Александр Матюхин - Ф. Лорка. Неверная жена
текст песни
92
0 человек. считает текст песни верным
0 человек считают текст песни неверным
Александр Матюхин - Ф. Лорка. Неверная жена - оригинальный текст песни, перевод, видео
- Текст
- Перевод
НЕВЕРНАЯ ЖЕНА
(пер. А. Гелескула)
И в полночь на край долины
увел я жену чужую,
а думал - она невинна...
То было ночью Сант-Яго,
и, словно сговору рады,
в округе огни погасли
и замерцали цикады.
Я сонных грудей коснулся,
последний проулок минув,
и жарко они раскрылись
кистями ночных жасминов.
А юбки, шурша крахмалом,
в ушах у меня дрожали,
как шелковые завесы,
раскромсанные ножами.
Врастая в безлунный сумрак,
ворчали деревья глухо,
и дальним собачьим лаем
за нами гналась округа...
За голубой ежевикой
у тростникового плеса
я в белый песок впечатал
ее смоляные косы.
Я сдернул шелковый галстук.
Она наряд разбросала.
Я снял ремень с кобурою,
она - четыре корсажа.
Ее жасминная кожа
светилась жемчугом теплым,
нежнее лунного света,
когда скользит он по стеклам.
А бедра ее метались,
как пойманные форели,
то лунным холодом стыли,
то белым огнем горели.
И лучшей в мире дорогой
до первой утренней птицы
меня этой ночью мчала
атласная кобылица...
Тому, кто слывет мужчиной,
нескромничать не пристало,
и я повторять не стану
слова, что она шептала.
В песчинках и поцелуях
она ушла на рассвете.
Кинжалы трефовых лилий
вдогонку рубили ветер.
Я вел себя так, как должно,
цыган до смертного часа.
Я дал ей ларец на память
и больше не стал встречаться,
запомнив обман той ночи
у края речной долины,-
она ведь была замужней,
а мне клялась, что невинна.
(пер. А. Гелескула)
И в полночь на край долины
увел я жену чужую,
а думал - она невинна...
То было ночью Сант-Яго,
и, словно сговору рады,
в округе огни погасли
и замерцали цикады.
Я сонных грудей коснулся,
последний проулок минув,
и жарко они раскрылись
кистями ночных жасминов.
А юбки, шурша крахмалом,
в ушах у меня дрожали,
как шелковые завесы,
раскромсанные ножами.
Врастая в безлунный сумрак,
ворчали деревья глухо,
и дальним собачьим лаем
за нами гналась округа...
За голубой ежевикой
у тростникового плеса
я в белый песок впечатал
ее смоляные косы.
Я сдернул шелковый галстук.
Она наряд разбросала.
Я снял ремень с кобурою,
она - четыре корсажа.
Ее жасминная кожа
светилась жемчугом теплым,
нежнее лунного света,
когда скользит он по стеклам.
А бедра ее метались,
как пойманные форели,
то лунным холодом стыли,
то белым огнем горели.
И лучшей в мире дорогой
до первой утренней птицы
меня этой ночью мчала
атласная кобылица...
Тому, кто слывет мужчиной,
нескромничать не пристало,
и я повторять не стану
слова, что она шептала.
В песчинках и поцелуях
она ушла на рассвете.
Кинжалы трефовых лилий
вдогонку рубили ветер.
Я вел себя так, как должно,
цыган до смертного часа.
Я дал ей ларец на память
и больше не стал встречаться,
запомнив обман той ночи
у края речной долины,-
она ведь была замужней,
а мне клялась, что невинна.
A CHEATING WIFE
(Per. A. Gelleskul)
And at midnight to the edge of the valley
I led my wife alone
And thought she was innocent ...
That was night Sant Yago,
And, as if convolving RADA,
In the streets of the lights went out
And the cycada was frozen.
I touched sleepy breasts,
last alone afternoon,
and they got hot
Night jasmine brushes.
And skirts, a rustle starch,
In my ears, I trembled,
like silk curtains,
Locked knives.
Riser in a lawless dusk,
Ground the trees deaf
and distant dog lem
The district was chased ...
Blue blackberry
for reed pilas
I in the white sand imprinted
Its resin braids.
I drove the silk tie.
She scattered outfit.
I took off the belt with Coburo,
She is four corsages.
Her jasmine leather
glowed pearl warm
tender lunar light
When it slides on the windows.
And hips are rushing her
how caught trout
then the lunar cold was poked
That white fire burned.
And best in the world dear
before the first morning bird
I was silent this night
Satin mare ...
Someone who will hear a man
indiscriminate
and I will not repeat
Words that she whispered.
In grains and kisses
She went at dawn.
Daggers of trephy lilies
The wind fell in the wind.
I behaved like that
Gypsy to mortality.
I gave her a casket for memory
And no longer met,
Removing the deception of that night
At the edge of the river valley, -
she was married
And I swear that innocent.
(Per. A. Gelleskul)
And at midnight to the edge of the valley
I led my wife alone
And thought she was innocent ...
That was night Sant Yago,
And, as if convolving RADA,
In the streets of the lights went out
And the cycada was frozen.
I touched sleepy breasts,
last alone afternoon,
and they got hot
Night jasmine brushes.
And skirts, a rustle starch,
In my ears, I trembled,
like silk curtains,
Locked knives.
Riser in a lawless dusk,
Ground the trees deaf
and distant dog lem
The district was chased ...
Blue blackberry
for reed pilas
I in the white sand imprinted
Its resin braids.
I drove the silk tie.
She scattered outfit.
I took off the belt with Coburo,
She is four corsages.
Her jasmine leather
glowed pearl warm
tender lunar light
When it slides on the windows.
And hips are rushing her
how caught trout
then the lunar cold was poked
That white fire burned.
And best in the world dear
before the first morning bird
I was silent this night
Satin mare ...
Someone who will hear a man
indiscriminate
and I will not repeat
Words that she whispered.
In grains and kisses
She went at dawn.
Daggers of trephy lilies
The wind fell in the wind.
I behaved like that
Gypsy to mortality.
I gave her a casket for memory
And no longer met,
Removing the deception of that night
At the edge of the river valley, -
she was married
And I swear that innocent.
Другие песни исполнителя: