Аля Кудряшева - Вчера был снег, сегодня снег...
текст песни
29
0 человек. считает текст песни верным
0 человек считают текст песни неверным
Аля Кудряшева - Вчера был снег, сегодня снег... - оригинальный текст песни, перевод, видео
- Текст
- Перевод
Вчера был снег, сегодня снег - иду на поводу у всех, пишу нейтрально про погоду. Раз поезд через пару дней, то значит стоит сесть ровней и подвести итоги года.
Читали всё, вплоть до Гюго, да.
Читали всё - до ерунды, но впрочем, толстые труды попортили немало крови. Не миновал ладоней Манн, Вишневский тяготил карман, что ж, Томас Януша суровей, зато у Януша - роман.
Писала мало - но учтем, когда не пишем мы - растём на полстраницы в день, не ниже. А вот напишем - пустота, судите сами, господа, - продашь штук сорок старых книжек - потом полгода немота. И даже проза - вся не та.
Открыли новое метро. Там так же тычут под ребро с различной степенью успеха, а я под грузом рюкзака читаю Блока с КПК. Порою было не до смеха, но в целом как же без него. И музыка над головой.
Да, музыка. Пожалуй вот, что было важно в этот год, что было непереводимо на все другие языки. Важнее этой музыки была война. Необходимо сказать: родные невредимы. Но вот на нервах узелки.
Теперь серьезно. Я росла. Не в сантиметрах без числа, не вверх, не в бок, а вглубь куда-то. Пила, рыдала и спала. Решала срочные дела. Случилось три печальных даты, но мы привыкли. Каждый год - нет-нет, да кто-нибудь уйдет.
Да, кстати, чуть не каждый день мне приносил других людей - с различных уголков планеты. В начале - Сашка. Под конец явился Шурка - брат-близнец, не в Питере, в Москве, но это давно уж суть одной монеты. (эх, телепорт бы наконец)
Вернулся С. Он постарел, смотрел, как раньше - он смотрел, а я не понимала, что мне до этих взглядов "как тогда". Вот так любовная слюда в моей сердечной грубой штольне вся испарилась без следа. Там очень едкая среда.
Но это был прекрасный год, таких годов наперечет - не меньше двух, не больше сотни. Такие тяжело подряд - уж больно тормоза горят, летят покрышки, масло сохнет. Но охрененный звукоряд.
Судьба, не веря в глупости, сжимала ласково в горсти и говорила: "Ты шути, пока что ничего выходит. Ты лишь не прогибайся в хорде - иначе, господи прости."
Хранитель же наоборот мной недоволен в этот год - грозился, обещал отречься, от возмущения потел. И покупал билет в партер. Произносил, рыдая, речи, так пафосно ломая руки, что мне хотелось делать трюки почище розовых пантер.
Законы вечные земли - как встретили, так провели - в кругу друзей, с сосновым чадом, крича и струны теребя. Да, Боже, с праздником тебя - с две тысячи девятым чадом. С удачным сетом. С новым чатом.
Таким был долгим этот год, что странно, что вот-вот уйдет весь этот дымный, больный, млечный. Одних не спас, других сберег, одним - Парнас, другим - ларёк. Восьмерка - это бесконечность, повернутая поперек.
Сухой остаток - вот со мной. Река пропитана луной, как солнцем - яблоко-ранетка. Насквозь - и можно отломать. Держу в руках ее ломоть с мерцающей внутри монеткой. Сухой остаток. Новый счет. И всё. А в общем, что еще?
Читали всё, вплоть до Гюго, да.
Читали всё - до ерунды, но впрочем, толстые труды попортили немало крови. Не миновал ладоней Манн, Вишневский тяготил карман, что ж, Томас Януша суровей, зато у Януша - роман.
Писала мало - но учтем, когда не пишем мы - растём на полстраницы в день, не ниже. А вот напишем - пустота, судите сами, господа, - продашь штук сорок старых книжек - потом полгода немота. И даже проза - вся не та.
Открыли новое метро. Там так же тычут под ребро с различной степенью успеха, а я под грузом рюкзака читаю Блока с КПК. Порою было не до смеха, но в целом как же без него. И музыка над головой.
Да, музыка. Пожалуй вот, что было важно в этот год, что было непереводимо на все другие языки. Важнее этой музыки была война. Необходимо сказать: родные невредимы. Но вот на нервах узелки.
Теперь серьезно. Я росла. Не в сантиметрах без числа, не вверх, не в бок, а вглубь куда-то. Пила, рыдала и спала. Решала срочные дела. Случилось три печальных даты, но мы привыкли. Каждый год - нет-нет, да кто-нибудь уйдет.
Да, кстати, чуть не каждый день мне приносил других людей - с различных уголков планеты. В начале - Сашка. Под конец явился Шурка - брат-близнец, не в Питере, в Москве, но это давно уж суть одной монеты. (эх, телепорт бы наконец)
Вернулся С. Он постарел, смотрел, как раньше - он смотрел, а я не понимала, что мне до этих взглядов "как тогда". Вот так любовная слюда в моей сердечной грубой штольне вся испарилась без следа. Там очень едкая среда.
Но это был прекрасный год, таких годов наперечет - не меньше двух, не больше сотни. Такие тяжело подряд - уж больно тормоза горят, летят покрышки, масло сохнет. Но охрененный звукоряд.
Судьба, не веря в глупости, сжимала ласково в горсти и говорила: "Ты шути, пока что ничего выходит. Ты лишь не прогибайся в хорде - иначе, господи прости."
Хранитель же наоборот мной недоволен в этот год - грозился, обещал отречься, от возмущения потел. И покупал билет в партер. Произносил, рыдая, речи, так пафосно ломая руки, что мне хотелось делать трюки почище розовых пантер.
Законы вечные земли - как встретили, так провели - в кругу друзей, с сосновым чадом, крича и струны теребя. Да, Боже, с праздником тебя - с две тысячи девятым чадом. С удачным сетом. С новым чатом.
Таким был долгим этот год, что странно, что вот-вот уйдет весь этот дымный, больный, млечный. Одних не спас, других сберег, одним - Парнас, другим - ларёк. Восьмерка - это бесконечность, повернутая поперек.
Сухой остаток - вот со мной. Река пропитана луной, как солнцем - яблоко-ранетка. Насквозь - и можно отломать. Держу в руках ее ломоть с мерцающей внутри монеткой. Сухой остаток. Новый счет. И всё. А в общем, что еще?
Yesterday there was snow, today it is snow - I'm going to see everyone, I write neutrally about the weather. Once a train in a couple of days, then it is worth it to sit even and take stock of the year.
They read everything, up to Hugo, yes.
They read everything - to nonsense, but by the way, thick works spoiled a lot of blood. Mann did not pass the palms, Vishnevsky burdened his pocket, well, Thomas Janusz harsh, but Yanush had a novel.
I wrote little - but we take into account when we do not write - we grow up by half a page per day, not lower. But we will write - the void, judge for yourself, gentlemen, - you will sell pieces of forty old books - then six months of non -metabolic. And even prose - all are not the same.
They opened a new metro. There they also poke under a rib with varying degrees of success, and I read a block with a PDA under the load of a backpack. Sometimes it was not laughing, but in general, as without it. And music above the head.
Yes, music. Perhaps this was important this year, which was unequivocal for all other languages. There was a war more important than this music. It must be said: relatives are unharmed. But on the nerves nodules.
Now seriously. I grew up. Not in centimeters without a number, not up, not to the side, but in the deeper. I drank, sobbed and slept. Decided urgent affairs. Three sad dates happened, but we are used to it. Every year-no, no, but someone will leave.
Yes, by the way, almost every day I brought other people - from different corners of the planet. In the beginning - Sashka. In the end, Shurka appeared - the twin brother, not in St. Petersburg, in Moscow, but this is a long time to the essence of one coin. (Eh, teleport would finally)
S. returned, he became old, looked as before - he looked, but I did not understand that I was before these views "how then." So the love mica in my hearty rude adit all evaporated without a trace. There is a very caustic environment.
But it was a wonderful year, there would be no less than two, no more than a hundred such years. Such is hard in a row - the brakes are burning, tires fly, the oil dries. But a fucked sound.
Fate, not believing in stupidity, squeezed affectionately in a handful and said: "You're joking, so far nothing comes out. You just do not bend in the Hord - otherwise, Lord forgive."
The Keeper, on the contrary, was dissatisfied with me this year - threatened, promised to renounce, from indignation. And I bought a ticket to the ground. He pronounced, sobbing, speech, so pathetically breaking his hands that I wanted to make tricks cleaner than pink panther.
The laws of the Eternal Lands - as they met, have been carried out - with friends, with a pine child, screaming and strings of tuck. Yes, God, with the holiday of you - with two thousand ninth children. With a good set. With a new chat.
This year was so long, which is strange that this whole smoky, sick, milky will be about to go away. He did not save some, he saved others, one - Parnassus, the other - a larue. Eight is an infinity turned across.
The dry rest is with me. The river is saturated with the moon, like the sun - an apple -wrenket. Through - and you can break off. I hold in my hands a breaker with a coin flickering inside. Dry residue. New account. And that's it. But in general, what else?
They read everything, up to Hugo, yes.
They read everything - to nonsense, but by the way, thick works spoiled a lot of blood. Mann did not pass the palms, Vishnevsky burdened his pocket, well, Thomas Janusz harsh, but Yanush had a novel.
I wrote little - but we take into account when we do not write - we grow up by half a page per day, not lower. But we will write - the void, judge for yourself, gentlemen, - you will sell pieces of forty old books - then six months of non -metabolic. And even prose - all are not the same.
They opened a new metro. There they also poke under a rib with varying degrees of success, and I read a block with a PDA under the load of a backpack. Sometimes it was not laughing, but in general, as without it. And music above the head.
Yes, music. Perhaps this was important this year, which was unequivocal for all other languages. There was a war more important than this music. It must be said: relatives are unharmed. But on the nerves nodules.
Now seriously. I grew up. Not in centimeters without a number, not up, not to the side, but in the deeper. I drank, sobbed and slept. Decided urgent affairs. Three sad dates happened, but we are used to it. Every year-no, no, but someone will leave.
Yes, by the way, almost every day I brought other people - from different corners of the planet. In the beginning - Sashka. In the end, Shurka appeared - the twin brother, not in St. Petersburg, in Moscow, but this is a long time to the essence of one coin. (Eh, teleport would finally)
S. returned, he became old, looked as before - he looked, but I did not understand that I was before these views "how then." So the love mica in my hearty rude adit all evaporated without a trace. There is a very caustic environment.
But it was a wonderful year, there would be no less than two, no more than a hundred such years. Such is hard in a row - the brakes are burning, tires fly, the oil dries. But a fucked sound.
Fate, not believing in stupidity, squeezed affectionately in a handful and said: "You're joking, so far nothing comes out. You just do not bend in the Hord - otherwise, Lord forgive."
The Keeper, on the contrary, was dissatisfied with me this year - threatened, promised to renounce, from indignation. And I bought a ticket to the ground. He pronounced, sobbing, speech, so pathetically breaking his hands that I wanted to make tricks cleaner than pink panther.
The laws of the Eternal Lands - as they met, have been carried out - with friends, with a pine child, screaming and strings of tuck. Yes, God, with the holiday of you - with two thousand ninth children. With a good set. With a new chat.
This year was so long, which is strange that this whole smoky, sick, milky will be about to go away. He did not save some, he saved others, one - Parnassus, the other - a larue. Eight is an infinity turned across.
The dry rest is with me. The river is saturated with the moon, like the sun - an apple -wrenket. Through - and you can break off. I hold in my hands a breaker with a coin flickering inside. Dry residue. New account. And that's it. But in general, what else?
Другие песни исполнителя: