Аля Кудряшева - Три, два, один - 09 - А все эти наши проблемы...
текст песни
20
0 человек. считает текст песни верным
0 человек считают текст песни неверным
Аля Кудряшева - Три, два, один - 09 - А все эти наши проблемы... - оригинальный текст песни, перевод, видео
- Текст
- Перевод
А все эти наши проблемы, наши одышки, наши черные горячие неудачи оттого, что мы хватаем жизнь за лодыжку и сжимаем ее, и не знаем, что делать дальше. Как почти любимый - вдруг с губой искривленной неожиданно командует: "Марш в постель, мол". А она у нас воробышек, соколенок, голубая девочка с хрупкой нервной системой. Этот как в кино - вонючим дыша поп-корном, по бедру ладошкой потною торопливо, А она-то что? Идет за тобой покорно и живет с тобой, бессмысленной, несчастливой. И она смирится, душу смешную вынет и останется красивым бессмертным телом, но когда она наконец-то тебе привыкнет - ты поймешь, что ты давно ее расхотела.
Нужно нежно ее, так исподволь, ненарочно, отходя, играя, кудри перебирая, распускать ее по ниточке, по шнурочку, взявшись за руки собирать миражи окраин, и когда ты будешь топать в рубахе мятой и лелять в ушах мотив своего Пьяццолы, она выплеснет в лицо изумрудной мяты и накроет тебя своей радостью леденцовой.
Я не знаю, что избавило от оскомин и куда мой яд до капли последней вылит, у меня весна и мир насквозь преисполнен светлой чувственности, прозрачной струны навылет, от движений резких высыпались все маски, ощущаю себя почти несразимо юной, я вдыхаю запах велосипедной смазки, чуть усталый запах конца июня. Я ребенок, мне теперь глубоко неважно, у кого еще я буду уже не-первой. А вокруг хохочет колко и дышит влажно, так что сердце выгибает дугой гипербол.
И становится немножко даже противно от того, что я была неживей и мельче, и мечтала, что вот встретимся на Спортивной и не ты меня, а я тебя не замечу, и прикидываться, что мы совсем незнакомы, и уже всерьез устала, совсем застыла, и когда меня кидало в холодный омут оттого, что кто-то целует тебя в затылок. Только ветер обходит справа, а солнце слева, узнает, шуршит облатками Супрастина. Извини меня, я всё-таки повзрослела. Поздравляй меня, я, кажется, отпустила.
Это можно объяснить золотым астралом, теплым смехом, снежной пылью под сноубордом, я не знала, что внутри у меня застряло столько бешеных живых степеней свободы, я не стала старше, просто я стала тоньше, каждой жилкой, каждой нотой к весне причастна, вот идти домой в ночи и орать истошно, бесконечно, страшно, дико орать от счастья.
Мне так нравится держать это всё в ладонях, без оваций, синим воздухом упиваться. Мне так нравится сбегать из чужого дома, предрассветным холодом по уши умываться, Мне так нравится лететь высоко над миром, белым парусом срываться, как с мыса, с мысли. Оставлять записку: "Ну, с добрым утром, милый. Я люблю тебя. Конечно, в хорошем смысле".
Нужно нежно ее, так исподволь, ненарочно, отходя, играя, кудри перебирая, распускать ее по ниточке, по шнурочку, взявшись за руки собирать миражи окраин, и когда ты будешь топать в рубахе мятой и лелять в ушах мотив своего Пьяццолы, она выплеснет в лицо изумрудной мяты и накроет тебя своей радостью леденцовой.
Я не знаю, что избавило от оскомин и куда мой яд до капли последней вылит, у меня весна и мир насквозь преисполнен светлой чувственности, прозрачной струны навылет, от движений резких высыпались все маски, ощущаю себя почти несразимо юной, я вдыхаю запах велосипедной смазки, чуть усталый запах конца июня. Я ребенок, мне теперь глубоко неважно, у кого еще я буду уже не-первой. А вокруг хохочет колко и дышит влажно, так что сердце выгибает дугой гипербол.
И становится немножко даже противно от того, что я была неживей и мельче, и мечтала, что вот встретимся на Спортивной и не ты меня, а я тебя не замечу, и прикидываться, что мы совсем незнакомы, и уже всерьез устала, совсем застыла, и когда меня кидало в холодный омут оттого, что кто-то целует тебя в затылок. Только ветер обходит справа, а солнце слева, узнает, шуршит облатками Супрастина. Извини меня, я всё-таки повзрослела. Поздравляй меня, я, кажется, отпустила.
Это можно объяснить золотым астралом, теплым смехом, снежной пылью под сноубордом, я не знала, что внутри у меня застряло столько бешеных живых степеней свободы, я не стала старше, просто я стала тоньше, каждой жилкой, каждой нотой к весне причастна, вот идти домой в ночи и орать истошно, бесконечно, страшно, дико орать от счастья.
Мне так нравится держать это всё в ладонях, без оваций, синим воздухом упиваться. Мне так нравится сбегать из чужого дома, предрассветным холодом по уши умываться, Мне так нравится лететь высоко над миром, белым парусом срываться, как с мыса, с мысли. Оставлять записку: "Ну, с добрым утром, милый. Я люблю тебя. Конечно, в хорошем смысле".
And all these problems are our problems, our shortness of breath, our black hot failures because we grab life by the ankle and squeeze it, and we do not know what to do next. As almost beloved - suddenly with a curved lip unexpectedly commands: "Mars to bed, they say." And we have a sparrow, falcon, a blue girl with a fragile nervous system. This one as in the cinema-smelly breathing pop-root, on the thigh with a palm of a sweaty hasty, but what? He follows you dutifully and lives with you, meaningless, unhappy. And she will reconcile, she will take a ridiculous soul and remain a beautiful immortal body, but when she finally gets used to it, you will understand that you have long made her out of her.
You need her gently, so gradually, inadvertently, leaving, playing, sorting through the curls, dissolving it on the thread, on the lace, holding the hands of collecting mirages of the outskirts, and when you stomp in a mint -shaped shirt and lament your piles, it will splash out in the ears. The face of emerald mint and will cover you with his joy Lollice.
I don’t know what got rid of the hrest and where my poison was poured to the last drops, my spring and the world are filled with light sensuality, the transparent string is driven away, all the masks were spilled out of the movements of the sharp ones, I feel almost innocently young, I inhale the smell of bicycle lubricant, I inhale the smell of bicycle lubricant, A little tired smell of the end of June. I am a child, now it’s deeply unwell to me who else I will be no first. And he laughs and breathes moisture and breathes wet, so that the heart bends with an arc hyperbol.
And it becomes a little disgusting that I was inappropriate and smaller, and I dreamed that we would meet on sports and not you, and I won’t notice you, and pretend that we are completely unfamiliar, and was already seriously tired, completely frozen, completely frozen, completely frozen. And when I was thrown into a cold pool because someone kisses you in the back of the head. Only the wind bypasses on the right, and the sun on the left, finds out, rustles with the cassuals of Suprastin. Excuse me, I still matured. Congratulations to me, I seem to let me go.
This can be explained by a gold astral, warm laugh, snow dust under a snowboard, I did not know that so many frantic living degrees of freedom stuck inside me, I did not become older, I just became thinner, every note of every note by the spring, here to go Home in the night and yelling heartily, endlessly, scary, wildly yell with happiness.
I like to keep it all in my palms, without applause, to revel in blue air. I like to run away from someone else's house, wash my ears with a predawn cold, I like to fly high above the world, with a white sail to break off like a cape, from thought. Leave the note: "Well, good morning, dear. I love you. Of course, in a good way."
You need her gently, so gradually, inadvertently, leaving, playing, sorting through the curls, dissolving it on the thread, on the lace, holding the hands of collecting mirages of the outskirts, and when you stomp in a mint -shaped shirt and lament your piles, it will splash out in the ears. The face of emerald mint and will cover you with his joy Lollice.
I don’t know what got rid of the hrest and where my poison was poured to the last drops, my spring and the world are filled with light sensuality, the transparent string is driven away, all the masks were spilled out of the movements of the sharp ones, I feel almost innocently young, I inhale the smell of bicycle lubricant, I inhale the smell of bicycle lubricant, A little tired smell of the end of June. I am a child, now it’s deeply unwell to me who else I will be no first. And he laughs and breathes moisture and breathes wet, so that the heart bends with an arc hyperbol.
And it becomes a little disgusting that I was inappropriate and smaller, and I dreamed that we would meet on sports and not you, and I won’t notice you, and pretend that we are completely unfamiliar, and was already seriously tired, completely frozen, completely frozen, completely frozen. And when I was thrown into a cold pool because someone kisses you in the back of the head. Only the wind bypasses on the right, and the sun on the left, finds out, rustles with the cassuals of Suprastin. Excuse me, I still matured. Congratulations to me, I seem to let me go.
This can be explained by a gold astral, warm laugh, snow dust under a snowboard, I did not know that so many frantic living degrees of freedom stuck inside me, I did not become older, I just became thinner, every note of every note by the spring, here to go Home in the night and yelling heartily, endlessly, scary, wildly yell with happiness.
I like to keep it all in my palms, without applause, to revel in blue air. I like to run away from someone else's house, wash my ears with a predawn cold, I like to fly high above the world, with a white sail to break off like a cape, from thought. Leave the note: "Well, good morning, dear. I love you. Of course, in a good way."
Другие песни исполнителя: