Аля Кудряшева - Извини меня, я всё-таки повзрослела.
текст песни
20
0 человек. считает текст песни верным
0 человек считают текст песни неверным
Аля Кудряшева - Извини меня, я всё-таки повзрослела. - оригинальный текст песни, перевод, видео
- Текст
- Перевод
А все эти наши проблемы, наши одышки, наши черные горячие неудачи оттого, что мы хватаем жизнь за лодыжку и сжимаем ее, и не знаем, что делать дальше. Как почти любимый - вдруг с губой искривленной неожиданно командует: "Марш в постель, мол". А она у нас воробышек, соколенок, голубая девочка с хрупкой нервной системой. Этот как в кино - вонючим дыша поп-корном, по бедру ладошкой потною торопливо, А она-то что? Идет за тобой покорно и живет с тобой, бессмысленной, несчастливой. И она смирится, душу смешную вынет и останется красивым бессмертным телом, но когда она наконец-то тебе привыкнет - ты поймешь, что ты давно ее расхотел.
Нужно нежно ее, так исподволь, ненарочно, отходя, играя, кудри перебирая, распускать ее по ниточке, по шнурочку, взявшись за руки собирать миражи окраин, и когда ты будешь топать в рубахе мятой и лелять в ушах мотив своего Пьяццолы, она выплеснет в лицо изумрудной мяты и накроет тебя своей радостью леденцовой.
Я не знаю, что избавило от оскомин и куда мой яд до капли последней вылит, у меня весна и мир насквозь преисполнен светлой чувственности, прозрачной струны навылет, от движений резких высыпались все маски, ощущаю себя почти несразимо юной, я вдыхаю запах велосипедной смазки, чуть усталый запах конца июня. Я ребенок, мне теперь глубоко неважно, у кого еще я буду уже не-первой. А вокруг хохочет колко и дышит влажно, так что сердце выгибает дугой гипербол.
И становится немножко даже противно от того, что я была неживей и мельче, и мечтала, что вот встретимся на Спортивной и не ты меня, а я тебя не замечу, и прикидываться, что мы совсем незнакомы, и уже всерьез устала, совсем застыла, и когда меня кидало в холодный омут оттого, что кто-то целует тебя в затылок. Только ветер обходит справа, а солнце слева, узнает, шуршит облатками Супрастина. Извини меня, я всё-таки повзрослела. Поздравляй меня, я, кажется, отпустила.
Это можно объяснить золотым астралом, теплым смехом, снежной пылью под сноубордом, я не знала, что внутри у меня застряло столько бешеных живых степеней свободы, я не стала старше, просто я стала тоньше, каждой жилкой, каждой нотой к весне причастна, вот идти домой в ночи и орать истошно, бесконечно, страшно, дико орать от счастья.
Мне так нравится держать это всё в ладонях, без оваций, синим воздухом упиваться. Мне так нравится сбегать из чужого дома, предрассветным холодом по уши умываться, Мне так нравится лететь высоко над миром, белым парусом срываться, как с мыса, с мысли. Оставлять записку: "Ну, с добрым утром, милый. Я люблю тебя. Конечно, в хорошем смысле".
Нужно нежно ее, так исподволь, ненарочно, отходя, играя, кудри перебирая, распускать ее по ниточке, по шнурочку, взявшись за руки собирать миражи окраин, и когда ты будешь топать в рубахе мятой и лелять в ушах мотив своего Пьяццолы, она выплеснет в лицо изумрудной мяты и накроет тебя своей радостью леденцовой.
Я не знаю, что избавило от оскомин и куда мой яд до капли последней вылит, у меня весна и мир насквозь преисполнен светлой чувственности, прозрачной струны навылет, от движений резких высыпались все маски, ощущаю себя почти несразимо юной, я вдыхаю запах велосипедной смазки, чуть усталый запах конца июня. Я ребенок, мне теперь глубоко неважно, у кого еще я буду уже не-первой. А вокруг хохочет колко и дышит влажно, так что сердце выгибает дугой гипербол.
И становится немножко даже противно от того, что я была неживей и мельче, и мечтала, что вот встретимся на Спортивной и не ты меня, а я тебя не замечу, и прикидываться, что мы совсем незнакомы, и уже всерьез устала, совсем застыла, и когда меня кидало в холодный омут оттого, что кто-то целует тебя в затылок. Только ветер обходит справа, а солнце слева, узнает, шуршит облатками Супрастина. Извини меня, я всё-таки повзрослела. Поздравляй меня, я, кажется, отпустила.
Это можно объяснить золотым астралом, теплым смехом, снежной пылью под сноубордом, я не знала, что внутри у меня застряло столько бешеных живых степеней свободы, я не стала старше, просто я стала тоньше, каждой жилкой, каждой нотой к весне причастна, вот идти домой в ночи и орать истошно, бесконечно, страшно, дико орать от счастья.
Мне так нравится держать это всё в ладонях, без оваций, синим воздухом упиваться. Мне так нравится сбегать из чужого дома, предрассветным холодом по уши умываться, Мне так нравится лететь высоко над миром, белым парусом срываться, как с мыса, с мысли. Оставлять записку: "Ну, с добрым утром, милый. Я люблю тебя. Конечно, в хорошем смысле".
And all these problems of ours, our shortness of breath, our black hot failures from the fact that we grab life by the ankle and squeeze it, and do not know what to do next. Like almost a favorite - suddenly with a twisted lip unexpectedly commands: "March to bed, they say." And she is a sparrow, a falcon, a blue girl with a fragile nervous system. This one is like in a movie - breathing stinky popcorn, sweaty palm on the thigh hastily, And what is she? He follows you obediently and lives with you, senseless, unhappy. And she will reconcile herself, she will take out her funny soul and remain a beautiful immortal body, but when she finally gets used to you, you will understand that you have long wanted her.
You need it gently, so gradually, inadvertently, moving away, playing, sorting out curls, unraveling it by thread, by cord, holding hands to collect the mirages of the outskirts, and when you stamp mint in your shirt and cherish the motive of your Piazzola in your ears, it will splash out into the face of emerald mint and will cover you with its candy joy.
I don’t know what got rid of the soreness and where my poison was poured to the last drop, I have spring and the world is completely full of bright sensuality, a transparent string right through, all the masks fell out from sharp movements, I feel almost indescribably young, I inhale the smell of bicycle grease, slightly tired smell of the end of June. I am a child, now it doesn’t really matter to me who else I will not be the first. And all around laughs sharply and breathes wetly, so that the heart arches hyperbole.
And it becomes a little disgusting that I was lifeless and smaller, and dreamed that we would meet at Sportivnaya and not you me, but I would not notice you, and pretend that we were completely unfamiliar, and already seriously tired, completely frozen, and when I was thrown into a cold pool because someone kisses you on the back of the head. Only the wind bypasses to the right, and the sun to the left, recognizes, rustles Suprastin's wafers. I'm sorry, I've grown up. Congratulate me, I seem to have let go.
This can be explained by the golden astral, warm laughter, snow dust under the snowboard, I didn’t know that so many frantic living degrees of freedom were stuck inside me, I didn’t get older, I just became thinner, every vein, every note is involved in spring, here we go home at night and yelling heart-rendingly, endlessly, scary, wildly yelling with happiness.
I like to hold it all in my hands, without applause, to revel in the blue air. I so like to run away from someone else's house, to wash my face in the predawn cold, I so like to fly high above the world, to break like a cape, from thoughts with a white sail. Leave a note: "Well, good morning, honey. I love you. Of course, in a good way."
You need it gently, so gradually, inadvertently, moving away, playing, sorting out curls, unraveling it by thread, by cord, holding hands to collect the mirages of the outskirts, and when you stamp mint in your shirt and cherish the motive of your Piazzola in your ears, it will splash out into the face of emerald mint and will cover you with its candy joy.
I don’t know what got rid of the soreness and where my poison was poured to the last drop, I have spring and the world is completely full of bright sensuality, a transparent string right through, all the masks fell out from sharp movements, I feel almost indescribably young, I inhale the smell of bicycle grease, slightly tired smell of the end of June. I am a child, now it doesn’t really matter to me who else I will not be the first. And all around laughs sharply and breathes wetly, so that the heart arches hyperbole.
And it becomes a little disgusting that I was lifeless and smaller, and dreamed that we would meet at Sportivnaya and not you me, but I would not notice you, and pretend that we were completely unfamiliar, and already seriously tired, completely frozen, and when I was thrown into a cold pool because someone kisses you on the back of the head. Only the wind bypasses to the right, and the sun to the left, recognizes, rustles Suprastin's wafers. I'm sorry, I've grown up. Congratulate me, I seem to have let go.
This can be explained by the golden astral, warm laughter, snow dust under the snowboard, I didn’t know that so many frantic living degrees of freedom were stuck inside me, I didn’t get older, I just became thinner, every vein, every note is involved in spring, here we go home at night and yelling heart-rendingly, endlessly, scary, wildly yelling with happiness.
I like to hold it all in my hands, without applause, to revel in the blue air. I so like to run away from someone else's house, to wash my face in the predawn cold, I so like to fly high above the world, to break like a cape, from thoughts with a white sail. Leave a note: "Well, good morning, honey. I love you. Of course, in a good way."
Другие песни исполнителя: