Then he agrees to the meal and for a long time, eats noisily and drinks. After waiting for the guest to be saturated, Schubert takes out the notes and holds out to him. This is a light, cheerful play, written the day before for the piano four hands.
The guest painstakingly studies notes, scolds, criticizes. Later they sit down at the piano, the stranger coughing twice noisily, and after a pause they begin to play. Now this fast play does not look either easy or funny. It feels anger, the guest’s mocking, the desire to destroy, gut all the bright in this play, Schubert's nervousness, a frantically pounding heart, fear of not breaking, break. He tries to return that state of lightness, the condition that befell him when he wrote. And at times he succeeds, but the stranger overtakes and mercilessly squeezes all his strength out of him, carrying Schubert in his frantic rhythm on his own notes, as a blind, weak. They play.
And then the stranger's gaze falls on other notes. Those very dear to the heart treasures with which Schubert admired alone.
Now the guest wants to play these. Schubert hesitates, but feels that he is not entitled to refuse. And they begin to play. Directly and sad, as he dreamed of only a few minutes ago. And the notes sparkle, shimmer, and phrases, from the depths of the soul, smoothly flow one into the other.
Then the terrible begins. One stranger plays, and Schubert comes in a non -nome scream. He is not able to do anything. In the game of a stranger, incomplete, not the main, an awkward, a place for Schubert's voice is empty. He asks to stop, he begs, but the stranger goes further, and his game, rough, destructive, fills the room. Overflow, delicate notes somewhere upstairs, are divided into many fragments. And the stranger continues to destroy and destroy, after which he also suddenly disappears.
And there is only one Schubert, stunned and broken. He collects notes, rakes fragments and blows a candle.
Alexey notary
Create with the author: notarious@kgasu.ru